К сожалению, мне неизвестен автор стихов и я прошу у него прощенья.
Эйнор и Фередир слушали негромко читающего Гарава задумчиво, покачиваясь в сёдлах. Потом Фередир сказал:
— Хорошая баллада. Не всё понятно, но… хорошая.
— Я знаю, — грустно сказал Гарав. Эйнор улыбнулся:
— Не грусти. Ты ещё побываешь в Раздоле, Волчонок.
— Зачем он мне? — удивился Гарав. Эйнор не стал отвечать, а спросил о другом:
— Ты ведь пишешь. А говорил, что неграмотный. Это письмо твоего народа?
— Да. Моего народа, — кивнул Гарав и чуть подшпорил Хсана. Тот вынес его вперёд — туда, где тропка из рощ уводила в луга. Там он остановил коня, развернул его и вытащил меч, вскинул в руке к солнцу. Эйнор и Фередир остановили своих коней. Гарав встал в стременах и застыл, подняв лицо и руку с мечом. Солнце вспыхнуло искрой на остром кончике клинка, и по нему вниз побежали алые молнии кардоланского узора. — Садрон — верный, — сказал Гарав.
Глава 29 -
в которой выясняется, что все пути ведут в Раздол, а Гарав совершает первое убийство.
На ночь остановились под крышей. Гарав не поинтересовался, как называлось село — но жили в нём пригоряне, и кардоланскому рыцарю и его оруженосцам хоть и опасливо, но без вопросов, предоставили место для ночлега. В небольшом трактирчике — каменном, с низкими балками — без потолка — под крышей, закопченной огнём большого открытого очага — отыскалась комнатка с большой кроватью.
Село стояло в стороне от торной дороги, на северных склонах гряды холмов. Дорога шла по южным, проскакивала перевал, стиснутый между двумя скальными выходами и шла дальше на юго–восток — а к селу через холмы вела скорей тропка, чем дорога. Видимо, это был один из тех полузатерянных мирков, где люди живут десятилетиями в одном и том же ритме. Но то, что Рудаур — нуменорское княжество, а Руэта — самозванец — тут всё–таки помнили.
Вечером — видно, тоже по обычаю — в трактире собрались как бы не все мужчины села. Кардоланцев обходили стороной — гостеприимство гостеприимством, а в такие дела лучше не лезть, чтоб всегда можно было сказать: приехали, отдохнули, уехали — трактир же!
Юноша и мальчишки вышли в общий зал, чтобы поесть и выпить пива. Пиво тут оказалось очень даже ничего — по словам Фередира — а на ужин предложили целую гору жареных карасей, штук полста. Небольших, но прожаренных до хруста, очень вкусных — и буквально за медяки — сказывалась близость реки. Повар умело надсёк рыбок поперёк, и мелкие косточки — проклятье речной рыбы — почти не ощущались, а от хребта мясо отставало половинками.
Гарав увлечённо хрустел хвостиками и плавничками. Рыбу он обожал чуть меньше, чем грибы. Но на этот раз спутники не морщились и не принюхивались, как было с грибами — лопали, хватая из–под рук друг у друга. А что местные на них не обращали внимания — так оно и к лучшему.
— Вкусно, — признал Эйнор. Щёки у него были перемазаны маслом, на котором жарились карасики. — Но тунец в вине вкусней.
— Хрень. — отрезал Гарав. Тунца в вине он никогда не пробовал, но повторил: — Хрень. Морская рыба не может быть такой вкусной, как речная.
— Не ел — и молчи! — возмутился Фередир. — Приедем в Зимру — угощу тебя. Эйнор, помнишь ту таверну на набережной — «Пьяный тунец»?
Эйнор медленно кивнул. И вдруг сказал:
— Знаешь, боюсь я одной вещи, Гарав. Не отстанет Чёрный ни от нас, ни от тебя. Не простит того, как ты его надул. Ты, может быть, просто не понимаешь, как ты его обкидал грязью.
Мда. Слова в этом мире всё ещё имели силу. Гарав убедился в этом немедленно. А Эйнору следовало это помнить…
…Хлопнула дверь.
И сразу стало тихо.
Вастаков было пятеро. Видно, они оставили коней снаружи и сейчас переглядывались, щурились, держа руки на рукоятках сабель. На плоских шлемах качались перья.
— Слушайте! — сказал на адунайке один из них — в позолоченной кольчуге, тонкие вислые усы его были украшены золотыми шариками на концах. — Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура и ваш законный властитель! Мы — его гонцы! Склонитесь перед Руэтой — и окажите нам честь и почёт!
Пригоряне угрюмо помалкивали. Фередир вытянул ноги под стол. Эйнор следил за Гаравом и вдруг увидел, что в прищурившихся глазах мальчишки разливается непомерное море злости.
— Чурки е…ные… и предъявы точно такие… — пробормотал Волчонок на своём языке.
Вастаки, удостоверившись, что честь и почёт оказаны уже сейчас (молчание они воспринимали как общий страх), уселись за один стол и начали заказывать ужин, причём требовали вина, а не пива, а платить явно не собирались. На троих кардоланцев — в дальнем углу, без доспехов — они и внимания не обратили. А местные потихоньку потянулись из трактира, и вскоре зал почти что опустел — остались лишь вастаки, хозяин с женой, кардоланцы да сидевший в другом дальнем углу невысокого роста посетитель в плаще с капюшоном, пивший уже третью кружку пива.
— Надо уйти наверх, — сказал Фередир сердито и тихо. — Смотреть на них…
Гарав издал неопределенный насмешливый звук. А Эйнор — совершенно неожиданно для самого себя, сказать по чести! — устроился удобней, кашлянул, стукнул по столу кулаком — и голос юноши, казалось, приподнял низкую крышу:
Впечатан в землю четкий шаг,Содрогнется земля,Идут воители меча,Гвардейцы Короля!Ведет нас солнца ясный жар,И землю опалитКлинков серебряный пожар,Что средь небес горит!
Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»
Вастаки, громко разговаривавшие на своём языке, замолчали и оглянулись изумлённо. Честно сказать, и оруженосца уставились на своего рыцаря с удивлением. А Эйнор распевал, пристукивая кулаком:
Когда Король дает приказ,Превыше воли нет!Его слова прочертит стальВ тени звенящих лет!Гимлад свободу обрететОт смерти злых оков,Прославится героев род,Избраников веков!Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»И в наших душах жар огня,Нам светит Азрубэл,Своих воителей храняОт язв, мечей и стрел!Гори, огонь! Исчезни, враг!Пред нами жалок тот,Кто побороть не смеет страх,В чьем сердце — талый лед!Услышь же нас, великий град:«Zagir annardi anGimlad!»Услышь, подзвездная земля:«Zagir 'nArun 'nAbarzayan!»
Вообще–то это была песня врагов предков Эйнора. Людей Короля. Но было в ней что–то… в общем, что–то такое. Такое. Да и Эйнору явно было сейчас важно бросить вызов вастакам — а ничего более вызывающего, чем перекатывающиеся слова: «Zagir annardi anGimlad!» — для них не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});