— Ты так говоришь, будто я полмира под нож пустить вознамерился. Мелкое вторжение, незначительное…
— Точно. Таким оно из нашего времени и представляется. В Службе сейчас завал полнейший, если б не я, на него бы никто и внимания не обратил… Мелкое!… — воскликнул Пастор. Потом вдруг отстранился и с недоверием посмотрел на Олега. — Шорох, погоди-ка… Ты что, действительно их не узнаешь? Здорово тебе мозги прочистили! Ну, хорошо… Она: Алла Николаевна Терентьева. Пока еще Терентьева, да… Он: Алексей Борисович Шорохов. Ты не можешь их не помнить!
“Мне даже их лица в памяти заменили… — равнодушно подумал Олег. — Как мне их помнить?…”
— Присмотрись, Шорох! Глаза, рот… мамины! Нос у тебя папин! Ты что, самоубийца? Тогда это самый изощренный способ. Разлучить родителей, чтобы они ими и не стали, твоими родителями… Но тебе же не могли закрыть всю жизнь!
“Мне и не закрывали… У меня ее не было,…”
— Шорох, я догадывался, что ты нездоров. Ты так засекретил свою магистральную биографию, что даже Служба не знает, где ты родился — в каком году, в каком городе… Это уже не вопрос безопасности, это натуральная паранойя. Что ты скрываешь? Что там у тебя, в прошлом?
— Ничего… — угрюмо ответил Олег.
— Старикан боится собственной тени? Объясни мне, Шорох!
— Я пытался…
— Да не про войну эту мифическую! Зачем ты себя гробишь?! Ты ведь специально уничтожил информацию о своем детстве, юности. Чтобы это казалось рядовым нарушением, до которого у Службы просто не дошли бы руки. Чтобы убрать себя чисто, без следа… Но ради чего?!
— Ради… — Олег кисло усмехнулся. — Ради человечества.
Он знал, что будет тяжело, но не предполагал, что настолько. Иван Иванович не сказал главного: против кого направлена операция, чье рождение придется отменить, чтобы возникла новая магистраль, единственный путь к спасению. Поэтому Иванов и хотел снова загрузить в него всю программу, от начала до конца.
Шорохов пожалел, что заставил Дактиля стереть ему будущее. С программой было бы лучше. Легче. А без нее, добровольно и осознанно, эту задачу выполнить невозможно…
Олег затоптал окурок и пригляделся к лавочкам. Алла Терентьева и Алексей Шорохов по-прежнему болтали. Их должен был узнать не он, а прототип — Олег Алексеевич Шорохов, проживший девяносто два года, занявший место координатора Службы и ставший исходником для одной копии. Какое этой копии до него дело? Разве что она тоже перестанет существовать…
Но если так надо… то так и будет. Иначе операция Иванова останется незавершенной, вероятность возникновения его магистрали скатится к нулю, и Старикан не даст команды на свое клонирование. Прототип, тот самый Олег Алексеевич, будет до последнего дня помнить Прелесть, помнить и страдать, но ничего не изменит. Клон исчезнет, как часть сорванной операции, — исчезнет и все, что он сделал. На третий день службы Прелесть погибнет…
Цепочка получилась короткой, и она пугала Олега чрезмерной, какой-то избыточной ясностью.
— К чему ты стремишься, Шорох? К смерти?
— Стремлюсь?… Да.
— Что ты себе выдумал? При чем тут человечество?
— Если бы ты знал, как мало я вкладываю в это слово… Я не считаю, что сумма всех ваших жизней дороже одной моей… Но у вас есть то, из-за чего я не могу отступить. Как же она тогда сказала-то?… “Я тоже часть”?… Во!… Понимаешь, Пастор? — Олег схватил его за рубашку и засмеялся так, что прохожие обернулись. — Она тоже часть вашего человечества! Ты понимаешь, нет?… И мне придется сдохнуть… — закончил он, медленно убирая руки.
— Кто?! Какая еще часть? Ты бредишь!
Алла с Алексеем дошли до угла и скрылись за поворотом.
— Вот и ладненько, — сказал Пастор, успокаиваясь. — Теперь по домам?
— Ага. — Олег направился обратно во двор.
— Уймись, придурок!
— Чего?… — Олег резко остановился. — Ты, опер, забыл, с кем разговариваешь? Желаешь трудной службы?
— Ох, ох!… Тебе, обормоту, до верховного координатора, как мне до…
— Смирно стоять! — рявкнул Шорохов. — Пастор, дорогой… Ты карьерой интересуешься? Я тебя продвину так высоко, как только смогу.
— За одну услугу… — предположил тот. — И куда ты меня продвигать будешь? Если ты вначале сам задвинешься. На тот свет.
— Логика есть… — согласился Олег. — Тогда хрен тебе!
— А мне и так по жизни — хрен…
— Соплежуй, неудачник.
— Иди к черту.
— Лузер…
— Заткнись! — не выдержал Пастор.
— А почему бы тебе не вызвать подмогу? Вот это да, самого Старикана покушаюсь… Сенсация, блин!
— Разберемся… — неопределенно ответил тот.
— Первое вторжение ты вроде бы компенсировал, а второго объективно еще нет. — Олег посмотрел на сигарету и сунул ее обратно в пачку. — Это твоя версия для Службы, — произнес он тем же тоном. — А в действительности…
— Ну-ну…
— Амбиции, Пастор, амбиции. Опер, спасший верховного координатора! Круто! Еще круче — только спасти весь мир, но эта вакансия уже занята.
— Опять пургу погнал…
— Одно дело — сообщить о вторжении, другое — раскопать самому и принести начальству готовый результат. А Старикан потом образумится и поощрит. Вы все на это и надеялись. И все ошиблись.
— Кто это “все”? — ревниво спросил Пастор.
— Лис. И еще человек двадцать. В вероятности, конечно. Все, кого я ликвидировал. Если бы стало известно, что здесь поднимают руку на Старикана, сюда слетелась бы половина Службы. Скажи, нет?… Но каждый из вас пытался хапнуть славы в одиночку. А прикол в том, что славы эта операция не принесет. Она ведь и вправду рядовая… Я не буду верховным координатором.
— От такой судьбы не отрекаются, Шорох.
— Я от большего отрекся. А уж от судьбы-то… У меня ее просто нет. Хочешь проверить? — сказал Олег, заходя в арку. — Смотайся вперед, к нам. Кстати, мне и самому любопытно, кто у нас теперь за Старикана. А потом — снова сюда. Если верховный по-прежнему я, спасай меня и дальше, мне такое внимание приятно. Если же нет… Ты просто забудешь об этой операции. Изначально о ней не узнаешь. Зачем тебе судьбы двух обычных людей, которые встретились где-то в Москве в каком-то семьдесят шестом году… или не встретились… Сколько таких дел уже похоронено? На них особо не выдвинешься.
Шорохов потянул за облупленную ручку. Из подъезда повеяло сыростью и крысами.
— Часто видел, как люди цепляются за жизнь… — проговорил Пастор. — Но чтобы наоборот, да еще с таким усердием… Почему бы тебе просто не застрелиться? Ты же свистнул тогда стволу Криковой. Заперся бы в сортире, написал бы записочку…
— “Кольт” где-то в бункере валяется… Патрон там был только один. Я бы вот тебя с удовольствием пристрелил, но нашелся более достойный. — Олег вздохнул и открыл дверь шире. — Иди убедись: меня в Службе нет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});