– И как тебе с соколами, боярин? – поинтересовался Друцкий.
– Красиво. Вот уж от кого, так от ворона такой прыти не ожидал.
– Э-э, не скажи, боярин. Ворон – он в воздухе князь. С цаплей иной раз соколу проще управиться, нежели с ним. Этот еще тихий попался, а многие сами в атаку кидаются да порой так поранят клювом своим охотника, что и не выживет. Мы как-то на ворона трех соколов спустили, так он от них восемь верст, отбиваясь, уходил. И ушел-таки, исчадье небесное. Хотя чаще, конечно, сокол его берет.
Так, за разговорами, вернулись к лагерю. Здесь князь и Василий Ярославович уже пировали, поочередно подливая друг другу вино. По виду – друзья. Однако же выражение лица у боярина было такое, словно ему доставался один только уксус, да соль на закуску. Охотники присоединились к компании, дочка горячо начала рассказывать Юрию Семеновичу про схватку пернатых. Пожалуй, только теперь до Зверева стала доходить истинная суть соколиной охоты. Смысл ее – в зрелище, в поединке. Потому-то как раз ворон и есть самая желанная дичь. Все остальное – просто еда.
Возвращения остальных охотников бояре Лисьины не дождались. Василий Ярославович дал сыну немного времени, чтобы перекусить, после чего поднялся, поклонился князю:
– Благодарствую за честь и уважение. Давно не бывали мы с такими людьми достойными, давно веселья такого не видывали. Но пора и честь знать. Путь еще долгий.
– И тебя, боярин, за уважение и слова добрые благодарствуем, – приподнялся со своего места Друцкий. – Всегда рады тебя видеть будем, Василий Ярославович.
Бояре поднялись в седла, подождали, пока холопы наскоро соберут посуду, скатают ковры, и поскакали по полю в сторону дороги.
– Так отчего князь стал таким милым и добрым, отец? Узнал о нашей близости к великому князю? Проиграл тяжбу? Или на него сошла милость Господа?
– Это долгий разговор, – ответил Василий Ярославович и пустил коня в галоп, уносясь вперед.
Вернулись они на закате, а потому времени для разговора вечером боярин не нашел. Как не нашел и утром, и днем. Впрочем, Андрей уже успел подзабыть об этом разговоре, посвятив день рогатине и свисающему с дуба за опушкой чурбаку. В конце концов, хлопоты Василия Ярославовича – это не его хлопоты. Он дождется весны, спасет Ивана от очередного покушения, и – домой. Обратно в двадцать первый век, к компьютерам, мотоциклам и телевизорам. Наверное, забавно будет играть с копьем в какой-нибудь «ходилке», еще помня рукой, каков он – удар рогатиной на всем скаку в пятипудовый чурбак. Или в кирасу польского наемника…
– Андрей Васильевич! Андрей Васильевич, тебя батюшка кличет! – примчался на луг за опушкой мальчишка лет девяти, имени которого Зверев не знал.
– Раз кличет, значит, буду…
Он отпустил поводья и ткнул кобылу пятками в брюхо, заставляя сорваться с места во весь опор, опустил копье, метясь в покачивающийся чурбак и выбрав для удара черное пятно небольшого сучка. В последний миг перед столкновением крепче сжал коленями седло и качнулся вперед, добавляя к инерции рогатины тяжесть своего тела, напряг мышцы… Тун-н-н! Наконечник вошел в дерево почти до середины, рука ощутила резкий толчок – пальцы разжались, чтобы тут же схватить рукоять сабли, рвануть ее из ножен и нанести первый рубящий удар. Пока – в пустоту.
Андрей развернул коня, спрятал оружие, доехал до чурбака, не без труда выковырял из него рогатину, поставил ее комлем ратовища в седло, нагнал мальчишку, наклонился, подхватил его, поднял в седло, посадил перед собой. Тот немедленно распрямил спину, вскинул подбородок, правой рукой ухватился за древко копья.
– Ну что, вырастешь – в холопы ко мне пойдешь?
– Пойду!!! – тут же с радостью согласился малец.
Василий Ярославович ждал возвращения сына на крыльце. Зверев спешился, кинул повод коня кому-то из подворников, взбежал по ступенькам:
– Ты искал меня, отец?
– Да, сын.
– Что-то случилось?
– Да… – Он вздохнул. – Идем в трапезную, я велел принести туда вина и кураги.
Боярин словно надеялся оттянуть начало разговора еще хоть ненадолго – но трапезная была совсем рядом, а на то, чтобы наполнить мальвазией серебряные кубки, ушли и вовсе считанные мгновения.
– Так что случилось, отец?
– Ты помнишь поговорку, сынок, что государь может наградить поместьем, но не может наградить происхождением?
– Да, конечно, – кивнул Андрей, хотя слышал такую присказку первый раз в жизни.
– Так вот… Вчера я имел разговор с князем Друцким. И он дает тебе возможность стать князем. А дети твои, наши внуки, станут князьями уже по происхождению.
– Ничего себе, какая щедрость! С чего бы это? – не понял Зверев.
– До него дошла весть, как минувшей зимой ты завел в болото ляхов, что явились по его душу. Еще тогда он прилюдно поклялся, что буде он выиграет тяжбу за наше имение, то отнесется к нам при своем дворе со всем уважением. Летом же ты спас его сына. После этого Юрий Семенович счел, что отнимать у тебя отчую землю будет не по-божески. Ты их дважды так спасал, а они тебя – в бродяги… Однако же отказываться от земли, унаследованной от предков, он тоже не желает. И вчера, сынок, он предложил мне путь, как сделать так, чтобы земля осталась и у нас, и у него, и никто из нас не потерял ни лица, ни чести, ни уважения.
Василий Ярославович жадно припал к кубку и осушил его почти полностью, прежде чем продолжил:
– Князь Друцкий предложил выдать за тебя свою племянницу, Полину. После того, как у вас родится ребенок, Юрий Семенович отпишет спорное имение малому. При этом земля останется во владении княжеского рода Друцких, в руках близких родственников, а посему он готов пойти на такой шаг. Я же со своей стороны тоже отпишу имение ребенку. Твой сын станет здешним помещиком сразу по двум дарственным, и всякие тяжбы потеряют смысл. Мало того. Его племянница унаследовала от родителей удельное княжество Сакульское. Посему, женившись на ней, ты станешь князем Сакульским по праву владения, а дети ваши – истинно по праву рождения.
– Все слишком гладко, – покачал головой Зверев. – Так не бывает.
– Не так уж и щедро, как на первый взгляд кажется. Положим, князь свою выгоду изрядную тоже с этого получит. Прежде всего, ныне он полсотни холопов сверх своих сил выставлять на службу обязан. От имени княгини Сакульской, дабы удел в казну не отошел. А кроме того… – Боярин вздохнул. – А кроме того, проклятие над родом Сакульских древнее висит.
– Какое проклятие? – насторожился Андрей.
– Понимаешь, сынок, – вздохнул Василий Ярославович, – свой род они ведут от великого князя Гостомысла, правителя Новагорода и земель русских. Сказывают, повздорил великий князь с кудесниками лапландскими, и навели они на князя порчу великую, проклятие родовое. По проклятию сему, не бывать в роду Гостомысловом мужского семени, не рождаться в нем сыновьям, не выживать мужам. После проклятия сего погибли в битвах из трех сыновей княжеских двое, а один от сухотной болезни скончался. Посему на престол Новгородский призван был внук Гостомысла, Рюрик с братьями, сын князя бодричей Горислава и дочери Гостомысловой, Умилы. Так на стол русский князья Рюриковичи пришли. Род же Гостомыслов хоть и не угас, но лишь по женской линии продолжается. Про проклятие то все слышали, да токмо титул княжеский и земли обширные многое перевешивают. Брат младший князя Юрия Друцкого, Федор, на матери Полины женился, но едва смог увидеть деточку свою. В стычке порубежной со свенами сражен был насмерть через год тому, как родилась.
– То-то они женихов для нее найти не могут, – громко хмыкнул Зверев. – Кому же хочется помирать, едва женившись?
– Крещена она, сынок, при рождении, земли ее и дом освящены и благословлены честь по чести, к церкви ходит, сколько положено. Все иерархи православные в един голос сказывают: не может быть на крещеной девице языческого проклятия! Никак не может. А что жребий выпал брату князя Юрия от меча пасть – так под этим все мы, что ни год, ходим. Сколько мы холопов павших этой весной из-под Острова привезли? Рази там на проклятие грешил кто? Вестимо, слух один про проклятие ходит, не может быть под ним основы. Но из-за слуха глупого не выдать князю замуж своей племянницы.
– Хорошие слухи, которые подкрепляются со всей регулярностью. Небось, ни одного сына на стол Сакульского княжества так и не село? Не рождалось таковых?
– Крещена княгиня Полина и к причастию при нас в храме подойдет. В лоне церкви она православной. Не может быть на ней проклятия, что язычниками безбожными налагалось.
– Много вы понимаете в проклятиях, – скривился Зверев. – Иной раз, покуда вещи заговоренной не отыщешь, ни одна сила от него освободить не сможет. Священник с елеем и ладаном уйдет, а поклад останется. И порча от него снова расползется, как ни старайся.