Вы можете себе представить, как я был поражен, когда, вернувшись из продолжительной поездки, был встречен ею холоднее обыкновенного, и эта холодность усиливалась с каждым днем. Казалось, что она тяготилась моим присутствием и с нетерпением ждала моего отъезда.
Я решил во чтобы то ни стало узнать причину такой перемены.
Однажды, когда корабль должен был уходить в Чарлстон, я отказался от службы, рассчитался с капитаном и сошел на берег. Анна ничего этого не знала и была уверена, что я отправился в Чарлстон. Но она ошиблась. Я стал за ней следить. За несколько месяцев перед этим я дал ей возможность войти в компанию с одной вдовой и открыть маленькую галантерейную лавочку для того, чтобы Анна не скучала без дела. Она находилась постоянно в лавочке, и я избрал такой пункт, откуда мог удобно наблюдать за всем, что там делается, не будучи замеченным. Мне не долго пришлось разыгрывать роль шпиона: скоро открылась причина перемены, происшедшей с Анной.
Почти каждый день в лавочку приходил молодой человек фатоватой наружности и подолгу оставался с ней. По вечерам они вместе уходили в театр, танцевальные залы или в другие увеселительные места. Я выследил его и узнал, что он служит клерком и имеет две квартиры. Мне было ясно, что он обманывает Анну и никогда не женится на ней.
Я не знал, что делать. Если открыться, пойти к Анне и сказать, что этот молодой человек обманывает ее, то она этому не поверит.
Это открытие разбило всю мою жизнь. Я почувствовал к Анне большую ненависть. Все мои жертвы, все мои девятилетние труды и заботы о ней она считала за ничто и променяла меня на какого-то пустого франта. Она оказалась неблагодарной, и я почувствовал себя страшно оскорбленным. Я решил оставить ее и отправиться в новое плавание. Может быть это было и неправильно, но в то время я иначе поступить не мог.
Я отправился в Индию, и на этот раз на очень продолжительное время — на четырнадцать месяцев.
Я не забыл Анны и продолжал любить ее, хотя хорошо знал, что она никогда не будет моей женой.
Вернувшись из Индии, я пошел в маленькую лавочку, но Анны уже там не было. Я нашел ее в рабочем доме, в том самом, из которого ее взяли ребенком. Она была матерью семимесячного ребенка. Негодяй, как я и думал, обманул и не женился на ней. Он ее бросил.
Я взял ее из рабочего дома и поместил в более или менее комфортабельную обстановку. Теперь она сразу почувствовала разницу в поведении моем и того негодяя, который ее обманул. Она на коленях, рыдая, просила меня простить ее. Называла себя безумной, что не могла оценить раньше моей любви.
— Я прощаю вас, Анна, — сказал я, — иначе я не вернулся бы к вам.
— И вы полюбите меня так же, как и раньше? — спросила она.
— Вероятно, полюблю.
— Джек, — сказала она, — вы самый благородный человек на всем свете; я только теперь по настоящему вас оценила. О! Как я была глупа, что раньше не старалась понять этого!
Я прожил в Лондоне на этот раз довольно долго, каждый день ходил к Анне и видел, что раскаяние ее было искренне, и что она теперь на самом деле полюбила меня. Бедная девочка! Она рассчитывала еще быть счастливой, но ошиблась.
Когда я израсходовал все деньги, решил оставить ее. Жениться на ней, по крайней мере теперь, я не мог. Я чувствовал, что буду самым несчастным человеком, да и ей не дам счастья. И кроме того, это послужит ей хорошим уроком. Но это погубило ее.
Я отправился снова в Индию и пробыл там четырнадцать месяцев.
Вернувшись в Лондон, я стал разыскивать Анну, но было поздно. Она умерла в том же рабочем доме, где была раньше.
С этих пор я стал тем Сторми Джеком, каким вы меня знаете.
Глава XIII
МЕДВЕДЬ В ОГНЕ
После смерти Гайнена я оставил Сонору и двинулся к реке Туолумне. Сторми обещал последовать за мною, как только закончит свои дела по товариществу. Я поселился близ маленького города Джексонвиля, где и начал свои работы. На этот раз моя работа пошла так успешно, что я нанял нескольких рабочих, а сам поселился в самом городке, где устроился довольно удобно.
Однажды я получил от Сторми записку, которую разбирал почти целый день; только после усиленных трудов я понял, что пишет старый моряк. На следующий день в Соноре рудокопы собирались учить «манерам» одного разбойника, повесив его на дереве. Он убил свою жену, и рудокопы после короткого следствия и суда признали его виновным и решили расправиться с ним судом Линча.
«Мне кажется, — писал старый моряк, — что этого человека я видел несколько лет тому назад, и что вы узнаете его, когда увидите, хотя, конечно, могу и ошибаться. Приезжайте и посмотрите на него сами. Я жду вас завтра к одиннадцати часам утра в моей палатке».
Хотя фамилия разбойника была совершенно неизвестна Сторми, это не имело никакого значения.
Письмо Сторми сильно взволновало меня. Кто этот разбойник, которого я знал и которого также знал много лет тому назад Сторми? Как молния меня пронзила страшная мысль, что разбойник был Лери, и что его несчастная жертва моя мать.
Сонора лежала от Джексонвиля в тридцати милях. Я вышел еще до восхода солнца и пошел пешком, так как все равно пришел бы на несколько часов раньше назначенного времени. Пройдя около мили, я свернул с большой дороги на тропинку, которая значительно сокращала расстояние. Я прошел еще более половины пути и находился вблизи густой лесной чащи, когда вдруг из-за кустов выскочил большой медведь-гризли и бросился на меня.
На мое счастье поблизости рос большой дуб с низкими, горизонтально распростертыми ветвями. Я едва успел схватиться за ветку и быстро взобраться наверх. Хорошо, что это был не бурый медведь, а гризли, который не может лазить по деревьям. Мой враг — большая медведица, — расположилась под деревом, на котором я сидел, вместе со своими двумя медвежатами и стала с ними играть. Я сначала с большим любопытством смотрел на их возню, но вскоре мысль о моем положении настолько заняла меня, что игра медвежат уже не доставляла мне никакого удовольствия. У меня не было с собой ни кинжала, ни револьвера. Я очутился в осаде, снять которую могла только медведица.
Но она не намерена была этого делать, пока здесь находились медвежата. Шанс, что кто-нибудь придет и выручит меня, был мало вероятен. Осада предстояла продолжительная.
Я закурил сигару, сделал глоток бренди из фляжки и стал обдумывать способы выбраться из своего затруднительного положения.
Время от времени медведица пыталась стряхнуть меня с дерева, но я видел, что ее попытки тщетны.
Больше всего меня беспокоило то обстоятельство, что я могу опоздать в Сонору. Кроме того, так как я вышел из дому без завтрака, я начал ощущать голод и жажду. Сигара отчасти помогала мне заглушать муки голода.