Песнь двадцать первая
Седьмое небо — Сатурн — Созерцатели 1
Уже моя властительница сноваМои глаза и дух мой призвала,И я отторгся от всего иного.
4
Она, не улыбаясь, начала:«Ты от моей улыбки, как Семела[1558],Распался бы, распавшись, как зола.
7
Моя краса, которая светлелаНа ступенях чертогов божества,Как видел ты, к пределу от предела,
10
Когда б не умерялась, такова,Что, смертный, испытав ее сверканье,Ты рухнул бы, как под грозой листва.
13
Мы на седьмое вознеслись сиянье,[1559]Которое сейчас под жгучим Львом[1560]С ним излучает слитное влиянье.
16
Вослед глазам последовав умом,Преобрази их в зеркала видений,Встающих в этом зеркале большом».[1561]
19
Кто ведал бы, как много упоенийВ лице блаженном почерпал мой взгляд,Когда был призван к смене впечатлений,
22
Тот понял бы, как я свершить был радВсе то, что госпожа повелевала,Когда б он взвесил чаши двух услад.[1562]
25
В глубинах мирокружного кристалла,[1563]Который как властитель[1564] наречен,Под чьей державой мертвым зло лежало,
28
Всю словно золото, где луч зажжен,Я лестницу увидел восходящейТак высоко, что взор мой был сражен.
31
И рать огней увидел нисходящейПо ступеням, и мнилось — так светлаВся яркость славы, в небесах горящей.
34
И как грачи, едва заря взошла,Обычай свой блюдя, гурьбой толкутся,Чтоб отогреть застывшие крыла,
37
Потом летят, одни — чтоб не вернуться,Другие — чтоб вернуться поскорей,А третьи все над тем же местом вьются,
40
Так поступал и этот блеск огней,К нам с высоты стремившийся согласно, —Столкнувшись на одной из ступеней.
43
И к нам ближайший просиял так ясно,Что в мыслях я промолвил: «Этот знакТвоей любви понятен мне безгласно».
46
Но мне внушавшая, когда и какСказать и промолчать, тиха; желаньеЯ подавляю, и мой выбор благ.
49
Она увидела мое молчанье,Его провидя в видящем с высот,И мне сказала: «Утоли алканье!»
52
Я начал: «По заслугам я не тот,Чья речь достойна твоего ответа.Но, ради той, кто мне просить дает,
55
О жизнь блаженная, ты, что одетаСвоею радостью, скажи, зачемТы стала близ меня в сиянье света;
58
И почему здесь в этой тверди немНапев, который в нижних кругах РаяЗвучит так сладко, несравним ни с чем».
61
«Твой слух, как зренье, смертен, — отвечая,Он молвил. — Потому здесь не поют,Не улыбнулась путница святая.[1565]
64
Я, снизошел, остановился тут,Чтоб радостным почтить тебя приветомСлов и лучей, в которых я замкнут.
67
Не большая любовь сказалась в этом:Такой и большей пламенеют там,Вверху,[1566] как зримо по горящим светам;
70
Но высшая любовь, внушая намСлужить тому, кто правит всей вселенной,Здесь назначает, как ты видишь сам».
73
«Мне ясно, — я сказал, — о свет священный,Что вольною любовью побужденВаш сонм идти за Волей сокровенной;
76
Но есть одно, чем разум мой смущен:Зачем лишь ты средь стольких оказалсяК беседе этой предопределен».
79
Еще последний слог мой не сказался,Когда, средину претворяя в ось,Огонь, как быстрый жернов, завращался,
82
И из любви, в нем скрытой, раздалось:«Свет благодати на меня стремится,Меня облекший пронизав насквозь,
85
И, с ним соединясь, мой взор острится,И сам я так взнесен, что мне виднаПрасущность, из которой он струится.
88
Так пламенная радость мне дана,И этой зоркости моей чудеснойВоспламененность риз моих равна.
91
Но ни светлейший дух в стране небесной,Ни самый вникший в бога серафимНе скажут тайны, и для них безвестной.
94
Так глубоко ответ словам твоимСкрыт в пропасти предвечного решенья,Что взору сотворенному незрим.
97
И ты, вернувшись в смертные селенья,Скажи об этом, ибо там спешатК ее краям тропою дерзновенья.
100
Ум, здесь светящий, там укутан в чад;Суди, как на земле в нем сила бренна,Раз он бессилен, даже небом взят».
103
Свои вопросы я пресек мгновенно,Стесняемый преградой этих слов,И лишь — кто он,[1567] спросил его смиренно.
106
«Есть кряж меж италийских берегов,К твоей отчизне близкий и намногоВзнесенный выше грохота громов;
109
Он Катрию отводит в виде рога,Сходящего к стенам монастыря,Который служит почитанью бога».[1568]
112
Так в третий раз он начал, говоря.«Там, — продолжал он мне, благоречивый, —Я так окреп, господень труд творя,
115
Кто, добавляя к пище сок оливы,Легко сносил жары и холода,Духовным созерцанием счастливый.
118
Скит этот небу приносил всегдаОбильный плод; но истощился рано,И ныне близок день его стыда.
121
В той киновии был я Пьер Дамьяно,И грешный Петр был у Адрийских вод,Где инокам — Мариин дом охрана.[1569]
124
Когда был близок дней моих исход,Мне дали шляпу[1570] противу желанья,Ту, что от худа к худшему идет.
127
Ходили Кифа и Сосуд Избранья[1571]Святого духа, каждый бос и худ,Питаясь здесь и там от подаянья.
130
А нынешних святителей ведутПод локотки, да спереди вожатый, —Так тяжелы! — да сзади хвост несут.
133
И конь и всадник мантией объяты, —Под той же шкурой целых два скота.Терпенье божье, скоро ль час расплаты!»
136
При этом слове блески, больше ста,По ступеням, кружась, спускаться стали,И, что ни круг, росла их красота.
139
Потом они умолкшего обсталиИ столь могучий испустили крик,Что здесь[1572] подобье сыщется едва ли.
142
Слов я не понял; так был гром велик.
Песнь двадцать вторая