Делаж держал ладонь вопиюще долго и отпустил лопатку Князевой, только когда бармен с бейджиком на имя «Василий» налил французу стакан виски. Она же сама обернулась через плечо в надежде встретить взгляд кого-либо из бригадиров или охраны Белова, но жест своего беспокойства ловко спрятала за поправлением локонов.
Из-за дверей приоткрытого зала слышались голоса двоюродного брата, Макса и Космоса.
«Дьявол»
— Где ваши сопровождающие, мсье Делаж? — спросила Князева и через миг только от своего вопроса поняла, что поинтересовалась вещью, которая её никак не касалась. Она обернулась обратно и на взгляд француза, прикованного к запястьям своим, наткнулась.
По спине и, в особенности, на месте, где лежала рука Амори, выступила бусинками испарина.
— Я их отпустил до завтрашнего утра. Они изъявили о желании посмотреть Москву.
Князева дёрнула уголком губ, давя усмешку; как-то нескладно получается. Отчего же Делажу такая охрана, за которую он не держится особо? Раз бугаи так его «берегут», то, может, Амори вообще в Хименесе и де Фарсеас необходимости не видит? А с собой их взял только для вида, статуса?
Амори её усмешку растолковал иначе и, чуть наклонив голову вбок, спросил:
— Думаете, не стоило?
— Думаю, что это не моё дело.
Делаж расхохотался низко, как не смеялся ни один злодей из фильмов ужасов, и протянул излишне тягуче:
— Откуда такая уверенность, Анна, в том, что всё, происходящее вокруг вас, конкретно к вам никакого отношения не имеет? — и чуть отодвинул от себя бокал, обходя девушку слева, присел на стул напротив Князевой. Она лицом к нему не обернулась, вдруг побоявшись вздохнуть слишком громко от такого вопроса.
А в голове, как произносимый в рупор, приказ: «Держи лицо равнодушным, не позволяй себе эмоций!..»
— Я же не просто так вас спрашиваю обо всём… — протянул снова Делаж, но, не получив от Князевой ни взгляда, вдруг ушёл в рассуждения: — Всё пытаюсь с вами поговорить, а вы уверяете меня, что не ваше дело… Может, вы просто в себе не уверены?
Анне показалось, что где-то что-то взорвалось. Отчего иначе у неё дыхание спёрло в груди так сильно, словно воздух ночного клуба стал казаться сухим и затхлым?
Очень захотелось обернуться и в возмущении французу залепить пощечину. Потом процокать каблуками к выходу, не боясь, что за ней кинутся, дабы кости пересчитать, и поймать такси до Скаковой, заканчивая тем самым тяжелый день своего рождения.
Да, в конце концов, что он себе только позволяет!..
Но Амори вскинул быстро руки:
— Не в обиду вам, мадмуазель Князева. Мне кажется, что в этом нет вашей вины. Зерно неуверенности было посеяно другими людьми, а теперь пустило корни. Или даже дало плоды.
Она тяжело вздохнула, ощущая, как сердце с тягостью сокращалось в груди в попытке снести рёбра тараном. В голове Анны мелькнула мысль, что если бы сейчас Князева в зеркало посмотрела, то в глазах своих не увидела зрачка — вот как сильно сузился бы он от злобы.
— Когда кажется, креститься надо, — по-русски кинула сквозь плотно сжатые зубы.
Делаж продолжал, внимательно следя за дрожанием фаланг пальцев Князевой, исправно собирающихся в кулаки:
— Возможно, с вами не делились семейными хлопотами в детстве?
Анна качнула головой, хотя и не желала отвечать.
— Или ваше мнение не учитывалось при разговорах с родителями?
Князева снова качнула в отрицании головой, хотя и чувствовала, что врала. Но Амори Делаж, криминальный авторитет из столицы Франции, явно не был тем человеком, с которым Ане хотелось бы делиться детскими травмами. Тем более, делиться не на трезвую голову!..
Мсье Делаж чуть наклонился, словно в лицо Анны пытался заглянуть, и её взгляд снова кинулся к дверям зала.
Все ещё никого.
«Позову, если он опять попытается меня коснуться», — решила Князева.
Пальцы на ножке бокала от вина крепче сжались, но не поднесли фужера к губам.
— Тогда, может, дело в образовании? В его закостенелой системе, вынуждающей думать так, как угодно большинству?
— Нет, — снова кинула Князева, уже не лгала. — У меня прекрасное образование.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Охотно верю, — поддакнул Амори. Анна вдруг услышала в его голосе какой-то щелчок, вспышку. Отчего-то у неё сразу возникла в голове ассоциация с вампиром, почувствовавшим поблизости каплю свежей, ещё не опробованной крови, до которой сразу задушила дикая жажда.
«В руках, Анна, держи себя в руках…»
— Вы обучались французскому языку в университете? Или знаете его со школьной скамьи?
— В высшем учебном заведении. В Латвии.
— Помнится, летом там была война? –скорбно уточнил Амори.
Князева чуть ли не впервые ощутила, что имел в виду Пчёла, когда говорил, что у него «кулаки чесались». В тот миг руки у Анны чуть ли кожей не трескались от желания заткнуть, наконец, Делажа, который… был просто ей неприятен. На каком-то подсознательном уровне.
Он казался ей скользким. Прямо как лягушка — главный деликатес французской кухни, согласно стереотипам, укоренившимся в сознании людей стран бывшего Союза.
— Государственный переворот, — поправила его девушка и всё-таки потянулась к бокалу, чтобы хоть как-то горло смочить. Можно было даже вином, лишь сильнее сгущающему духоту в груди.
Француз в мнимом сожалении зацокал часто-часто языком, чуть качнул головой:
— Ужасно. Сколько мирных людей пострадало!..
У Анны на мгновение мир стал чёрно-белым, теряя краски, а потом вернулся в норму, но после обесцвеченной картины чуть ли не взорвался обилием яркости.
Она, не поднимая головы, взглянула вбок, на Амори. Напомнила себе, что у Делажа точно уж сердце не обливалось кровью за балтийский город, что он, если и следил за ситуацией, то только с целью наживиться как-нибудь.
Например, «толкнуть» по теневым путям какой-нибудь группе мародёров свои термитные смеси и получить за них миллионы обесценивающихся рублей, какие едва можно было перевести в сотню евро.
Анна глотнула вина, когда Амори вдруг стёр с уголка губ каплю алкоголя и приподнялся с места, делая к Князевой шаг:
— Раз дело не в детстве, не в школе и не университете, то, может, всему виной ваши друзья?
— Вы не знаете в глаза ни одного моего друга, — отчеканила Князева и снова обернулась на зал. Да, сука, где все?! — Что позволяет вам говорить так о незнакомых людях?
— Значит, Белов вам не друг? — всё допытывался француз, с каждым вопросом своим всё наклоняя голову к девушке. — Его… коллеги тоже вам никто?
— Никто, — соврала отчаянно Анна и не поняла вдруг, отчего вдруг Делаж так за Сашу, его окружение зацепился. Мысли в голове носились всполохами электричества, а когда сталкивались, выбрасывали в стороны снопы искр, вынуждая дендриты плавиться.
Голова была готова задымиться, когда Амори вдруг усмехнулся, расставил руки на барной стойке по обоим сторонам от Князевой и спросил:
— И в сердце вашем пусто?
«Ах ты с…»
Девушка почти раскрыла рот, чтобы ответить, но в последний миг осеклась, не зная, что лучше французу сказать. Соврать, что под боком никакого мужчину не держит, или позволить себе правду?
Она снова кинула взгляд на дверь зала.
Амори воспринял прерывание зрительного контакта за попытку кокетства и, усмехаясь самому себе, взял вдруг девушку за подбородок, вернул зеленоглазый взор на себя.
Князева одновременно вспыхнула кожей и похолодела изнутри. Это касание — абсолютно вульгарное — расставило всё по своим местам. Анна сжала руки, какие оказались почти неподвижны, на складках платья и едва не проскрежетала:
— Вы забываетесь, мсье Делаж.
Желание дать по лицу французу переходило в потребность, только девушка держалась до последнего. Напоминала себе, что она своей выходкой может разрушить шаткий мир, какого Белый на переговорах достиг.
Но и позволять Амори трогать себя за лицо не могла.
— Мадмуазель Князева, — опять протянул, словно будучи котом, Амори, заглядывая в глазки ненакрашенные. — Я лишь пытаюсь понять, почему вы так себя недооцениваете.