– Ты уже называла субботу.
– Да. Но сколько дней прошло с тех пор?
– Можешь ты посчитать от понедельника до четверга?
Рахиль нахмурилась, зашевелила губами. Сразу у нее не получилось, она стала загибать пальцы.
– Четыре дня? – спросила она.
– Умница, – похвалил Сол. – А можешь ты сказать мне, сколько будет десять минус четыре, детка?
– Что такое минус?
Усилием воли Сол заставил себя снова уткнуться в трактат.
– Ничего, – ответил он. – Это такая штука, про которую тебе расскажут в школе.
– Мы поедем домой завтра?
– Да.
Как-то утром, когда Рахиль ушла играть с Джуди (она стала слишком маленькой, чтобы ходить в школу), Сара сказала:
– Сол, нам надо отвезти ее на Гиперион.
– Что? – Сол изумленно уставился на нее.
– Ты слышал что. Мы не можем ждать. Скоро она разучится ходить… говорить. Кроме того, мы не становимся моложе. – Сара невесело рассмеялась. – Звучит странно. Да? Но мы действительно не молодеем. Через год-два поульсенизация перестанет действовать.
– Сара, разве ты забыла? Все врачи говорят, что Рахиль не перенесет криогенную фугу. А без этого нечего думать о сверхсветовом полете. Эффект Хоукинга может лишить ее рассудка… или хуже.
– Это пустяки, – сказала Сара. – Рахили нужно возвратиться на Гиперион.
– Ну подумай, что ты говоришь? – Сол уже начинал сердиться.
Тогда Сара сжала его руку.
– Ты что, один видел тот сон?
– Сон? – Он еле выговорил это слово.
Она вздохнула и села у белого кухонного стола. Утреннее солнце заглянуло в окно, осветив, словно желтым прожектором, цветы на подоконнике.
– Темное помещение, – сказала она. – Красные огни наверху. И этот голос. Он велит нам… велит нам взять… отправиться на Гиперион. Совершить… жертвоприношение.
Во рту у Сола пересохло, сердце бешено заколотилось.
– К кому… к кому он обращался в этом сне?
Сара странно на него посмотрела.
– К нам обоим. Если бы тебя не было там… в этом сне, вместе со мной… как бы я переносила его все эти годы?
Сол рухнул в кресло и удивленно уставился на лежавшую на столе руку. Суставы, разбухшие от артрита, набрякшие жилы, пятна… Это, конечно же, его рука. Он, словно со стороны, услышал собственный голос:
– Ты ни разу не упомянула об этом. Ни единого словечка…
На этот раз Сара рассмеялась без горечи.
– А зачем? Каждый раз мы оба сразу же просыпались. И ты был весь в испарине. Я же догадалась, что это был не просто сон. Надо ехать, отец. На Гиперион.
Сол пошевелил рукой. Она по-прежнему казалась ему инородным телом.
– Почему? Ну, Бога ради, почему, Сара? Мы ведь не можем… принести Рахиль…
– Конечно нет, отец. Разве ты не думал обо всем этом? Мы должны поехать на Гиперион… туда, куда нас призывает наш сон… и принести в жертву себя вместо нее.
– Себя, – повторил Сол. Ему показалось, что у него начинается сердечный приступ. Грудь так сильно болела, что он не мог вздохнуть. Он сидел молча целую минуту, уверенный, что, если попытается произнести хоть слово, тут же разрыдается. Собравшись с силами, он сказал наконец:
– А ты давно уже… придумала все это, мать?
– Давно ли я знаю, что мы должны делать? Год. Немногим больше года. Сразу же после того, как ей исполнилось пять лет.
– Целый год! Но почему ты ничего мне не сказала?
– Я ждала. Ждала, что ты поймешь. Что тоже будешь знать.
Сол покачал головой. Комната куда-то уплывала и качалась.
– Нет. То есть пока еще мне кажется, что нет… Мне нужно подумать, мать.
Сол увидел, как незнакомая рука с набрякшими жилами похлопала по знакомой руке Сары.
Она кивнула ему.
Сол провел три дня и три ночи в каменной пустыне, питаясь только черствым хлебом, который запивал водой из конденсаторного термоса.
Десятки тысяч раз за прошедшие двадцать лет он мечтал о том, чтобы болезнь Рахили перешла к нему: ведь если кто-то должен страдать, то, конечно, отец, а не ребенок. Вероятно, все родители на его месте думали бы так же – они так и делают каждый раз, когда их ребенок тяжело заболеет или угодит в аварию. Но здесь все сложнее.
На третий день в этом пекле, когда он дремал в тени большой каменной плиты, Сол узнал: да, действительно сложнее.
«Мог бы Авраам дать такой ответ Богу? Что он сам будет жертвой, а не Исаак?»
«Авраам мог так ответить. А ты не можешь».
«Почему?»
И словно в ответ Сол, как в бреду, увидел обнаженных людей, шагающих к печам сквозь строй мужчин, вооруженных автоматами, и матерей, прячущих своих детей под грудами одежды. Он увидел мужчин и женщин с кожей, свисавшей обугленными лохмотьями, которые выкапывали перепуганных детей из пепла еще совсем недавно существовавшего города. Сол знал, что все это не сон, а реальные картины Первого и Второго Холокоста, и, понимая это, еще до того, как в его мозгу прозвучал тот голос, он уже знал, каким будет ответ. Каким он должен быть.
«Родители уже предлагали себя. Эта жертва уже принята. Все это в прошлом».
«Но что же тогда? Что?»
Ответом было молчание. Сол, стоявший на самом солнцепеке, с трудом держался на ногах. Черная птица кружила у него над головой, а может, то была просто галлюцинация. Сол погрозил кулаком свинцово-серому небу.
«Ты использовал нацистов как свое оружие. Они безумцы. Чудовища. Ты и сам чудовище, будь Ты проклят».
«Нет».
Земля закачалась у него под ногами, и Сол рухнул на острые камни. Он подумал, что это не так уж отличается от прикосновения к шершавой стене. Камень величиной с кулак жег ему щеку.
«Авраам повиновался, и для него это был правильный выбор, – подумал Сол. – Ведь этически Авраам сам был ребенком. В те времена все люди были детьми. Правильным выбором для детей Авраама было стать взрослыми и принести в жертву себя вместо детей. Каков же правильный ответ для нас?»
Ответа не было. Земля и небо перестали вращаться. Подождав немного, Сол неуверенно встал, стер кровь и грязь со щеки и медленно побрел к лежавшему внизу, в долине, городу.
– Нет, – сказал он Саре, – мы не поедем на Гиперион. Это неверное решение.
– Ты предпочитаешь ничего не делать. – Губы Сары побелели, когда она произносила эти слова, но голос оставался спокойным.
– Я предпочитаю не совершать ошибок.
Сара громко вздохнула и махнула рукой в сторону окна. Там во дворе их четырехлетняя дочка каталась на игрушечной лошадке.
– Ты полагаешь, у нее осталось время, чтобы мы с тобой успели совершить какую-нибудь ошибку… или вообще что-нибудь… совершить?
– Сядь, мать.
Сара не шевельнулась. На ее джинсах поблескивали крупинки сахара. Солу вспомнилась обнаженная девушка, выходящая из фосфоресцирующей пены, полоса которой тянулась за плавучим островом на Мауи-Обетованной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});