в наши дни мы заботимся о безопасности. После всего, что случилось этим летом, все мамы здесь принимают больше антидепрессантов, чем когда-либо.
– Если бы я была на их месте, я бы хотела держать глаза широко открытыми и не терять голову, – сообщила Гарриетт. – Я слышала, что антидепрессанты ведут к слабоумию, но здесь, в Пуант, они, похоже, заставляют людей слепнуть.
Леонард странно посмотрел на нее. Чувство юмора Гарриетт не всегда было просто понять.
– Все семьи уедут на следующей неделе после Дня труда, верно? – преположила она.
– Да, – подтвердил Леонард. – Джентльмены иногда прилетают на выходные в межсезонье, но дети уедут с мамами. Школа начинается в среду. Ко вторнику они все разъедутся.
– Тогда следующая неделя будет самой подходящей, чтобы избавиться от вредителей. Вы можете гарантировать, что Пуант будет пуст? Мой процесс запатентован, и я не хочу появляться со стопкой договоров о неразглашении, которые должны подписать ваши соседи.
– Я позабочусь о том, чтобы нас было только трое. Так как вы считаете, у вас получится? – спросил Леонард.
Гарриетт осмотрела окрестности, внимательно примечая ярко-желтые кусты в каждом дворе.
– О да, я уверена, – заверила она его. – На самом деле, я думаю, что это станет интересным испытанием для меня.
– Замечательно! – сказал Леонард. – А теперь как насчет завтрака?
Они сели в гольф-кар, припаркованный у обочины, и Леонард поехал в направлении высокой белой стены на самой восточной оконечности Пуант. Ни в одном из других поместий не было заборов, тем более такой крепостной стены.
– Кто-то любит уединение, – заметила Гарриетт.
– Это мой дом, – признал Леонард. – Я возвел стену в девяностых годах, когда он был одним здесь. Тогда стена была единственной защитой в Пуант. Полагаю, теперь в ней нет необходимости, но она хорошо помогает отпугивать нежданных гостей. Боюсь, я немного интроверт, – добавил он со смущением.
– И все же вы окружили себя людьми.
– Профессиональная деформация, – пояснил он. – В бизнесе главное – налаживать контакты.
Ворота в стене открылись, когда они подъехали, и Леонард направил гольф-кар по длинной дороге. Его дом располагался на восточной оконечности Пуант, а ближайшие соседи находились на расстоянии километра с обеих сторон.
– Значит, это все ваше? – уточнила Гарриетт. Территория дома казалась размером с Версаль. Высокая белая стена не избавила ее от ракитника; Гарриетт отметила, что кусты здесь были такими же обильными, как и на остальной территории Пуант.
– Это одно из преимуществ того, что я здесь первопроходец, – объяснил Леонард. – Я приехал сюда первым, поэтому выбрал для себя лучшую землю. А потом сдал в аренду другие участки.
– Участки сданы в аренду? – изумилась Харриет. – Здесь нет ни одного особняка, который бы стоил меньше десяти миллионов долларов. И вы хотите сказать, что люди, которые их построили, не владеют землей под ними?
– Не-а. Участки арендуются на пять лет, и Ассоциация жильцов решает, какие договоры продлять. Я хотел иметь возможность избавить жильцов от нежелательных соседей, если понадобится. До сих пор в этом не было необходимости. Я стараюсь выбирать соседей очень тщательно. Все здесь прошли доскональную проверку. Поэтому так обидно, что кто-то вроде Спенсера Хардинга проскользнул сквозь щели. Клод была в ярости, когда узнала об этом.
Он остановил тележку перед прекрасным каменным особняком, где их ждала Клод.
Всегда радушная хозяйка, она приветствовала Харриет как старую знакомую, и пока Леонард возился с чем-то в задней части тележки, она провела гостью по первому этажу дома к террасе на берегу океана. Интерьер был оформлен с исключительным вкусом. Блестящая голубая плитка образовывала головокружительный узор на полу, а с открытой деревянной балки на потолке свисала люстра. Гарриетт глядела во все глаза, но слуг не было видно.
– Вы живете здесь вдвоем? – спросила она.
– Да, – ответила Клод, – когда у нас нет гостей.
– Я предполагаю, что в таком большом доме может быть одиноко без других людей.
– Этот дом когда-то принадлежал моему отцу. Я всегда чувствую себя здесь как дома.
Шея Гарриетт напряглась, как у собаки, уловившей какой-то запах:
– У меня сложилось впечатление, что Леонард построил этот дом в девяностых годах.
– Он купил его в девяностых, через несколько лет после смерти моего отца. Папа перевез его камень за камнем из Бретани. Я чуть не бросила Леонарда, и это был его способ извиниться. Он предложил его мне в подарок, но я никогда бы не смогла заплатить налоги на такое поместье, поэтому Леонард оставил его на свое имя.
Комната для завтрака выходила окнами на океан. Стол был уставлен костяным фарфором[26], а в центре стоял серебряный кофейник.
– Хотите чашечку? – спросила Клод, когда они заняли свои места.
– Нет, спасибо. – Гарриетт достала из кармана косяк. – Вы не возражаете?
– Нет, – Клод развеселилась, – если только вы готовы поделиться.
Гарриетт зажгла косяк, сделала затяжку и передала его Клод.
– Я заметила, что те прекрасные цветы перед домом Хардингов все пропали.
– Да, там полный бардак. – Клод уклонилась от прямого ответа на вопрос и сделала затяжку. – Вы видели Джексона Данна по дороге сюда? – Она, выдыхнула облако серебристого дыма.
– Да, – подтвердила Гарриетт. – Я полагаю, это вы подтолкнули его к разрыву с традициями?
Клод рассмеялась:
– Шутите? Он никогда бы меня не послушал. Я просто сказала Леонарду, что он, возможно, захочет убедиться, что между вами с Джексоном нет вражды. Ему известно, что у Джексона есть некоторые неприятные наклонности.
– Так иронично, – заметила Гарриетт. – Леонард сказал мне, что всех здесь проверяют. Было бы логично предположить, что склонность к сексуальным домогательствам будет одной из первых вещей, которые вы обнаружите в ходе проверки.
– Леонард делает все возможное, но правда в том, что пара хороших адвокатов и картотека, полная договоров о неразглашении, творят чудеса. Удивительно, сколько грязного белья можно спрятать за несколько сотен миллионов долларов, – пояснила Клод. – Кстати, забавно, что вы упомянули о сексуальных домогательствах. Джексон случайно не хватал вас за промежность?
– Вообще-то, хватал, – подтвердила Гарриетт.
– Да, однажды он пытался и со мной это проделать, когда был очень пьян. Леонард проследил, чтобы он больше никогда не переступал черту. Таких мужчин нужно дрессировать, как собак.
– Зачем их дрессировать? – не согласилась Гарриетт. – Не лучше ли усыпить их?
В этот момент из дома вышел Леонард, держа на одной руке поднос с едой. Дойдя до стола, он подал фрукты, круассаны и вареные яйца всмятку на красивых голубых подставках, причем у него ни разу не дрогнула рука.
– У вас отлично получается, – заметила Гарриетт.
– Я не из богатой семьи, как Клод, – объяснил Леонард. – Пока учился в колледже, я работал официантом.
– Леонард – олицетворение американской мечты. – Клод игриво похлопала его по заднице. – Ребенок уборщицы выучился в Гарварде на стипендию и дошел до самой вершины.
– Впечатляет. В чем секрет вашего успеха? – спросила Гарриетт.
– В пенисе, – пошутил Леонард, и Клод