Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему бы нам не проводить совет без него? – в ответ ему прошептал Андрей. – И без Коллоредо и Мизерони, если уж на то пошло.
Плахи едва заметно покачал головой.
– Речь не о том, чтобы говорить без этих господ. Мы должны без этих господ действовать. Имейте терпение.
– И до каких пор?
– Пока Коллоредо не найдет предлог, чтобы закончить это обсуждение. Это случится очень скоро. Затем я хотел бы вам кое-что сообщить.
Андрей кивнул.
– …и поэтому, – закончил Славата очередной длинный монолог, начав его с судьбы графа Шаффгоча, полностью выслушать который Андрею, к счастью, не довелось, – мы и на сей раз восторжествуем над врагами нашей веры…
Андрей прошептал на ухо Киприану:
– Когда Коллоредо выставит нас обоих за дверь, то ради всего святого, веди себя благопристойно и не спорь с ним. Мы здесь только время тратим. Отец Плахи хочет нам кое-что сказать.
Киприан покосился на него краем глаза. Андрей видел, в какой ярости пребывает его друг. «Пожалуйста», – беззвучно прошептал он.
– …так как Дева Мария на нашей стороне! И, само собой разумеется, отважные отряды генерала Пикколомини и его розенкрейцеры.
– Коллоредо! – поправил его Коллоредо. – Генерала Коллоредо, ваше превосходительство. И его рыцари Мальтийского ордена. Но это приводит меня к следующему пункту повестки дня… – он резко встал, так что стул заскрипел по паркету, – в котором я вынужден объявить это обсуждение законченным. Я должен позаботиться о городской обороне. Кто знает, возможно, господа торговцы действительно высчитали в своих сальди, что весь шведский народ вооружился и движется к Праге. – Он ухмыльнулся и коротко поклонился.
– Touché, – сказал Мизерони и тоже встал.
– Вообще-то, правильно говорить «сальдо», – поправил его Киприан. Андрей почувствовал, что друг пытается освободить ногу из-под его сапога.
– Ну, в этом-то вы точно лучше нас разбираетесь, – согласился Коллоредо и вышел из помещения.
Управляющий замка последовал за ним, как и оба бургомистра, пусть и с озабоченными выражениями на лицах. Архиепископ Гаррах, выходя, закатил глаза и кивнул головой на отца Плахи – держитесь за него! Рейхсканцлер Славата остался сидеть, и в нижней части его лица прибавилось новых морщин, что можно было интерпретировать как широкую улыбку.
– Ну, отец Арриджи, я могу еще что-нибудь сделать для вас?
– Нет, ваше превосходительство. Большое спасибо. Мы не станем более задерживать вас.
– Передайте преподобному генералу мой привет, когда в следующий раз приедете в Рим.
– Непременно, ваше превосходительство.
– Передайте ему, что вы, иезуиты, должны больше почитать Деву Марию.
– Он обязательно прислушается к вашему совету, ваше превосходительство.
Славата кивнул Андрею и Киприану, которые встали, как только отец Плахи поднялся. Андрей заметил, что достает иезуиту только до подбородка, а ведь роста он был не маленького.
– Господа… э…
– Не беспокойтесь, мы сами выйдем, – сказал Киприан.
– Идите и посмотрите на памятник, раз уж вы все равно оказались здесь, – порекомендовал им рейхсканцлер.
Когда они вышли в приемную, Андрею ужасно захотелось прикоснуться к деревянной обшивке стен, дабы удостовериться, что он не заперт в кошмарном сне. Он слышал, как Киприан яростно прошипел:
– Не нужны нам никакие шведы, чтобы разорить Прагу. Еще несколько таких штучек, с которыми мы только что столкнулись, и войска Кёнигсмарка перестанут представлять для нас опасность: они просто помрут со смеху.
– Не следует так ошибочно судить о его преподобии епископе, – сказал отец Плахи. – Если бы не он, Коллоредо и Мизерони и не подумали бы участвовать в этой дискуссии. Что до бургомистров – теперь, возможно, они пересмотрят свое мнение, если вы выслушаете меня. То, что оба они не оспаривают мнение Коллоредо и Мизерони, не означает, что они разделяют точку зрения упрямого солдафона и бездарного администратора, чей отец еще во времена кайзера Рудольфа доказал свою некомпетентность, – улыбнулся отец Плахи. – Дела у Праги вовсе не так плохи, господин Хлесль, даже если генерал Кёнигсмарк подойдет к ней во главе еще двух армий.
– Звучит неплохо, отче, – заметил Киприан.
– О… а куда подевалось доверительное «Иржи»?
– Такое обращение годилось для мальчика, – ответил Киприан. – Сегодня мы познакомились с мужчиной, в которого этот мальчик превратился.
Отец Плахи склонил голову. По нему было видно, что слова Киприана наполнили его гордостью.
– Оба бургомистра, не ставя в известность генерала Коллоредо, организовали еще четыре отряда, куда входят чиновники и государственные служащие города, а также персонал из дворянских домовладений. Кроме того, пражский «еврейский епископ»[55] гарантировал, что его люди составят брандвахту[56]и усилят гарнизон у городских ворот. Коллоредо также не учитывает дворянский эскадрон, так как он не подчинился его приказу, но, несмотря на это, бороться будет. Архиепископ Гаррах заранее выдал специальное разрешение всем священнослужителям в случае крайней необходимости взяться за оружие, и таким образом он собрал три отряда добровольцев, которые получат подкрепление в виде членов ордена. И, не в последнюю очередь, – под руководством полковника Арриджи и вашего покорного слуги, – собран добровольный студенческий отряд. Вся Прага встала плечом к плечу, господин Хлесль, такого никогда прежде не бывало! Жители Брюнна показали нам пример в свое время, отправив генерала Торстенсона домой с разбитым носом. Мы, жители Праги, тоже так можем! Не волнуйтесь.
– Что с городскими укреплениями? Монастырь францисканцев уже несколько десятилетий представляет собой слабое место в обороне – стены только выглядят толстыми, но даже ребенок смог бы разрушить их своей лопаткой. А другие старые бреши?
– Завтра утром мы усилим участок между Конскими воротами и Новыми воротами. Монастырь францисканцев находится в стороне, но почему шведы должны именно там пытаться преодолеть стену? Они ведь не могут знать, что в том месте она и доброго слова не стоит.
– Будем надеяться, что они так и останутся в неведении, – заметил Киприан. – Будем надеяться…
35
Агнесс ненадолго задремала и проснулась оттого, что карета остановилась. С тех пор как они покинули Эгер два дня назад, карета катилась вперед, нигде не задерживаясь. Должно быть, они постепенно приближались к Праге. Охранявшие их солдаты на этом последнем отрезке пути свернулись друг возле друга на крыше кареты и уснули. Отец Сильвикола дважды запрыгивал в карету; в первый раз он заставил Карину бежать рядом, во второй – Андреаса. Не обращая внимания на пленников, он забивался в угол, где сразу же засыпал. Он оставил Лидию в покое; Андреас, который бросил ему в лицо пустую угрозу о том, что он с ним сделает, если тот в следующий раз выгонит на улицу ребенка, остался без ответа. Что бы ни руководило иезуитом, это определенно был не садизм.
Агнесс рассматривала его из-под прикрытых век. Отец Сильвикола дремал, забившись в свой угол, и выглядел моложе, чем когда-либо прежде. Агнесс подумала о врагах, которые в прошлом пытались завладеть библией дьявола: отце Ксавье, доминиканце, хладнокровно заботившемся о том, чтобы всегда быть хозяином положения, и для этого он лгал, обманывал, манипулировал, шантажировал и убивал; злосчастном дуэте Генриха фон Валленштейн-Добровича и его личной богини Дианы, которые, пребывая в опьянении похотью, взаимной зависимостью и твердым убеждением, что они – орудие самого дьявола, протянули кровавый след через Богемию и Моравию и чуть было не уничтожили все семейство Хлеслей. Но отец Сильвикола выбивался из этой схемы. То, что он делал, он делал не для того, чтобы возвыситься, и не для того, чтобы удовлетворить какую-то тайную извращенную страсть. Наоборот: за прошедшее время в Агнесс поселилась уверенность в том, что он считает, будто поступает правильно и так, как подобает. Кто это однажды сказал: «Боже, защити нас от честного человека»? В течение поездки Агнесс поняла, что такой человек, как отец Сильвикола, – худший враг из всех, которые у них когда-либо были. В его мире он и только он действует по приказу Бога, и он считал Агнесс и ее близких приверженцами дьявола.
Кроме того, она постепенно убедилась и в том, что он сумасшедший. Сумасшедший фанатик, считающий себя инструментом Господа, – и он очень пугал ее.
Тем не менее, если хорошенько подумать, то между отцом Сильвиколой-врагом и отцом Сильвиколой-союзником стоит лишь один-единственный откровенный разговор. И в то же время ей было ясно, что этот разговор никогда не произойдет, так как иезуит просто не станет их слушать. А она сама, Агнесс, – была ли она готова выслушать отца Ксавье Эспинозу, который появился в момент ее триумфа и чуть не превратил ее победу в чудовищное поражение? Или брата Павла, пытавшегося убить ее, Агнесс, но убившего вместо этого женщину, которая могла бы стать ей подругой и которая была самой большой любовью в жизни Андрея фон Лангенфеля? Или Генриха фон Валленштейн-Добровича, который жил ради того мгновения, когда сможет убить Александру и излить свою страсть к ней в миг последнего биения ее сердца? Она невольно покачала головой. Отец Сильвикола видел это все и гораздо больше, когда смотрел на одного из них – и неважно, шла ли речь о ней самой, ее невестке Карине или внучке Лидии. Нет, между ними никогда не сможет состояться откровенный разговор.
- Смерть святого Симона Кананита - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Данте - Рихард Вейфер - Историческая проза
- Царица-полячка - Александр Красницкий - Историческая проза