История гласит, что, когда Амвросий в 386 г. пожелал освятить базилику в Милане, видение побудило его раскопать землю перед входом церкви святых Феликса и Набора, и там он нашел два тела необычных размеров с отрубленными головами (ибо они умерли от меча); кости прекрасно сохранились, и было даже большое количество свежей крови[904]. Это и были вышеупомянутые святые. Два дня их останки показывали восхищенной толпе, потом с торжественной процессией понесли в базилику Амвросия, и по пути они исцелили слепого по имени Север, мясника по профессии, а впоследствии — церковного сторожа. Но это было не единственное чудо, совершенное мощами. «Век чудес возвратился, — говорит Амвросий. — Сколько льняных полотнищ, сколько предметов одежды было брошено на священные реликвии и обрело целительную силу от этого прикосновения! Для всякого было радостью дотронуться хотя бы до краешка покрывавшей их ткани; и те, кто касался его, исцелялись[905]. Мы благодарим Тебя, о Господь Иисус, за то, что Ты пробудил силу святых мучеников в наше время, когда церковь Твоя нуждается в более сильной защите. Да узнают все, каких воинов я ищу, способных сразиться за нас, но не нападающих на нас, которые творят добро всем, а вред — никому». В своей гомилии De inventione SS. Gervasii et Protasii он отстаивает чудо исцеления слепого, в истинности которого сомневались ариане, и говорит о нем как о признанном всеми и неопровержимом факте: исцеленный Север всем известен и публично свидетельствует, что обрел зрение, прикоснувшись к покрову святых мощей.
Иероним называет Вигилантия, за его выступления против идолопоклоннического почитания праха и костей, злодеем, который достоин крайней жалости, самарянином и иудеем, считающим мертвецов нечистыми, но при этом Иероним защищается от обвинения в суеверии. Мы чтим останки мучеников, говорит он, поклоняясь Богу мучеников; мы уважаем рабов, чтобы почтить их Хозяина, сказавшего: «Кто принимает вас, принимает Меня»[906]. Святые не мертвы; ибо Бог Авраама, Исаака и Иакова — не Бог мертвых, но Бог живых. Они не заключены в лоне Авраама, как в темнице, до судного дня, но следуют за Агнцем повсюду[907].
Августин верил в вышеупомянутое чудесное обнаружение тел Гервасия и Протасия, а также в исцеление слепого от прикосновения к ним, потому что сам он был тогда в Милане, в 386 г., во время своего обращения[908], и был очевидцем — не обнаружения костей, о котором он нигде не упоминает, но чудес и великого волнения среди народа[909].
Он верил также во многочисленные чудесные исцеления, якобы совершенные мощами первомученика Стефана в разных районах Африки в его время[910]. Эти останки были обнаружены в 415 г., почти через четыреста лет после побиения Стефана камнями, в малоизвестной деревушке близ Иерусалима с помощью видения, в котором Гамалиил явился одному священнику Лукиана; через несколько лет часть мощей была перевезена в Узали, недалеко от Утики, в Северной Африке, а позже — в Испанию и Галлию, и суеверное население повсеместно встречало мощи с большим шумом.
С другой стороны, Августин жалуется на торговлю настоящими и поддельными реликвиями, появившуюся в его дни[911], и считает чудеса необязательными теперь, когда мир обращен в христианство, так что человек, требующий чудес, сам представляет из себя чудо[912]. Он добавляет, что в его время чудеса продолжают совершаться во имя Иисуса через таинства или святых, но не имеют прежнего великолепия, значения и власти над христианским миром[913]. Таким образом, он создает прецедент критического сомнения в отношении к подобным явлениям[914].
§88. Замечания о чудесах никейской эпохи
В их поддержку см. в особенности: John H. Newman (сейчас католик, тогда англиканин): Essay on Miracles, в первом томе английского перевода Fleury, Ecclesiastical History, Oxford, 1842; негативное отношение: Isaac Taylor (индепендент): Ancient Christianity, Lond. 4th ed. 1844. Vol. ii, pp. 233–365. Доктор Ньюмен ранее негативно относился к подлинности церковных чудес, что отразилось в его статьях для Encyclopaedia Metropolitana, 1830.
Перед лицом таких свидетелей, как Амвросий и Августин, которых в любом случае можно считать благороднейшими и наиболее уважаемыми людьми древней церкви, мы не можем полностью отрицать чудеса, связанные с реликвиями, и объяснять их иллюзиями и благочестивым обманом. С другой стороны, эти авторитетные свидетельства не должны ослеплять нас, так как опыт показывает: даже лучшие и наиболее просвещенные люди не могут полностью освободиться от суеверий и предрассудков своего времени[915]. Поэтому мы не должны легковерно принимать чудеса никейской эпохи на веру, придавать им неправомерный догматический вес, а равно и решать на одном лишь основании их восприятия более емкую проблему отношений между католичеством и протестантизмом[916]. В любой эпохе, как и в любом человеке, смешаны светлые и темные стороны, чтобы никакая плоть не превозносилась сверх меры. Даже в самые важные периоды истории церкви, в том числе и в никейскую эпоху, со всеми ее заблуждениями, небесное сокровище хранилось в земных сосудах, а непорочная слава Искупителя сияла нам «как бы сквозь тусклое стекло».
Самые известные и поразительные из чудес IV века — это видение креста Константином (312), обнаружение святого креста (326), события, которые не дали Юлиану построить храм (363), обнаружение останков Гервасия и Протасия (386) и мощей святого Стефана (415), сопровождавшиеся бесчисленными исцелениями. Мы уже говорили об этих известных событиях подробно в других местах, а сейчас сделаем несколько общих замечаний на эту важную тему.
Возможность чудес вообще будет отрицать только тот, кто не верит в Живого Бога и Всемогущего Творца небес и земли. Законы природы представляют собой орудия свободной воли Бога — это не цепи, которыми Его возможности скованы навеки, а эластичные нити, которые Он может растягивать и сокращать, как Ему угодно. В том, что чудеса бывают, уверен всякий верующий в Священное Писание, и в Новом Завете не сказано, что чудеса закончились с окончанием апостольской эпохи. Причины, по которым чудеса были обязательны, как внешнее доказательство божественной миссии Христа и апостолов для неверующих иудеев того времени, время от времени могут вновь возникать среди неверующих язычников и скептиков христианского мира. Духовные же чудеса постоянно происходят в момент обращения и рождения свыше. Нельзя считать недостойным и невероятным, что Бог иногда снисходит до слабости необразованных масс, и Он действительно мог исполнять те просьбы, с которыми к Нему обращались через умерших святых и через связанные с ними реликвии.
Но существуют следующие веские доводы против истинности чудес никейской и посленикейской эпох. Они не побуждают нас отвергнуть все такие чудеса, но заставляют, по меньшей мере, воспринимать их очень осторожно и с сомнением к деталям.
1. Эти чудеса отличаются менее возвышенным моральным содержанием, чем библейские, хотя в некоторых случаях сильно превосходят последние внешней помпезностью и сильнее влияют на нашу способность верить. Многие монашеские чудеса не столько сверхъестественны и выше разума, сколько неестественны и противоречат разуму, — ведь у них даже дикие звери пустыни, пантеры и гиены, к которым отшельники–мизантропы относились по–дружески, испытывают моральные муки, каются и обращаются[917], но такой поворот дела даже не предполагается в Новом Завете[918].
2. Они подтверждают ценность не столько христианского образа жизни в целом, сколько ценность аскетизма, магическую силу таинств, почитания святых и реликвий и других суеверных практик, которые явно возникли позже и были более или менее оскорбительными для здравого евангельского ума[919].
3. Чем дальше мы от апостольской эпохи, тем больше совершается чудес, и в одном только IV веке чудес было больше, чем во все три предыдущих века вместе взятые, тогда как причин для их совершения (ради противостояния языческому миру) было меньше.
4. У отцов церкви, при всех их достоинствах, явно отсутствовало четко выраженное чувство истины, и они в какой‑то мере оправдывали ложь ad majorem Dei gloriam или fraus pia, называя ее благоразумием или гибкостью[920]; единственным исключением был Августин, который, опережая свою эпоху, справедливо осуждал ложь в любой форме.
5. Некоторые отцы церкви, такие как Августин, Мартин Турский и Григорий I, сами признают, что в то время уже часто совершались обманы, связанные со святыми реликвиями; это подтверждается фактом существования множества копий одних и тех же реликвий, каждая из которых объявляется подлинной.