Во время чтения им овладело странное беспокойство.
— Вы были моим товарищем, — сказал он, быстро повернувшись ко мне. — Я вам рассказывал кое-что из истории своей, жизни. Прочитайте это письмо и вы узнаете больше. Это письмо от Аманды Мильн.
Я взял письмо и прочитал следующее: «Я поняла, какой вы честный и мужественный человек! Из-за меня с вами поступили несправедливо. У меня не хватило смелости рассказать правду о том, как к вам попал кошелек, который я вам подарила. Ричард! Я люблю вас и любила, когда еще была ребенком».
Гайнен с волнением мял письмо между пальцами, не в состоянии больше читать. Я видел, как он внезапно поднял свои руки к тому месту, где были уши и с глубоким волнением прошептал: «Слишком поздно! Слишком поздно!»
В следующий момент послышалось подозрительное щелканье, и затем грянул выстрел. Я бросился вперед, повторяя невольно слова товарища: «Слишком поздно!» Передо мною лежал бездыханный труп.
Мы со Сторми похоронили тело несчастного товарища, положив в могилу шелковый кошелек и письмо Аманды.
Глава XII
АВТОБИОГРАФИЯ СТОРМИ
Сторми играл слишком большую роль в моей жизни. Во время наших прогулок в свободное от работы время он рассказал мне о себе.
— Первые воспоминания о моем детстве не радостны, — начал Сторми, — мой отец часто напивался и в таком состоянии не мог двинуться с места. Мать била его тогда чем попало, в результате лицо отца было всегда покрыто царапинами и синяками. Со мной мать обращалась не лучше; наша выносливость удивляла соседей. Когда мне было около тринадцати лет, родители пришли к убеждению, что они не могут более прокормить самих себя, тем более еще меня. Стараниями друзей они, в конце концов, попали в рабочий дом, куда вместе с ними был взят и я. Отец и мать пробыли в рабочем доме недолго: через год оба умерли. Меня отдали в ученики, или, правильнее сказать, продали пекарю.
В пекарне было много дел. По ночам я не мог спать — я должен был помогать рабочим, а затем каждое утро, в течение двух или трех часов, с тяжелой корзиной хлеба на голове обойти городских покупателей и заказчиков. При такой тяжелой работе я был почти всегда голоден. Только во время разноски товара по покупателям я отчасти утолял голод, отламывая по маленькому кусочку от каждого хлеба с таким расчетом, чтобы при осмотре хлеба этого нельзя было заметить. Я еще не сказал вам, что моя родина Лондон, и, если бы вы знали кое-что об этом городе, вы могли бы себе представить жизнь ребенка в нем с несчастными, бедными родителями.
Пекарь и его жена обращались со мной очень дурно. Не лучше обращались они и с маленькой девочкой, прислуживающей в их доме. Эту маленькую рабу взяли из того же рабочего дома, из которого привели и меня Мы подружились, и лучшими в нашей жизни были те редкие минуты, когда мы оставались одни и свободно выражали свое мнение о хозяине и хозяйке, одинаково нам ненавистных. Хозяйка была еще хуже и злее хозяина. Но мы все-таки не теряли надежды и верили в лучшее будущее.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я почувствовал себя слишком большим, чтобы дольше переносить такое обращение пекаря и его жены, и решил бежать. Мне не хотелось оставлять свою маленькую подругу одну в подобной обстановке, но я подумал, что через несколько недель судьба мне улыбнется, и я буду в состоянии взять ее у пекаря и пристроить в лучший дом. Я переговорил с ней об этом, и мы решили на время расстаться.
В одно утро я попрощался с маленькой подругой и пошел разносить хлеб покупателям. Обратно я уже не вернулся, а пошел на док, чтобы поискать какой-нибудь работы. Счастье мне улыбнулось — и я в тот же день поступил на судно, хозяин которого занимался торговлей углем и перевозкой его между Лондоном и Нью-Кастлом. Хозяин со своей семьей жил на судне. Ко мне относились ласково, и я всеми силами старался оправдать такое обращение.
Мы съездили в Нью-Кастл и вернулись обратно в Лондон. Хозяин разрешил мне сойти на берег и подарил на расходы полсоверена. Я никогда не был собственником такой большой суммы денег и, полагая, что могу теперь забрать от злого пекаря мою маленькую подругу, рассказал угольщику о моих планах. Тот поговорил со своей женой и затем объявил мне, что они могут взять мою маленькую подругу присматривать за их детьми, и что они постараются сделать для нее все, что возможно.
Я с радостью помчался к дому пекаря. Близко подходить к нему я боялся, чтобы меня не увидели и не задержали. Я был продан пекарю в ученики на несколько лет, и, следовательно, он мог силой заставить меня вернуться обратно в пекарню. Я зашел в одну таверну и решил в ней дожидаться Анну (так звали мою подругу). В эту таверну ее посылали каждый вечер за пивом.
Через полчаса она вошла, взяла пиво и, не заметив меня, пошла обратно. Я кинулся за ней.
— Постой, Анна! — крикнул я. — Постой! Оставь кувшин и следуй за мной!
Я подошел к ней. От неожиданности и удивления она выронила кувшин, и он разбился.
— Пойдем со мной, — сказал я, — я нашел для тебя другой дом.
Анна бросила взгляд на черепки разбитого кувшина и пролитое пиво. Затем, подумав о том, как встретит ее хозяйка, она решилась идти за мной.
Я не буду останавливаться на подробностях. Скажу только, что в продолжение девяти лет я работал и жил исключительно для Анны. Вскоре я стал зарабатывать хорошо; я был вторым помощником на бриге, который плавал между Чарлстоном и Лондоном. Все свои деньги я тратил на содержание и воспитание Анны, которую поместил в хороший дом, где ее учили читать и писать и уменью держаться, как подобает благовоспитанной девушке.
Отказывать себе во всем, чтобы сберечь деньги для Анны, доставляло мне величайшее удовольствие. Я часто переплывал Атлантический океан, не имея приличного платья, для того, чтобы Анна могла жить без всякой нужды во время моего отсутствия. В продолжение этих девяти лет я не пил.
Во время моих путешествий через Атлантический океан в свободное от работы время я учился у своих товарищей читать и писать. Были две причины выучиться читать и писать: во-первых, это необходимо для самого себя, а во-вторых, я не хотел, чтобы у Анны был муж, не умеющий написать свое собственное имя.
Когда мне исполнилось 25 лет, я начал думать о женитьбе. Я зарабатывал много и собрал достаточно денег для устройства маленького хозяйства. В это время я начал замечать, что Анна стала относиться ко мне холоднее. Я так берег мои деньги, что всегда ходил очень плохо одетый, и сначала думал, что ей не нравится такая неряшливость, и она стыдится меня. Я не мог себе и представить, чтобы она не любила меня после всех жертв, которые я для нее принес.