Но даже это последнее отличие, на которое указывает Феодорит, не всегда соблюдалось. Августин жалуется, что в Африканской церкви в честь святых ежедневно устраиваются пиры и кутежи[832], но полагает, что такая слабость простительна, если принять во внимание древние обычаи язычников.
В связи с этим новым культом героев родилась и новая мифология, заполнившая пробелы в истории святых, а иногда даже включавшая языческие мифы о богах и героях в христианские предания[833]. Суеверные фантазии, видения, сны и благочестивые вымыслы внесли обильный вклад в христианскую легендарную поэзию.
Культ святых красноречиво отстаивали и поощряли не только такие поэты, как Пруденций (около 405) и Павлин из Нолы (ум. в 431), которые обладали большей свободой, но и выдающиеся богословы и проповедники никейской и посленикейской эпохи. Он был так же популярен, как и монашество, и с энтузиазмом восхвалялся ведущими деятелями церкви на Востоке и на Западе.
Более того, два эти установления тесно связаны и поддерживают друг друга. Монахи были самыми ревностными сторонниками поклонения святым, которое было им выгодно. В V веке церковь ушла по этому пути уже так же далеко, как в Средние века, по меньшей мере — как на Трентском соборе; собор этот не предписывает молиться святым, но одобряет подобное обращение к ним как «благое и полезное» (хотя и не как обязательное), так как они правят со Христом на небесах и ходатайствуют за нас, при том что Христос — наш единственный Искупитель и Спаситель[834]. Эта умеренная и осторожная формулировка, однако, не привела к уничтожению всех крайностей, к которым до сих пор прибегают католики в поклонении святым, их образам и реликвиям. Греческая церковь в теории пошла еще дальше, чем Римская. В вероисповедании Петра Могилы (которое было подписано четырьмя греческими патриархами в 1643 г. и подтверждено Иерусалимским собором 1672 г.) объявляется обязательным и подобающим (χρέος) просить Марию и святых о ходатайстве, заступничестве (μεσιτεία) за нас перед Богом.
Теперь мы процитируем в качестве доказательства и примера самые важные отрывки на эту тему из произведений отцов церкви рассматриваемого периода. В многочисленных речах отцов церкви, посвященных памяти мучеников, последние восхваляются, к ним обращаются как к присутствующим и молят о покровительстве. В целом тон этих произведений оскорбителен для протестантского вкуса и вряд ли согласуется с евангельскими представлениями об исключительности и вседостаточности заступничества Христа и оправдания одной Его благодатью, без вменения в обязательность человеческих заслуг и дел. Но не нужно забывать, что очень многое в таких речах объясняется вырождавшейся экстравагантной и напыщенной риторикой того времени. Лучшие из отцов церкви никогда не отделяли заслуг святых от заслуг Христа, но считали первые проистекающими из вторых.
Начнем с греческих отцов церкви. Василий Великий называет сорок воинов, которые, по рассказам, приняли мученичество при Лицинии в Себасте около 320 г., не только «святым хором» и «непобедимой фалангой», но и «общими покровителями человечества, помощниками в наших молитвах и самыми могущественными ходатаями перед Богом»[835].
Ефрем Сирин так обращается ко всем ушедшим святым: «Помните меня, наследники Бога, братья Христа, молитесь Спасителю обо мне, чтобы я через Христа мог освободиться от того, кто нападает на меня днем и ночью»; матери одного мученика он говорит: «О святая, правдивая и блаженная мать, молись обо мне вместе со святыми, молись так: "Мученики, победившие во Христе, молитесь за Ефрема, самого незначительного, самого несчастного", — чтобы я обрел благодать и мог спастись благодатью Христовой».
Григорий Нисский просит святого Феодора, который, как он считал, незримо присутствовал на пире в свою память, ходатайствовать о своей стране, просить о мире, о сохранении ортодоксии, а также просить апостолов Петра, Павла и Иоанна молиться об основанных ими церквях (как будто они нуждались в напоминании!). Он с удовлетворением рассказывает, что народ потоком устремлялся на могилу этого святого, так что ее окрестности были похожи на муравейник. В своем «Житии святого Ефрема» он сообщает о паломнике, который заблудился среди варварских потомков Измаила, но помолился: «Святой Ефрем, помоги мне!»[836] — и с помощью святого благополучно нашел дорогу домой. Сам он так обращается к святому в завершение труда: «Ты, стоящий у святого алтаря и вместе с ангелами служащий животворящей и святейшей Троице, помни обо всех нас, проси о том, чтобы были прощены наши грехи и чтобы мы насладились вечным царством»[837].
Григорий Назианзин убежден, что покойный Киприан наставляет и защищает Карфагенскую церковь своими молитвами, как ранее — своим учением, только еще более эффективно, потому что теперь он намного ближе к Богу; Григорий Назианзин обращается к Киприану как к присутствующему, моля его о милости и защите[838]. Восхваляя Афанасия, который умер лишь недавно, он молится: «Взгляни на меня милостиво, помоги этому народу в совершенстве поклоняться совершенной Троице; помоги нам устоять в спокойные времена — забери нас во времена трудные, возьми к себе в свое общение».
Даже Златоуст не поднялся над духом времени. Он тоже красноречиво и с энтузиазмом выступает за поклонение святым и их реликвиям. В конце памятной речи в честь святых Вереники и Просдока — святых, которых даже нет в римских святцах, — он призывает слушателей молить их о покровительстве не только в их памятные дни, но и в другое время: «Ибо они отважны не только при жизни, но и после смерти, даже еще отважнее после смерти[839]. Ибо теперь они носят стигматы Христа [признаки мученичества] и, показав их, могут убедить Царя сделать все, что угодно». Он рассказывает, как однажды, когда проливные дожди грозили испортить урожай, все население Константинополя собралось в церкви Апостолов и там избрало апостолов Петра и Андрея, Павла и Тимофея заступниками и ходатаями перед престолом благодати[840]. Христос, говорит он в комментарии к Евр. 1:14, искупает нас как Господь и Учитель, а ангелы спасают нас как Его служители.
Астерий из Амасии называет мученика Фоку, покровителя мореплавателей, «столпом и фундаментом церквей Божьих в мире, самым знаменитым из мучеников, который привлекает людей толпами из всех стран в свою церковь в Синопе и который сейчас, после своей смерти, распределяет больше пищи, чем Иосиф в Египте».
Среди латинских отцов церкви Амвросий Медиоланский был одним из первых и самых решительных сторонников культа святых. Мы процитируем пару отрывков. «Да поплачет Петр, столь успешно плакавший о себе, также и о нас, чтобы на нас обратился соболезнующий взгляд Христа»[841]. «К ангелам, назначенным хранить нас, должны мы взывать; мученикам, на ходатайство которых мы можем рассчитывать, имея их тела в залог, должны мы молиться. Те, кто омыл свои грехи собственной кровью, могут молиться о наших грехах. Ибо они — мученики Божьи, наши первосвященники, видящие нашу жизнь и наши поступки. Мы не должны стесняться обращаться к ним как к посредникам, в нашей слабости; ибо они тоже знали немощи тела, но одержали над ними победу»[842].
Иероним спорит с мнением Вигилантия (утверждавшего, что мы должны молиться друг за друга только при жизни, а мертвые не слышат наших молитв) и приписывает умершим святым нечто вроде вездесущности, так как, согласно Отк. 14:4, они следуют за Агнцем повсюду[843]. Он полагает, что их молитвы на небесах более эффективны, чем молитвы земные. Если Моисей просил Бога простить шестьсот тысяч человек, а Стефан, первый из мучеников, молился о своих убийцах по примеру Христа, неужели они прекратят молиться и не будут услышаны теперь, когда они со Христом?
Августин на основании того интереса, который богач в аду проявлял к судьбе своих пятерых живых еще братьев (Лк. 16:27), заключает, что благочестивые умершие на небесах должны гораздо больше интересоваться судьбой покинутых ими родственников и друзей[844]. Он также называет святых нашими заступниками, но подчиненными Христу, собственно Ходатаю, высшему из всех, подобно тому как Петр и другие апостолы были пастырями, подчиненными великому Пастыреначальнику[845]. В речи, посвященной памяти Стефана, он представляет и этого мученика, и святого Павла, побивавшего его камнями, как присутствующих и просит их ходатайствовать о нем перед Господом, вместе с Которым они правят[846]. Он объясняет заступничеством Стефана чудесные события, вплоть до воскресения мертвых[847]. Но, с другой стороны, он заявляет, как мы уже отмечали, о своей неспособности разрешить сложную проблему: каким образом вообще мертвые могут узнать о наших желаниях и молитвах. Во всяком случае, в практической религии Августина поклонение святым занимало второстепенное место. В своей «Исповеди» и «Монологах» он всегда обращается непосредственно к Богу, а не к Марии и не к мученикам.