Читать интересную книгу Обрученные судьбой (СИ) - Струк Марина

Ольга еще немного напряженно вслушивалась в звуки за окном, а потом бухнулась на колени снова, уловив крик на ляшском языке того, кто пробежал прямо под оконцем кельи. Гулко и тревожно ударил колокол церковный, а потом еще раз, и смолк навсегда. Некому уже было давать знака, что беда пришла в обитель — уже каждый узнал ее самолично.

— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, — шептала, едва шевеля губами, Ольга, стараясь не слышать тех криков боли и страха, что долетали до нее через оконце. Она не обратила внимания на то, что уже в срубе, где располагались кельи сестринские и белиц, звучала тяжелая поступь, слышался ляшский говор и грубый смех.

— Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим, — где-то в соседней келье что-то с глухим стуком упало на пол. А потом позади самой Ольги что-то тихо прошелестело, но она даже не оглянулась, ждет ли ее какая опасность за спиной. Спустя миг подле Ольги, стоявшей на коленях, опустилась растрепанная Катерина, схватила ее за плечи. Она была без плата, в разорванной одежде, что висела едва на плече, обнажая кожу, белеющую в темноте кельи. Волосы, не удерживаемые платом, были растрепаны, висели свободно вокруг лица.

— Ляхи, Ольга, ляхи в обители! — прошептала она, но Ольга ничего не ответила ей, только продолжила читать молитву, еле слышно:

— Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

Катерина отшатнулась от нее, видя, что та даже головы не повернула в ее сторону от стены, за которым был край земли, где солнце вставало всякий раз поутру. Вскочила на ноги и хотела бежать, сама не зная куда. Нигде не было спасения от ляхов, что уже заполонили каждый уголок их обители. Сама едва вывернулась от их рук еще во дворе, когда выбежала из церкви.

Но сердце, бешено колотящее у груди, куда-то гнало ее сейчас прочь, искать другого убежища, одной, раз Ольга в каком-то ступоре на коленях стоит, как и матушка Полактия, что ныне в середине двора на коленях молилась, на фоне занимающихся огнем монастырских построек и насилия, что творилось кругом нее. Но уже в дверях Катерина резко остановилась, столкнувшись с высоким и худым ляхом без шапки, где-то потерянной на дворе, буквально врезавшись в его грудь со всего маху. Тот поднял факел, что держал в руке, и осветил ее лицо. А потом резко ударил в грудь, опрокидывая на пол, крича кому-то за спиной:

— Тут она, курочка молодая! Я ж говорил, сюда пошла!

Катерина поползла прочь от ляха, что уже входил в келью, не отводя взгляда от него и другого, с перепачканным в крови лицом.

— Аминь, — прошептала Ольга. В тот же миг за ее спиной дико заверещала Катерина, которую поймала за лодыжку и тянула к себе мужская рука. На ее руки навалился один из ляхов, одной рукой преодолевая ее сопротивление, в другой по-прежнему удерживая горящий факел, другой уже задирал подол платья.

— Ольга! Ольгаааа! — закричала Катерина, чувствуя, как ударило холодом по оголенным ногам, как мужская ладонь больно хватает за бедро.

Лях, что сидел в голове Катерины, даже не понял, что случилось. Только он держал факел в руке, как тот вдруг скакнул куда-то вверх из его ладони, а после горячий огонь опалил неприкрытую голову. Запахло горелым, и только спустя миг он осознал, что это его волосы горят, подожженные от огня, что он сам и принес в келью. Он закричал дико, отпустил белицу, стал бить себя по голове шапкой, что сорвал с товарища, уже расположившегося на Катерине.

Тот поднял голову, недоумевая, что происходит, и отчего так орет пахолик, так яростно мечется по комнате, и тут же получил сильный удар по лицу, уже самолично закричав в голос от боли, обжегшей лицо.

— Быстро! Сюда! — Ольга ухватилась, сама удивляясь, откуда взялись силы и смелость в ее хрупком теле, за руку Катерины и буквально вытащила ее из-под ляха. Отчаянный поступок, но совершенно неразумный, принимая во внимание, что ляхи быстро опомнились, сумели взять себя в руки, а в дверях уже появился еще один, с саблей в руке, готовый к смертоубийству, не насытившийся еще кровью, пущенной во дворе.

Ольга оттолкнула плачущую Катерину себе за спину, и сама отступила в угол кельи, вынуждая делать то же самое девушку позади, понимая, что они обе уже не имеют никаких шансов выйти из кельи живыми. Ляхи злобно скалились, уже начали рассказывать, что ждет ее, Ольгу, за подобный поступок. Ольга же выставила перед собой единственное оружие, что имела — ярко-горящий факел, взмахами отгоняя от себя и Катерины за спиной каждого, кто хотел приблизиться к ним.

Ольга не знала, сколько так держала оборону от нападавших на нее мужчин. Даже не думала об том, только и делала, что следила во все глаза за всеми, кто был в келье, а их прибывало и прибывало, большей частью поглядеть, что творится тут. Она в очередной раз ткнула факелом приблизившегося к ней опасно близко одного из ляхов. Тот тут же отскочил назад под громкий хохот уже изрядной компании, что собралась в дверях кельи и уже заполонила коридор, желая поглядеть на странную монашку и казус товарищей. Раздавались то и дело скабрезные шутки, давались советы, как лучше выбить «оружие» из ее рук.

Ольга вдруг с ужасающей ясностью поняла, что ее давно бы обезоружили, что с ней просто играют на собственную потеху, и она разозлилась. А потом тут же пришло отчаянье от положения, в котором очутились послушницы. Долго она не сможет продержаться — руки вскоре устали от напряжения. Сколько еще она сможет отгонять этих собак от себя и Катерины, скулящей за спиной? Совсем скоро ослабеют ладони, и Ольга выпустит из рук тяжелый факел. Тогда конец!

И тогда она решила вывести из себя этих мужчин, что то и дело рвались к ней, уворачиваясь от жалящего огня, уже выхвативших сабли из ножен на поясе, куда убрали те, гоняясь за беззащитными монахинями. Пусть уж лучше рассвирепеют окончательно от издевательств, от оскорблений, которыми она собиралась их засыпать! Пусть уже лучше рубанут сразу, чтобы дух испустить, чтобы не было более в ней жизни, когда они все же сломят это короткое сопротивление! А Катерина за ее плечами…? Помилуй Господи рабу Твою Катерину!

— А, псы! Боитесь? Вам бы только с бабами и биться! Скоро погонят вас с Руси, слабаков, что даже с бабой справиться не могут!

Выкрикнула и поразилась тому, как стихло все в келье вмиг: перестала скулить тихо Катерина за спиной, замолчали ляхи, застыли пораженные.

— Что это она молвит? — застыл перед Ольгой один из ляхов. — Наша, что ли?

— Откуда? В московитском монастыре? Так далеко от границы? — донеслось из дверей.

А Ольга и сама замерла, осознавая, что слова она выкрикнула не на своем наречии, а на их языке, с их мягким говором. Откуда, мелькнуло в ее голове, откуда я знаю эти слова? Откуда могу говорить на их наречии?

Она задумалась на миг, но и этого мига было достаточно, чтобы у нее неожиданно вырвали факел, ее единственное оружие ныне, из руки, больно ободрав кожу ладоней при том. Она недавно выхватила этот огонь, воспользовавшись моментом, теперь же сама его лишилась так же, потеряв на мгновение контроль за происходящим, позволив себе отвлечься.

Ольгу схватили сразу несколько рук, куда-то потащили из угла, в котором она так недолго держала оборону. Она кусалась, царапалась, извивалась, пытаясь увернуться, отбиться от этих рук железной хваткой, вцепившихся в нее. Где-то позади нее кричала в голос Катерина, которую тоже тащили прочь мужские руки. Ольгу вдруг бросили с размаху на пол, и она едва не потеряла сознание от боли, что отдалась при ударе в каждой клеточке тела, дошла до самых ушей, гулко застучав в голове. Но все же удержалась при ясной голове, с ужасом думая о том, что сотворят с ней ныне эти ляхи.

— Ненавижу! Ненавижу! — заверещала Ольга, забилась под удерживающими ее на полу руками, сумела выдернуть ногу и ударить ступней со всей силы в грудь одного из ляхов, что уже задирал ее подол. Тот отшатнулся под хохот товарищей.