— Вы поглядите, гражданин, в комнату, может, вспомните о вещах, которые пропали?
— Мне тоже можно взглянуть? — спросила Лидочка.
— Не надо, натопчете. А там следы остались.
Лидочка подумала, что, вернее всего, натоптали сами милиционеры.
Глущенко заглянул в комнату. Он стоял, чуть покачиваясь и внутренне решая задачку «найдите десять различий между двумя картинками». Лидочке не было видно за ними, но тут Женя сделал шаг назад в сторону, и Лидочка увидела, что дверцы шкафа раскрыты, белье выброшено на пол, а на полу валяется один из ящиков.
— Тут искали, — сказал Женя не столько милиционеру, как Лидочке и Итусе.
— Вот именно, — подтвердил Анатолий Васильевич. — Значит, подозревали, что искать.
— Простите, но я хотел бы возразить, — сказал Женя. — Если бы знали, что и где искать, то им не было бы нужды выворачивать ящики и копаться в белье. Взяли бы, что нужно, и ушли.
— Ладно уж, — не согласился милиционер, — по-разному бывает. Он мог знать, чего надо брать, но не знал, где спрятано. Не исключено, что приходил знакомый.
— Почему?
— Соседи шума не слышали.
— Нет! — твердо ответил Женя. — Знакомый вошел бы через дверь. Или, в крайнем случае, через дверь на веранду. Она была открыта?
— А черт ее знает! — в сердцах ответил капитан. — Соседка бегала туда-сюда, натоптала, впрочем, это и не играет сейчас роли.
Капитан пошел на кухню, где заставил свидетелей записать свои адреса и телефоны, обещал вызвать. Потом выпроводил всех из дома, сам вышел последним, закрыл дверь на ключ. Подождал, пока Итуся поймает Пуфика, и проводил всех до калитки. Захлопнув калитку за собой, просунул крепкую волосатую руку сквозь штакетник, чтобы задвинуть засов.
— Все, — сказал он, словно закончил тяжелую работу, — теперь можно и пообедать.
— Задержались мы, Анатолий Васильевич, — поддержал его потный милиционер. — Я чуть с голоду не помер.
Лидочка подумала, что милиционеры могли бы и не обсуждать сейчас обеденные проблемы, а потом отогнала эту мысль — они же каждый день находят трупы, что ж теперь, голодать из этических соображений?
Милиционеры быстро пошли по улице к отделению, а Глущенки с Лидочкой остались у калитки. Ведь они так ничего и не узнали от Анатолия Васильевича. Было странное чувство — словно перед тобой поднялся занавес, за которым стояли в разных позах люди на фоне декораций, и тут же опустился, зажегся свет, и дамы в униформе торопят скорей идти в гардероб, а то гардеробщицам пора по домам.
Солнце пекло нещадно, воздух был влажным, тяжелым, еще и суток не прошло с той минуты, как Лидочка входила в эту калитку и Сергей встретил ее на террасе.
— Хоть бы дождик пошел, — попросила пощады у природы Итуся.
Пуфик стоял у ее ноги, покорный и терпеливый. Женя так и держал в руке несчастную корзину.
— Я сегодня видела отвратительный сон, — сказала Итуся, — но не придала ему значения.
Итуся явно намеревалась рассказать этот сон, но обычно терпимый Женя оборвал ее:
— Давай дома будем рассказывать. Сейчас я хочу увидеть Верескова.
Женя был прав. Нельзя уходить, не узнав по крайней мере того, что знают соседи.
Они побрели к дому, где снимал флигелек Вересков, стали звать его от калитки, но вышел не он, а Ольга, соседка Сергея, и сказала:
— А Валентин Дмитриевич срочно в Москву уехал.
— Оля, — обрадовалась Итуся, которая знала соседку ближе остальных. — Мы вообще-то к вам хотели. Мы вовсе ничего не знаем.
Крупная, массивная Оля, само добродушие, подошла к забору. Разговор продолжался через штакетник.
— Это я во всем виновата, — сказала Оля. Она начала говорить сразу после вопроса Итуси, видно, она специально стояла тут в ожидании расспросов. Грустно потерять статус главного свидетеля, когда свидетельскому полку пришло пополнение.
Ольга, по ее словам, проснулась часа в два от какого-то звука. Звук пришелся на сон — так что она даже не поняла, что же ее разбудило. Теперь, после того как она побывала в соседнем доме, Ольга поняла, что ее разбудил звук выстрела. Было тихо. Только очень тревожно. Она встала, подошла к окну, посмотрела в сторону окон Сергея. Именно в ту сторону, а не в другую — что-то, значит, чувствовала. Она стояла довольно долго, и ей показалось, что там горит настольная лампа. Сергей Романович часто допоздна работал — кухня-то с ее стороны, ей видно было, как он сидит у окна и печатает на машинке. В жаркие дни все открыто настежь, правда, участки разделены сараями, но сараи стоят не вплотную.
Потом Ольга легла и спала часов до девяти утра. Встала, были какие-то домашние дела, ей сегодня выходить после обеда. Ольга собиралась на почту и еще вчера договорилась с Сергеем, что заглянет к нему в первой половине дня и возьмет несколько писем, которые он написал, — специально идти за километр к почтовому ящику ему не с руки.
Она пошла к Сергею в одиннадцатом часу, как раз кончился дождик.
Дверь на террасу была открыта, но когда Ольга вошла, никто не отозвался. Может, заработался вчера и заснул поздно, решила она, а так как отношения в поселке были простыми, деревенскими и Сергей эти отношения принимал, Ольга негромко позвала его, чтобы не будить, если спит. Тут она и увидела его на полу. Сначала она решила, что сосед напился и свалился под стол — она такого натерпелась с прошлым мужем. Потом испугалась, что у Сергея случился припадок. И хоть было светло и она увидела кровь, сознание не соглашалось с насильственной смертью — иначе как объяснишь, что она даже присела на корточки и стала трясти его за плечо, чтобы очнулся.
А потом уже окончательно поняла, что сосед мертв.
— А из чего он был застрелен? — спросил Глущенко.
— Не знаю, — сказала Ольга. — Может, из ружья, может, из пистолета. Не все ли равно?
— Оружия вы там не видели?
— Нет, оружия не было. Да я и не искала.
— А потом милиционеры не находили оружия?
— Женечка, ну что ты пристал к Оле со своими вопросами? Вы продолжайте, Оля, — попросила Итуся.
— А больше нечего продолжать. Я испугалась, — сказала Ольга. — Выбежала, а тут Валентин Дмитриевич идет. Я сначала не хотела его в это дело впутывать, он такой впечатлительный. Но он по моему виду угадал, буквально кинулся ко мне, спрашивает, что у вас произошло? Я и говорю, что не у меня, а с Сергеем Романовичем случилось несчастье. Я его попросила подежурить, чтобы никто не вошел в дом. Почему-то мне показалось важно, чтобы до милиции никто в дом не вошел. А сама побежала в милицию — тут пять минут…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});