возможность, как только узнал про тебя. Роману оставалось только молча наблюдать. Со стороны Романа это было несколько рискованно, но он знал, какая ты ценная добыча и что мы тебя защищаем. На самом деле ход был гениальным.
Снег покрывает меня, и я стряхиваю его, не замечая пробирающий до костей холод. Тобиас встает и снимает пальто.
– Все нормально, – раздраженно говорю я, но он все равно накидывает его мне на плечи.
– Ты ошибаешься, считая, что он хотел спасти только свою компанию.
– Можешь не утруждаться, – отвечаю я, закутавшись в его пальто.
– В тот день он был чертовски напуган, Сесилия. Напуган настолько, что вызвал меня. Ему не хватало охраны, чтобы защитить оба дома. Он попросил помощи. – Я поднимаю глаза на Тобиаса и вижу жалость.
– Мне плевать на Романа. – Не внимаю беспокойству в его глазах. – Просто скажи, что случилось.
Тобиас проводит рукой по влажным волосам и кивает.
– Мы знали, что Флорида приближается, но я понятия не имел, что они явятся в таком количестве. У меня, как и у Романа, не хватало информации. Поэтому я предупредил всех в Братстве и, чертовски испуганный, вылетел из Шарлотт, потому что ты съехала с катушек, узнав, что тебе нанесли метку.
Гараж. Той ночью я создала им все условия. Порезав шины и прервав с ними всякую связь, я рискнула собственной безопасностью. Я и раньше размышляла над этим, но не осознавала серьезности своего проступка, когда объявила войну людям, защищающим меня.
– Все тебя искали, все. Мы с Домиником встретились в твоем доме. Из-за твоих поисков с нами была всего небольшая группа, и мы отправили их охранять поместье. Дом отвлекал тебя в спальне, пока я наблюдал, как подъезжает десять машин Майами. Я позвонил Шону, чтобы все возвращались сюда, но мы опоздали.
– Андре и Маттео уже были в доме, – говорю я.
Тобиас сглатывает, в его глазах печаль.
– Я снова и снова обдумывал и пришел к единственному выводу: они прятались в гараже. Это единственное место, которое я не проверил, вернув домой машину Романа.
– Вот почему она там стояла.
– Я пытался их заманить. – Полные печали глаза смотрят в мои. – Я заверил Романа, что его дочь в безопасности. На счетах у нас были миллионы, неограниченная живая сила, и все же мы не смогли противостоять кучке отморозков из Флориды.
Это моя вина. Разразившись тирадой, я спустила им все шины, а после отправила по ложному следу. Это моя вина, что той ночью они искали меня в попытке спасти. Я стала причиной потери столь драгоценных секунд, нужных для спасения Доминика.
– Мне так жаль, – срываясь на хрип, вскрикиваю я, а Тобиас качает головой, взяв меня за руку, и успокаивающе гладит большим пальцем.
– Жаль? О чем именно ты жалеешь? – спрашивает он и отпускает меня. – О том, что мужчины, которых ты любила и которым доверяла, использовали тебя как разменную монету? О том, что ты не подозревала, кому даришь свое доверие, что ты не могла предвидеть, какие вокруг тебя вершатся шахматные ходы? О том, что Доминик расстался с жизнью, потому что был чертовски упертым и не хотел мыслить здраво, а потом решил разыграть из себя героя?
Боль в груди становится нестерпимой, но Тобиас гневно качает головой.
– Услышь меня. Услышь меня, пожалуйста. Я не виню тебя в смерти Доминика. Я виню его. И виню себя за то, что мои действия привели к такому исходу. Ты права. Я хотел все сделать по-своему. Хотел, чтобы твой отец страдал, а в результате лишился брата, последнего члена моей семьи. Единственный, кого я никогда не смогу простить, – это я сам.
– Тобиас, ты не можешь так жить.
– Эти подонки предали нас из-за денег. Понимаешь, из-за денег, Сесилия. А я тот, кто впустил их в наши ряды, потому что они были необходимым злом.
– Ты не несешь за это ответственность.
Он качает головой.
– Мы стали излишне самоуверенными. Доминик тоже слишком злоупотреблял властью. Я с головой увяз в деловых вопросах, поисках своего отца и… – Он многозначительно смотрит на меня.
– Во мне.
Тобиас опускается передо мной на колени.
– Знаешь, в каком-то смысле ты была права. Мы кучка детишек, которые вместе построили крепость, но не научились ею пользоваться. Мы были не готовы.
Вот она, правда. Правда, о которой я умоляла, правда, которую вслепую проживала вместе с ним. Правда, которая делает его свободным и избавляет от меня.
И это осознание парализует. Тобиас внимательно на меня смотрит, пока я все перевариваю.
– Спасибо. – Я тянусь к нему, но он отдергивается, встает и выжидающе на меня смотрит. Он выполнил свою часть сделки. Тобиас не произносит вслух, но я знаю: он хочет, чтобы я выполнила свою.
– Ты действительно этого хочешь? Хочешь, чтобы я уехала? Хочешь выкинуть меня из своей жизни?
– Ты слушала, что я говорил?
– Каждое слово.
– Тогда ты должна бросить попытки остаться. Ты должна бежать.
– Так бы и сделала, если бы ты не опустил основную часть своей истории.
Тобиас хмурится и качает головой.
– Не надо.
– Мы. Это лучшая часть. Наша часть. – Я иду к нему, и он отходит. – Покажи мне, что сказать, как поступить.
Он отвечает охрипшим голосом:
– Верни мне брата.
Я шмыгаю носом, мой боевой дух укрепляется, хотя Тобиас продолжает наносить меткие удары.
– Это единственное, что мне не подвластно.
– Тогда сдержи слово и уезжай.
– Ты винишь меня.
– Нет, Сесилия, не виню. Но я не допущу ту же ошибку.
– Это была не ошибка.
– Ошибка, и тебе об этом известно.
– Тобиас, я была с тобой все это время. С тех пор, как я уехала, все в моей жизни до этого мгновения было ненастоящим. Вот то главное, что я вынесла с той ночи. Я говорю, что все еще люблю тебя, а ты говоришь мне, что я – ошибка. Но я тебе не верю. – Я поднимаю голову. – Я не убегу, поскольку знаю, что и ты в это не веришь. Я предпочту любую жизнь с тобой той, что есть у меня сейчас. Не отказывайся от меня. Не отворачивайся от меня. Не поступай так снова.
Тобиас начинает мерить двор шагами, пока я бросаю ему вызов.
– Я слышала каждое сказанное тобой вчера ночью слово. Ты до сих пор меня любишь.
– Tu me rends tellement fou[64]!
Он запускает руки в волосы, а потом поворачивает голову и смотрит на меня.
– И как же, по-твоему, все закончится? Думаешь, я… женюсь на тебе? – Он качает головой, словно эта мысль возмутительна. Его