Верка тоже удивлённо разглядывала Риту. Она не видела её несколько лет и была поражена, насколько дочь выросла и похорошела. Но почему-то вместо радости у Верки вспыхнуло чувство зависти, что дочь, в отличие от неё, все эти годы жила припеваючи, купалась в деньгах, была окружена лаской и заботой Бронтозаврихи. А её, Верку, родную мать Риты и законную жену Вадима, выгнали как дворовую собачонку на улицу, где ей суждено было вдоволь нахлебаться горя и где ей приходится каждый день вкалывать на унизительной работе, чтобы не сдохнуть от голода. А дочь вон стоит сытая и румяная, в дорогой одежде и ещё с укором пялится на неё.
Нарушил молчание Вовчик.
– Мамуль, я забыл тебе рассказать. Эта девица в соболях сегодня целое утро по нашему бараку шлындает, чегой-то вынюхивает, – доложил он Верке и повернулся к Рите. – Ну чё вам, дамочка, от нас надо? Не видите, что ли, культурные люди пожрать сели. Не перебивайте аппетиту. Говорите быстрее свою проблему и освобождайте жилплощадь.
Видно было, что Вовчик старается показать Верке, что всякие там красотки на него не производят никакого впечатления. Он боялся малейшей ревности сожительницы. Ведь он так хорошо пригрелся на её шее.
– Мамуль, она глухонемая, – хохотнул Вовчик. – Дамочка, либо сообщите нам цель своего визита, либо шкандыбайте отседова.
Вовчик кривлялся, стараясь развеселить любовницу. Но Верка почему-то разозлилась на него.
– Заткнись! – цыкнула она. – Это дочь моя. Ну что, Рита, всё-таки соизволила вернуться? Наконец-то! А я уж думала, что придётся тебя за космы волоком домой тащить. Отъелась на чужих хлебах? Домой уже и не тянет? Хватит, нагулялась. Теперь со мной жить будешь. Ну что встала? Раздевайся и проходи.
Рита ничего не понимала. Мать вместо того, чтобы оправдываться, почему она совсем бросила родную дочь, накинулась ещё на неё с упрёками!
Рита сняла шубу с шапкой, с трудом прицепила всё это на гвозди, вбитые в стену, сняла унты и растерянно посмотрела на мать.
– А ещё тапочки у вас есть?
– Нет, извините, к вашему торжественному возвращению не приготовились, – съехидничала Верка. – Бронтозавриха что, пожмотилась тебе с собой вещи собрать?
– Не смей бабушку так называть! – не выдержала Рита.
– Что?! – взревела Верка. – Заступаешься за неё? Ба-а-бушка! Эта тварь подколодная выгнала меня беременную из дома! Я чуть не сдохла на улице без жилья, без куска хлеба, без копейки денег! Я хотела под машину от горя броситься! И тебя я, между прочим, на какой-то стройке чуть ли не в снегу родила. А теперь она ба-а-бушка! Ты забыла, как жила здесь со мной? Забыла, как пухла с голоду, как собирала пустые бутылки в парке? И что твоя бабушка? Заботилась о тебе? Ночами не спала? Денежки тебе на еду и на одежду давала? Чёрта с два! Она не желала даже думать о тебе! Она со своим Вадюшей жрали чёрную икру ложками, ходили в шелках да мехах, а на нас с тобой плевали с высокой колокольни!
– Многие люди совершают ошибки в своей жизни, за которые им потом очень стыдно. Бабушка очень раскаивалась из-за этого.
– Раскаивалась? Да мне насрать на то, что она раскаивалась! Она мою жизнь загубила! – Верка отчаянно стукнула себя в грудь. – Она всё отняла у меня: любовь, семью, дом, счастье! У, тварь! Я её ненавижу! И я не успокоюсь, пока также не загублю её жизнь!
Рита побелела.
– Бабушка умерла, – сказала она очень тихо, – она погибла.
Верка тут же осеклась. Вся злость её пропала.
– Погибла?! Господи!
Повисло тягостное молчание.
– Царство ей небесное, – горестно произнёс Вовчик и тут же забулькал водкой, радуясь поводу открыто напиться, – давайте помянем грешницу.
– Ну что ты возле двери стоишь? – сказала Верка уже миролюбиво. – Проходи, садись за стол. Здесь никто не будет тебя особо приглашать. Вовчик, доставай ещё два стакана. Помянем старуху.
Рита прошлёпала по холодному полу и села за стол, с брезгливостью отодвинув от себя грязную тарелку. Верка, заметив это, нахмурилась, но промолчала. Вовчик радостно засуетился. Он обожал пить за компанию, неважно даже по какому поводу. Одному хоть и приходилось выпивать, но было скучно. Вовчик поставил стаканы и разлил в них дешёвую водку.
– Нет-нет, я не пью, – возразила Рита.
– А ты пригуби чисто символически, – посоветовала Верка, – надо же помянуть твою бабку.
Рита подняла стакан.
– Ну, выпьем за… – поднявшись, начал изображать из себя тамаду Вовчик.
– Сядь, – поморщилась Верка. – Ну что, дочь, давай помянем её. Пусть теперь Бог решает, если он там есть, грешна она была или нет. А мы, оставшиеся мучиться в этой поганой жизни, плохого о ней больше не имеем права говорить. Простим её. Пусть покоится она теперь с миром. Царство ей небесное!
– Эх, хорошо сказала, душевно, – прослезился Вовчик и залпом опустошил стакан.
На Риту опять накатилась тоска и отчаяние. Вновь перед ней промелькнули те страшные дни похорон. Она смахнула с щеки слезу. Но, как ни старалась, сдерживаться больше не могла. Слёзы полились из глаз, и Рита закрыла лицо руками. Верка, подобревшая после первого же стакана, придвинулась к дочери, обняла её за плечи и прижалась головой к её голове.
– Поплачь, поплачь, дочка. Авось полегчает. Что я, не понимаю, что ли, как тяжело терять тех, к кому привыкаешь.
Этот, пусть минутный, порыв, пусть даже пьяная ласка опять сблизила мать и дочь. Рита благодаря своей доверчивости и доброте с лёгкостью всегда прощала обиды. Вот и сейчас она готова была всё забыть и всё простить матери. Она тоже обняла Верку, и они вместе заплакали. Вовчик, видя такую картину, тоже пьяненько заскулил.
Риту уложили спать на её старом диванчике. Правда, теперь ей пришлось подогнуть ноги, чтобы уместиться на нём. А Верка с Вовчиком ещё долго продолжали сидеть за столом. Они допили до конца бутылку, и теперь Верка тихо пела тоскливые песни, а Вовчик, подперев рукой голову, боролся со сном.
– А я-то подумала, что Бронтозавриха глупее, чем я ожидала, – произнесла вдруг Верка, обращаясь скорее к самой себе, – что она вместо того, чтобы спрятать девчонку, отправила её ко мне.
Рита, видно от нервных потрясений, проспала очень долго. Сквозь сон она слышала, как зазвенел будильник, как мать собралась и ушла на работу. Но проснулась она только около одиннадцати часов утра. Солнце залило всю комнату ярким светом, обнажая убогость обстановки и грязь. Рита обвела взглядом помещение, брезгливо останавливаясь на толстом слое пыли, покрывающем полупустые полки серванта, на засохших остатках еды под столом, на кособоких, с облупленной краской табуретках. Рита встала, быстро оделась, сходила на кухню и умылась холодной водой. Правда, зубы пока было чистить нечем – щётки и пасты не было, а спрашивать у Вовчика не хотелось. Пришлось просто прополоскать рот. В это время никого из жильцов не было, чему Рита была рада. Вернувшись в комнату, она принялась за уборку.