Иван. – Итак, милая леди, имею честь и наглость пригласить вас завтра в свою холостяцкую берлогу. Думать будем. Есть у меня соображения, а вдвоем, как говорится, веселее. Только чур не плакать. И на мента своего наплюй, поняла?
Поняла. Но наплевать все равно не вышло. Я проснулась среди ночи, представила, какая красивая у меня могла быть семья, и расплакалась. Ну подумаешь, Эгинеев, мы и знакомы-то два дня. Ну ладно, три, я про него почти ничего не знаю – подумаешь, живет в трехкомнатной квартире, которую хочет разменять на две, сестра Вера почти репортер и недавно замуж вышла, а муж у нее увалень и придурок, еще Эгинеев любит собак, пиво и рыбалку… он подарил мне белую розу на длинном стебле, и смешно смущался, когда я говорила об Иване…
Не хочу плакать. Не буду. Завтра показ и мне нужно быть в форме, или Ник-Ник станет орать, и тогда я точно сорвусь. Иван говорит «люби себя и плюй на всех»? Я попытаюсь, завтра же попытаюсь. А пока горячие слезы сыпались из глаз, а я, зажав зубами подушку, изо всех сил пыталась плакать потише.
Дура, какая же я дура!
Дневник одного безумца.
Весь день пролежал – болела голова, кажется, будто в череп затолкали целый мир. Дышать тяжело, я чувствую, как медленно течет по сосудам кровь, а лишенный питания мозг корчится от боли. Кто-то звонил… звуки с трудом пробиваются через слой тишины, обитающей в ушах. Стоит закрыть глаза и я вижу свое отражение, почему-то в твоем Зеркале, Августа. Небесное озеро, зажатое серебряной рамой, звезды и созвездия, черные дыры и огненные кометы, неуловимая печать ушедших столетий и оскаленная пасть Химеры.
Помнишь, как тебя забавляли эти сказочные чудовища? Змеедева-Ехинда, обманом заточенная в подземелье, предатель-Аргус, бог подземного мира и чудовище, порожденное от его союза с Ехидной. Должно быть от боли у меня возникла своеобразное толкование этой картины. Ты – Титанида, прекрасная и чуждая Богам, Арамис – Аргус, обманувший тебя своей любовью, Тифон – смерть, ибо она укрыла тебя от страданий, а Химера – это моя месть.
Глупо. Еще более глуп мой страх перед этим зеркалом. Это твоя сумасшедшая прабабка виновата, она специально заразила меня этим страхом, словно дурной болезнью. Помню, как ты впервые пригласила меня в гости, помню квартиру – обыкновенная, обои почти такие же, как у нас, и мебель тоже, тогда все у всех было одинаковым, и наверное, это правильно. А потом ты показало Зеркало: черное море, запертое в раму, и чудовища, его охраняющие. Я хотел потрогать, но ты не разрешала, говорила, что мама ругаться станет, а я все-таки решился, щелкнул оскаленного зверя по носу, и разбудил Старуху. Как ее звали? Ты говорила, но я не запомнил, она на всю жизнь осталась для меня Старухой, злобной сумасшедшей ведьмой, которая прячется в темноте.
– Кто здесь? – Спросила она и не дожидаясь ответа, начала орать. – Вон! Кыш, кыш, кыш… Уходите! Уходите, бегите, пока можете, пока зло спит! Не то она проснется… Всем плохо будет плохо, всем… Кыш, кыш, кыш…
Ты говорила, что Старуха больна, и даже сводила меня посмотреть, я пошел и потом долго мучился кошмарами: желтая пергаментная кожа, белые глаза, белые волосы, белая ночная рубашка и отвратительный запах гниющего тела.
– Кыш, кыш, кыш… – верещала старуха. – Проснется… она проснется и всем вам будет плохо!
Старуха умерла, когда мне было пятнадцать, я даже на похороны пришел, чтобы убедится, что ее и вправду не стало. Другие старухи подходили к гробу, крестились и лицемерно добавляли «отмучилась… отстрадала… земля ей будет пухом».
Почему я вспомнил старую ведьму? Потому, что она боялась Зеркала, и кто знает, сколь беспочвенен этот страх. Может, затянутые бельмами глаза видели что-то такое, сокрытое от нас, зрячих? Зло, дремлющее в черной глубине под неусыпным взором тысячеглазого Аргуса?
Арамису зеркало нравилось, он влюбился в него, и, поверь Августа, эта любовь была куда более искренней, чем любовь к тебе. Я сам видел рисунки Арамиса, его Химеру, улыбчивую, хитрую, лукавую…
Я вижу ее каждый день. В ее волосах живет ночь, ее кожа пахнет темнотой, ее глаза лживы… она сама суть обман. Я уничтожу этот обман, я не мессия, я просто человек, который не желает жить во тьме и лжи…
Будет сложно, будет плохо, будет… будущее не пугает меня, ибо для меня нет будущего. Ты, Августа, мое будущее, ты мое прошлое, ты – вся моя жизнь. Мне плохо и с каждым днем все хуже, следует спешить, не то опоздаю. Это страшнее всего – не успеть.
Но мы сможем, мы справимся, Августа. Она мне верит, все верят, это так смешно.
Это судьба.
Скажи, есть ли что-нибудь по ту сторону смерти? Ты ведь знаешь, Августа, но молчишь. Почему? Не доверяешь? Не одобряешь? Но я ведь не мести ищу, а справедливости.
Якут
После всего случившегося Эгинеев чувствовал себя на редкость погано, прямо таки сволочью распоследней. И хоть разумом вины за собой не видел, но совесть проклятая то и дело пихала в бок, напоминая о данном обещании.
«Я никогда тебя не предам».
Господи, сколько пафоса, хоть сей момент в какой-нибудь сериал о возвышенной любви. Нету больше любви, тем паче возвышенной, ее вообще придумали хитрые продюсеры, чтобы народу в кошелек залезть. Противно. А еще противнее понимать, что он, как глупый окунь, клюнул на красивую приманку. Маска, волосы, глаза… все обман.
Эгинеев вернулся домой под утро: видеть кого бы то ни было, Верочку ли, ее супруга или соседку с первого этажа, которая давно уже имеет планы на перспективного холостяка Эгинеева, не хотелось. А хотелось… исчезнуть, куда-нибудь.
Может, и вправду в отпуск попроситься? И на дачу рвануть, там зимой ни души, только лес, река и старый дом. Нет, бежать от проблем – это трусость, а трусом Эгинеев не был. Во всяком случае, ему хотелось думать, что он не трус.
Но до чего же больно, до чего обидно, раз и все совершенство твоей любви осыпается, как иглы с засыхающей елки. Верочка сказала, что скоро новый год и пока покупать елку, она хотела какую-то модную «голубую сосну», которая стоила бешеных денег. А для Ксаны ель гуру-Аронов выберет, чтобы в образ вписывалась. Например, черную или белую. Или вообще полосатую, как зебра, чтобы полоса черная, полоса лиловая. Ксана будет улыбаться и делать вид, будто очень рада, а на самом деле…
На самом деле она лжет. Постоянно. Лжет загадочной улыбкой