быть шутки у меня с Джо Брауном. Я сказал, хау.
– Харри, да ты скоро станешь лучшим охотником во всех окрестностях реки Платт. Но ты, однако же, обидчивый и чувствительный, как фарфоровая статуэтка. Это нехорошо для мужчины. Идем выпьем у нас за окончание забастовки и за удачную охоту на бизонов! Твой отец уже там. Ты идешь?
– Нет.
– Жаль. Ну, спокойной ночи!
Генри направился к бараку.
Харка потрепал своего Чалого по шее, заставил его улечься и сам умостился рядом с мустангом, завернувшись в одеяло. Он очень устал и проспал беспробудно до самого рассвета.
Проснувшись, он обнаружил, что отец этой ночью так и не пришел.
Харка снова занялся обоими конями и выкупался сам. Затем пустился на поиски Джо. Он пристрелил для лагеря девять бизонов и не собирался отдавать эту добычу, не получив от нее свою долю, хотя и отказался от ружья из какого-то необъяснимого упрямства.
Джо встал довольно поздно, был с похмелья и общался с коллегами из руководства строительством, не обратив внимания на юного индейца. Харка был воспитан в строгих правилах вежливости, они не позволяли ему в таких случаях быть навязчивым, хотя решение относительно бизонов не терпело отлагательства. Ведь мужчины, посланные забрать туши, уже готовились выехать.
Харка увидел, что в первой половине дня у него не будет случая поговорить с Джо Брауном.
Он бесцельно ходил туда и сюда, размышляя, как ему лучше поступить. Его сверлила мысль, что отец ночью снова пил, но он с силой загонял назойливые мысли и чувства глубже в подсознание, где все невысказанное и неразрешимое накапливалось, как в глубоком озере или как в гнилом болоте, которое могло стать опасным. Он обратился к повседневным задачам, чтобы как-то продолжать жить дальше.
Поскольку Джо Браун был занят на ближайшие часы, Харка просто поскакал вместе с провиантской колонной к тем местам, где проходила охота. Дакота явились еще ночью, чтобы увезти свою добычу в надежное место. Никого из них на месте уже не было видно. Харка скакал рядом с тем траппером, с которым разговаривал накануне. Когда коней остановили, тот заметил, что юный индеец что-то хочет ему сказать.
– Да? – повернулся он к Харке.
– Можно мне забрать мозги и печень тех бизонов, которых подстрелил я?
– Ты хочешь мозги и печень? А языки нет?
– Языки нет.
– Тогда разделим пополам. Мне языки, а тебе мозги и печень. А шкуры снимешь?
– Да. Шкуры и рога я тоже хочу забрать. Из мяса мне ничего не надо. Я себе настреляю мелкой дичи.
– Ну, как скажешь. Нам-то шкуры ни к чему. На что они нам? Тут же нет торговцев, у которых их можно было бы обменять. А ты что собираешься с ними делать?
– Отвезу их к пауни и попрошу выдубить. Хочу построить вигвам для нас с отцом.
– Ты смотри-ка! А можешь прихватить и две мои шкуры на дубление?
– Ну, если хочешь. Одну шкуру я подарю женщинам-пауни за работу.
– Но это из твоих девяти, договорились?
– Хау.
Траппер подмигнул парнишке:
– А ты толковый, с тобой можно иметь дело, и не только на охоте! На меня тоже можешь рассчитывать, если Джим будет вешать на тебя каких-нибудь собак.
– Хорошо.
Харка целый день до позднего вечера был занят. Снять с бизона шкуру чисто и грамотно – это была нелегкая работа.
Когда дело было сделано, он погрузил шкуры на вьючную лошадь. Но мозг и печень он не хотел везти в лагерь. Он примостился у вьючных лошадей, развел небольшой огонь и поджарил деликатесы. К нему подошел траппер:
– И что, ты все это съешь зараз?
– Да.
– Ну, приятного аппетита. У тебя здоровый желудок. Когда потом в следующий раз будешь есть?
– Послезавтра.
Харка наслаждался едой. В лагере не было ничего такого, что отвечало бы его вкусу. Впредь он хотел снова обеспечивать себя самостоятельно, как он это делал у блокгауза Беззубого Бена.
Полночь уже миновала, когда в лагерь доставили все добытое мясо. Харка встретил Джо, но, поскольку теперь у него больше не было никакого дела к инженеру, он свернул в сторону. Отец нашел его у лошадей.
Маттотаупа хотел похвалить Харку за его замечательный успех на охоте, но, когда увидел замкнутую мину сына, все слова застряли у него в горле. Он сделал вид, что сейчас же заснет, и натянул кожаное одеяло чуть ли не на голову. Ему было дурно. Он ведь давал сыну обещание больше не пить колдовскую воду, но это опять случилось, и опять он при этом потерял память и рассудок и очнулся лишь через несколько часов в каморке Джима, куда его принесли мужчины – он не помнил когда и как. Раненый грубо напустился на него со своей постели, когда индеец проснулся. Укорял его в пьянстве. И что ему, Джиму, некому было подать воды напиться, он чуть не подох от жажды. Ни одна душа о нем не беспокоится; что теперь ему, сдохнуть? Тут Маттотаупа хотел помочь своему белому брату, но Джим его выгнал и потребовал к себе для ухода Билла Петушиного Бойца и его любовницу. Теперь они двое были у Джима.
Но Топ, лежа спиной к спине со своим сыном Харри, мучимый похмельной тошнотой и унижением, все же подумал, что, должно быть, в этой колдовской воде есть какое-то волшебство. Ему показалось, что эта мысль, подкравшись тайком, прыгнула ему на загривок и хотела его придушить, но он изо всех сил стряхнул ее с себя.
Возвращение к дакота
Прощальная вечеринка
Было утро. Джо Браун сидел один в своей каморке. За три года их барак переместился гораздо дальше на запад, и к строительному лагерю теперь вели рельсы. Следующей ночью ожидали поезд со строительными материалами и продовольствием, который через день должен был отправиться обратно.
Браун сидел на походной складной кровати и курил уже третью сигару. Работу он закончил и передал все планы и расчеты своему преемнику. В этот последний день его пребывания здесь, в прерии, на участке строительства «Юнион Пасифик», делать ему было нечего. Он получил вызов от руководства компании: ему предстояло принять участие в завершении строительства важного участка железной дороги. Там еще нужно было решить немало сложных технических и организационных задач. Этот отрезок прокладывался одновременно с востока и с запада. В Скалистых горах