Они вежливо поблагодарили и отказались. Старик настаивал, но, заметив, что его интерес и забота только смущают их, тактично перевел разговор на другую тему.
Он коснулся рукой небольшой пачки газет, лежавшей у него на коленях.
— Вы читаете газеты? Ну, конечно же, зачем я спрашиваю об этом! Но вы не читаете их так, как я. Не думаю, чтобы вам была известна моя система. Хотя не я сам придумал ее — обстоятельства вынудили меня к этому. Но теперь я знаю, какой чудесной находкой она является. Я читаю газеты недельной давности. Все, кто этого пожелают, могут получать свои газеты из столицы с недельным запозданием. Это позволяет человеку сохранять трезвость мышления. Человек, читая газеты недельной давности, невольно вынужден быть очень осторожным в своих суждениях.
Муж и жена попросили его продолжать.
— Помню, — сказал старик, — как я месяц жил в столице и покупал газеты каждый день. Я чуть с ума не сошел от любви, ненависти, возмущения, отчаяния. Страсти так и клокотали во мне. Я был молод и готов был взрываться по любому поводу. Я верил в то, что видел и что читал. Вы заметили? Когда читаешь газету в тот же день, почему-то веришь всему, что в ней написано. Думаешь: раз это случилось всего час назад, значит, это правда. — Он покачал головой. — Поэтому я приучил себя отходить в сторонку и выжидать, когда газета отстоится, устареет. Здесь, в нашем городке, газетные заголовки меркнут, превращаются в ничто. Газета недельной давности! Вы можете, если хотите, даже плюнуть на нее. Она похожа на женщину, которую вы когда-то любили, а теперь вдруг увидели, что она совсем не та, какой вам казалась. Она даже дурна собой, а душа ее не глубже блюдца с водой.
Он осторожно вел машину, бережно и нежно положив руки на руль, словно на головы любимых внуков.
— Вот я и возвращаюсь домой, чтобы прочесть газеты недельной давности, посмотреть на них со стороны, поиграть с ними. — Одну из них он развернул и держал на колене, время от времени заглядывая в нее. — Как пуст этот лист, словно разум слабоумного ребенка. Пустоту можно заполнить чем угодно. Вот, посмотрите! Эта газета утверждает, что все представители белой расы исчезли с лица земли. Какая глупость писать подобные вещи! И это тогда, когда на свете, возможно, имеются миллионы и миллионы белых мужчин и женщин, которые сейчас спокойно обедают или ужинают. Мир содрогается, рушатся города, люди с воплями бегут из них. Казалось, все погибло! А рядом, в деревушках, люди не понимают, откуда весь этот шум, поскольку они только что прекрасно выспались и с новыми силами встречают день. Аи, аи, как непостоянен и коварен этот мир! А люди не видят этого. Для них либо ночь, либо день. Слухи разносятся быстро. Здесь повсюду, в деревушках, позади и впереди нас, люди готовятся к карнавалу. Белые люди исчезли с лица земли, говорят слухи, а тут я въезжаю в город и у меня в машине их целых двое, живых и невредимых. Надеюсь, вас не обижают мои речи? Если не было бы вас, я разговаривал бы с мотором моего автомобиля. Иногда он возражает мне довольно шумно.
Они подъехали к городу.
— Пожалуйста, — промолвил Джон Уэбб, — будет неразумно, если вас увидят в нашем обществе. Мы сойдем здесь.
Старик неохотно остановил машину.
— Я ценю ваше великодушие. — Он обернулся и посмотрел на красивую женщину.
— Когда я был молод, я был полон самых невероятных замыслов и идей. Я перечитал все книги одного француза. Его звали Жюль Верн. Я вижу, вам знакомо это имя. По ночам мне часто казалось, что я изобретатель. Теперь уже все прошло. Я так ничего и не изобрел. Но я хорошо помню машину, которую хотел изобрести. Она должна была помочь людям понимать друг друга. Она состояла из запахов и красок, в ней был проекционный аппарат, как в кино, а сама она напоминала гроб. Человек ложился в нее и нажимал кнопку, и в течение целого часа вы могли быть эскимосом на льдине или арабом на коне. Вы испытывали все, что испытывал житель Нью-Йорка, вдыхали запахи, которые вдыхал швед, вкушали блюда, которые ел китаец. Машина была вашим вторым я. Вы меня понимаете? Нажимая ее кнопки, вы могли становиться то белым, то желтым, то негром. Вы могли стать даже ребенком или женщиной, если бы вам захотелось позабавиться.
Муж и жена вышли из автомобиля.
— Вы пытались изобрести ее?
— Это было очень давно. Я совсем забыл о ней и только сегодня вспомнил. Сегодня, подумал я, она очень пригодилась бы нам, она очень нужна нам сегодня. Как жаль, что мне не удалось создать ее. Но когда-нибудь это сделают за меня другие.
— Да, когда-нибудь, — промолвил Джон Уэбб.
— Я рад, что побеседовал с вами, — сказал старик. — Да хранит вас бог.
— Adios, seňior Гарсиа, — ответили они.
Машина медленно тронулась в облаке пара. С минуту они провожали ее взглядом. Затем муж молча взял жену за руку.
* * *
Они пешком вошли в небольшой городок Колонию. Они шли мимо маленьких лавчонок, открытой мясной лавки carnéceria, парикмахерской. Люди останавливались и долго глядели им вслед, пока они совсем не исчезали из виду. Каждые несколько секунд рука Уэбба осторожно и незаметно ощупывала револьвер в кобуре под мышкой, касаясь его легонько и бережно, словно нарыва, который с каждой минутой становился все больше и причинял боль.
В мощеном дворике отеля Эспоза было прохладно как в гроте, приютившемся под сенью голубого водопада. Пели птицы в клетках, а шаги отдавались эхом, гулким и звонким, словно короткие выстрелы.
— Помнишь? Мы останавливались здесь несколько лет назад, — сказал Уэбб, помогая жене подняться по ступенькам. Они стояли в тени грота, наслаждаясь его синей прохладой.
— Seňor Эспоза, — промолвил Джон Уэбб, когда навстречу им, щурясь, вышел из-за конторки тучный человек. — Вы помните меня? Я — Джон Уэбб. Пять лет назад мы как-то всю ночь проиграли с вами в карты.
— Конечно, конечно. — Seňor Эспоза отвесил даме поклон и быстро пожал гостям руки. Наступило неловкое молчание.
Уэбб откашлялся.
— Мы в затруднительном положении, seňor. He могли бы мы остановиться в вашем отеле, только на одни сутки?
— Ваши деньги всегда здесь в цене.
— Значит, вы не отказываете нам? Я с удовольствием уплачу вам вперед. Видит бог, нам очень нужен отдых. Но еще больше нам нужен бензин.
Леонора тронула мужа за рукав,
— Разве ты забыл, у нас нет теперь машины.
— Ах, да. — Он на мгновение умолк, а потом, вздохнув, сказал: — Ну что ж. Бог с ним, с бензином. Когда идет ближайший автобус в столицу?
— Я обо всем позабочусь, — сказал seňor Эспоза торопливо. — Сюда, пожалуйста.
Поднимаясь по лестнице, они услышали шум. Бросив взгляд в окно, они увидели свою машину. Она описывала круги по площади, набитая до отказа кричащими и смеющимися людьми, висящими даже на подножках. За машиной бежали дети и собаки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});