Песнь двадцатая
Шестое небо — Юпитер (окончание) 1
Как только тот, чьим блеском мир сияет,Покинет нами зримый небосклон,И ясный день повсюду угасает,
4
Твердь, чьи высоты озарял лишь он,Вновь проступает в яркости мгновеннойНесчетных светов, где один зажжен.[1542]
7
Я вспомнил этот стройный чин вселенной,Чуть символ мира и его вождейСомкнул, смолкая, клюв благословенный;
10
Затем что весь собор живых огней,Лучистей вспыхнув, начал песнопенья,Утраченные памятью моей.
13
О жар любви в улыбке озаренья,Как ты пылал в свирельном звоне их,Где лишь святые дышат помышленья!
16
Когда в лучах камений дорогих,В шестое пламя[1543] вправленных глубоко,Звук ангельского пения затих,
19
Я вдруг услышал словно шум потока,Который, светлый, падает с высот,Являя мощность своего истока.
22
Как звук свое обличие беретУ шейки цитры или как дыханьюОтверстье дудки звонкость придает,
25
Так, срока не давая ожиданью,Тот шум, вздымаясь вверх, пророкотал,Как полостью, орлиною гортанью.
28
Там в голос превратясь, он зазвучалИз клюва, как слова, которых знойноЖелало сердце, где я их вписал.
31
«Та часть моя, что видит[1544] и спокойноВыносит солнце у орлов земли, —Сказал он, — взоров пристальных достойна.
34
Среди огней, что образ мой сплели,Те, чьим сверканьем глаз мой благороден,Всех остальных во славе превзошли.
37
Тот, посредине, что с зеницей сходен,Святого духа некогда воспелИ нес, из веси в весь, ковчег господень.[1545]
40
Теперь он знает, сколь благой уделОн выбрал, дух обрекши славословью,Затем что награжден по мере дел.
43
Из тех пяти, что изогнулись бровью,Тот, что над клювом ближе помещен,По мертвом сыне скорбь утешил вдовью.
46
Теперь он знает, сколь велик урон —Нейти с Христом, и негой несказанной,И участью обратной искушен.[1546]
49
А тот, кто в этой дужке, мной названной,Вверх по изгибу продолжает ряд,Отсрочил смерть[1547] молитвой покаянной.
52
Теперь он знает, что навеки святПредвечный суд, хотя мольбы пороюСегодняшнее завтрашним творят.
55
А тот, за ним, с законами и мною,Стремясь к добру, хоть это к злу вело,Стал греком, пастыря даря землею.[1548]
58
Теперь он знает, как родивший злоПохвальным делом — принят в сонм счастливый,Хоть дело это гибель в мир внесло.
61
Тот, дальше книзу, свет благочестивыйГульельмом был,[1549] чей край по нем скорбит,Скорбя, что Карл и Федериго живы.[1550]
64
Теперь он знает то, как небо чтитБлагих царей, и блеск его богатыйОб этом ярко взору говорит.
67
Кто бы поверил, дольной тьмой объятый,Что здесь священных светов торжествоРифей-троянец[1551] разделил как пятый?
70
Теперь он знает многое, чегоВам не постигнуть в милости бездонной,Неисследимой даже для него».
73
Как жаворонок, в воздух вознесенный,Песнь пропоет и замолчит опять,Последнею отрадой утоленный,[1552]
76
Такою мне представилась печатьТой изначальной воли, чьи веленьяВсему, что стало, повелели стать.
79
И хоть я был для моего сомненьяЛишь как стекло, прикрывшее цвета,Оно не потерпело промедленья,
82
Но: «Как же это?» — сквозь мои устаТолкнуло грузно всем своим напором;И вспыхнула сверканий красота.
85
Тогда, еще светлей пылая взором,Ответил мне благословенный стяг,Чтоб разум мой не мучился раздором:
88
«Хоть ты уверовал, что это так,Как я сказал, — твой ум не постигает;И ты, поверив, не рассеял мрак.
91
Ты — словно тот, кто имя вещи знает,Но сущности ее не разберет,Пока другой помочь не пожелает.
94
Regnum coelorum[1553] принужденья ждетЖивой надежды и любви возжженной,Чтобы господней воли пал оплот.
97
Она, — не как боец, бойцом сраженный, —Сама желает быть побеждена,И побеждает благость побежденной.
100
Тебе в брови и первая странна,И пятая душа, и то, что в станеБесплотных сил горят их пламена.
103
Из тел они взошли как христиане,Не как язычники, в пронзенье ног[1554]Тот как в былое веря, тот — заране.
106
Одна из Ада, где замкнут порогРаскаянью, в свой прах опять вступила;И тем воздал живой надежде бог,
109
Живой надежде, где черпалась силаМольбы к творцу — воззвать ее в свой час,Чтоб волю в ней подвигнуть можно было.
112
Тот славный дух, о ком идет рассказ,На краткий срок в свое вернувшись тело,Уверовал в того, кто многих спас;
115
И, веруя, зажегся столь всецелоОгнем любви, что в новый смертный мигБыл удостоен этого предела.[1555]
118
Другой, по благодати, чей родникБьет из таких глубин, что взор твореньяДо первых струй ни разу не проник,
121
Направил к правде все свои стремленья;И бог, за светом свет, ему открылГрядущую годину искупленья;
124
И с той поры он в этой вере жил,И не терпел языческого смрада,И племя развращенное корил.[1556]
127
Он крестник был трех жен господня сада,Идущих рядом с правым колесом, —Сверх десяти столетий до обряда.[1557]
130
О предопределение, в какомСкрыт недре корень твой от глаз туманных,Не видящих причину целиком!
133
Ваш суд есть слово судей самозванных,О смертные! И мы, хоть бога зрим,Еще не знаем сами всех избранных.
136
Мы счастливы неведеньем своим;Всех наших благ превыше это благоЧто то, что хочет бог, и мы хотим».
139
Так милостью божественного стяга,Чтоб озарить мой близорукий взгляд,Мне подалась целительная влага.
142
И как певцу искусный лирник в ладБряцает на струнах и то, что спето,Звучит приятнее во много крат,
145
Так, речи вторя, — ясно помню это, —Подобно двум мигающим очам, —Я видел, — оба благодатных света
148
Мерцали огоньками в лад словам.
Песнь двадцать первая