«Желаю тебе удачи, Джим, но думаю, что только на нее полагаться не следует. Мне кажется, ничто не может помешать тебе стать независимым, если ты только будешь трудиться во имя большой цели, а не размениваться на мелочи ради немедленной выгоды. На твоем месте, старый друг, я на время выкинул бы из головы прерии и индейцев и, уже во всяком случае, перестал бы о них говорить: эти истории в конечном счете могут только повредить тебе. Те, кто им поверит, будут тебе завидовать, а те, кто не поверит, отнесутся к тебе с пренебрежением; а ведь если они усомнятся в твоих удивительных приключениях среди индейцев, то не станут полагаться на твое слово и в более практических вопросах, что может оказаться для тебя значительной помехой в делах, а ведь теперь ферма должна стать для тебя самым главным».
Часа два после этого Джим испытывал к Кларенсу должную благодарность и даже попритих. Настолько, что его хозяин, которому он сообщил о своей удаче, откровенно признался, что верит ему только из-за этой невиданной скромности. К несчастью, и урок, который нетрудно было усмотреть в этом нелестном заявлении и чувство признательности были способны укротить Джима лишь ненадолго. Он уже загорелся новой фантазией. Хотя участок, обозначенный в его купчей, всегда был (если не считать его собственной краткой остановки там) незанятым, невостребованным и никем не присвоенным, а его право на эту землю подкреплялось всеми необходимыми документами, он тем не менее с невозмутимой серьезностью собрал в Фэр-Плейнс отряд из трех-четырех бездельников, вооружил их за собственный счет и в самые глухие часы ночи воинственным и насильственным путем вступил во владение мирным участком, который уже был его собственностью благодаря прекраснодушной щедрости и ничуть не героичным долларам Кларенса Бранта. Бивуачный костер согрел победоносных воинов, продрогших на холодном ночном ветру, и они даже уснули на завоеванной земле, не выпуская оружия из рук. Когда взошло солнце, семейство Хопкинсов с изумлением обнаружило по ту сторону дороги укрепленный лагерь и вооруженных часовых. И только тогда Джим Хукер снизошел до того, чтобы объяснить, почему ему пришлось пустить в ход силу, чтобы занять собственный участок, — он обронил несколько загадочных фраз о засаде неведомых «поселенцев» и «хватунов», чьи атаки были отражены только благодаря их собственной отчаянной смелости. Нетрудно вообразить, какое впечатление произвел на фермершу и ее дочь этот романтический эпизод, придавший упоительный привкус опасности их собственной тихой и скучной жизни. Джим, по-видимому, сомневался в преданности и дисциплинированности своих подчиненных и на следующий же день рассчитал их — возможно, тут некоторую роль сыграли и не слишком тактичные вопросы, которые норовил задать им мистер Хопкинс. Однако, пока мирные плотники из поселка возводили ему хижину, он опять угрюмо расхаживал вокруг с двумя револьверами на поясе. Все это время он в качестве богатого и могущественного соседа столовался у фермера, который благодаря его присутствию мог теперь ничего не опасаться — как, впрочем, ничего не опасался и раньше.
Тем временем Кларенс, надлежащим образом уведомленный, что Джим стал отныне его арендатором, должен был выдержать тяжкое испытание. Его планы требовали, чтобы вышеупомянутое обстоятельство хранилось пока в тайне, а для такого прямодушного и бесхитростного человека, как он, это было нелегко. Один раз он мимоходом упомянул, что встретился в поселке с Джимом, но Сюзи отнеслась к этому известию с таким холодным равнодушием, а миссис Пейтон — с таким явным неудовольствием, что он больше ничего не сказал. Он не раз сопровождал Пейтона в его объездах, узнал все подробности о границах ранчо, а также о спорных землях, захваченных врагом, и с бьющимся сердцем, хотя и безмолвно, слушал судью, которому не удавалось скрыть своих опасений.
— Видите, Кларенс, вон ту нижнюю террасу? — сказал он, указывая на равнину, уходившую за коралем вдаль. — Она тянется от моего кораля до Фэр-Плейнс. Держатели «сестринского титула» претендуют именно на нее, и при настоящем положении вещей в случае раздела земли она будет отдана им. Плохо уже и то, что лучшие пастбища у самого кораля окажутся в руках мерзавцев, которые потребуют за них непомерно высокую цену, однако я боюсь, как бы дело не приняло еще более скверный оборот. Согласно прежнему межеванию, эти террасы, находящиеся на различных уровнях, позволяли делить собственность по естественным границам — один наследник или его арендатор забирал одну террасу, другой — другую, и не нужно было ни возводить изгороди, ни ставить межевые знаки, что нисколько не смущало людей, которые либо находились между собой в близком родстве, либо свято блюли патриархальные обычаи старины. И вот это-то прежнее разделение они и стараются восстановить теперь.
— Так вот, — продолжал Пейтон, внезапно обращая взгляд на покрасневшего молодого человека с бессознательной благодарностью за его молчаливый интерес, — хотя граница моей земли уходит на полмили дальше, мой дом, сад и кораль находятся на той же террасе, что и эта равнина.
Кларенс мог своими глазами убедиться в правоте его слов, а Пейтон тем временем объяснял:
— Если решение будет вынесено в пользу этих людей, они незамедлительно предъявят права на этот дом и все остальное, что расположено на этой террасе.
— Но как же так? — быстро спросил Кларенс. — Вы ведь говорили, что их титул валиден только в тех случаях, когда либо они сами, либо те, кто перекупил у них титул, вступили во владение. А вы уже владеете усадьбой. И отнять ее у вас они могут только силой.
— Вот именно, — мрачно согласился Пейтон. — И пока я жив, они не осмелятся прибегнуть к силе.
— Но все-таки, — продолжал Кларенс с прежней непонятной нерешительностью, — почему вы не купили право на владение хотя бы той землей, которая находится в таком опасном соседстве с вашим домом?
— Потому что она находилась в руках поселенцев, и они, естественно, предпочли купить у этих мошенников титул, который, возможно, признают законным, а не продать мне захваченные ими участки по честной цене.
— Но почему бы вам не откупиться и от тех и от других?
— Мой милый Кларенс, я вовсе не Крез и не дурак. А только Крез и дурак стал бы о чем-то договариваться с этими мерзавцами: ведь они, несомненно, тут же потребовали бы, чтобы человек, который больше всех заинтересован в их поражении, выкупил у них все спорные земли по установленной ими цене.
Он отвернулся с некоторым раздражением. К счастью, он не заметил, что Кларенс побагровел от смущения и что по его лицу скользнула нервная улыбка.