Читать интересную книгу Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Это что такое? — проговорил он сквозь зубы и, засунув под кровать руку, вытащил чемодан.

Увы! Оскар совершенно позабыл о существовании злосчастного чемодана.

— Это? — повторил он с видимым смущением. — Это? Я вам сейчас скажу. Я нашел эту вещь на тротуаре, в десяти шагах отсюда, да, даю вам честное слово! Я хотел даже снести его в тот же вечер к полицейскому комиссару, но было уже очень поздно, а на другой день я и думать забыл об этом.

Судьи переглянулись с улыбкой.

— А, вот как! — проговорил начальник сыскной полиции. — Так, значит, дело идет о находке!

С этими словами он принялся осматривать чемодан, поворачивая его во все стороны.

Вдруг у него вырвалось невольное восклицание: на порыжевшей коже чемодана он увидел несколько темно-красных, почти черных пятен, похожих на брызги.

— Что случилось? — спросил судебный следователь.

— Видите?

— Пятна?

— Да, кровавые пятна. В этом отношении не может быть никаких сомнений. Чемодан принадлежал Жаку Бернье! Могу поклясться, что это так.

Оскар понял всю опасность своего положения и побледнел, как мертвец.

— Это чемодан «мумии»? Быть не может!

— Где ключ? — нетерпеливо прервал его начальник сыскной полиции.

— На камине… под подсвечником… — забормотал бедняга, растерявшись окончательно.

Ключ действительно оказался на указанном месте, и чемодан был немедленно отперт.

Первый предмет, бросившийся в глаза, был небольшой ручной саквояж, в котором покойный Жак Бернье держал свои деньги.

— Тут должны были находиться триста пятьдесят тысяч франков несчастного Жака Бернье, — заметил начальник полиции.

Затем он бросил саквояж на постель и начал один за другим вынимать все предметы, между которыми попались две рубашки и фланелевый жилет.

— Посмотрите метку, — сказал господин де Жеврэ.

— Ну, разумеется, «Ж» и «Б»! — воскликнул начальник полиции, взглянув на метки. — Теперь мы вполне уверены: у нас есть неоспоримое материальное доказательство. Этот негодяй, стоящий перед нами, и есть убийца.

Оскар дрожал. Даже зубы его стучали. Он проклинал свою несчастную звезду, которая навлекла на него такую смертельную опасность.

И к чему теперь его невиновность?

Судья был тысячу раз прав.

Чемодан Жака Бернье, найденный в его комнате, под его постелью, доказывал, как дважды два четыре, его виновность.

Весельчак хорошо понимал это, но все-таки еще пытался бороться.

— Но, господа… — забормотал он, — уверяю вас, я нашел этот чемодан… на тротуаре… почти у самой двери этого отеля… в тот самый вечер, когда сюда въехал… Разве вы мне не верите?…

— Докажите, что вы невиновны!

— Допросите пассажиров, ехавших вместе со мной во втором классе из Марселя в Париж, и они все единогласно скажут, что я даже на пять минут ни разу не выходил из вагона и что по этому случаю никоим образом не мог убить человека, ехавшего в первом классе.

— Вы ссылаетесь на свидетельство ехавших с вами пассажиров потому только, что отлично знаете, что найти их — вещь совершенно невозможная. Вы очень неискусный преступник.

Оскар рвал на себе волосы и, заливаясь горючими слезами, только повторял:

— А между тем я невиновен, да, я невиновен, даю честное слово. Клянусь, что я ровно ничего не сделал!

Обыск был закончен и дал неоценимый результат, превосходивший самые смелые ожидания. Теперь можно было и удалиться.

Носильщик, уничтоженный, подавленный тяжестью обрушившегося на него удара, казалось, с минуты на минуту упадет без чувств.

Ноги его подкашивались, как у больного или пьяного, и были положительно не в состоянии поддерживать его тело. Оскар был не в состоянии сойти с лестницы.

Казнев, схватив его в охапку, без малейшего труда донес до кареты и бросил, как узел с бельем.

Агенты уселись на скамейку, против него, и отвезли в Мазас, где несчастный и был записан как арестант, обвиняемый в убийстве Жака Бернье.

Перед тем как распрощаться с господином де Жеврэ, начальник сыскной полиции обратился к нему с вопросом: не будет ли каких-либо приказаний?

— Завтра мы займемся Анжель Бернье, — ответил следователь.

И он отправился в суд, где написал повестку о вызове свидетеля, адресовав ее mademoiselle Сесиль Бернье, пансионерке в больнице доктора Пароли.

Глава XXV СОФИ

Рене Дарвиль распрощался на вокзале с Анжель Бернье и ее дочерью и, взвалив на верх кареты свои многочисленные сундуки и ящики, велел кучеру ехать на площадь Сен-Мишель.

Он уже не раз бывал в Париже и постоянно останавливался в гостинице на улице Жи-ле-Кер, поэтому решил и на этот раз пожить тут до тех пор, пока не удастся найти маленькую квартирку.

Устроившись, Рене переоделся, позавтракал и отправился на поиски.

Выйдя на угол улицы Дижон и Нового моста, Рене повернул на улицу Невер, одну из старейших в Париже.

Это узенький, темный переулок, необыкновенно мрачный, лишенный солнца и воздуха, дома которого, кажется, соприкасаются друг с другом своими крышами.

Подняв голову, Рене искал глазами объявления. Он увидел несколько, но все это были только комнаты.

Наконец, когда он уже почти прошел половину улицы, ему бросилась в глаза следующая надпись:

«Сдается немедленно хорошенькая маленькая квартирка».

Рене шагнул в длинный, темный коридор, в глубине которого виднелась извилистая и плохо освещенная лестница.

«Ну, домик-то не из кокетливых, — улыбаясь, подумал он. — Но что же делать: на безрыбье и рак рыба!»

Он долго и тщетно искал консьержку.

Не зная, к кому обратиться, молодой человек вынужден был вернуться назад и снова выйти из дома.

Внизу находилась зеленная лавочка, куда он и вошел наудачу.

— Не можете ли вы, сударыня, сказать, к кому бы мне обратиться, чтобы посмотреть квартиру, о которой вывешено объявление?

— Ко мне, сударь, — ответила торговка. — Хозяин поручил мне показывать квартиру.

— На каком она этаже?

— На третьем.

— Сколько комнат?

— Три комнаты и кухня.

— А цена?

— Шестьсот франков.

«Мне именно столько комнат и нужно, — думал в это время Рене, — да и цена довольно подходящая».

— Не потрудитесь ли вы показать ее, сударыня? — прибавил он вслух.

— Разумеется! Отчего же нет? С большим удовольствием!

Зеленщица поручила надзор за лавкой своей маленькой дочери, а сама, захватив связку ключей, пошла впереди Рене по коридору, а затем и вверх по лестнице. На третьем этаже она остановилась и отворила дверь.

Квартирка оказалась весьма приятным сюрпризом.

Все три комнаты были довольно велики. Средняя могла служить гостиной или столовой. Две другие, которые можно предназначить для спален, были совершенно независимы друг от друга, так как в квартире оказалось два входа.

Обои были дешевенькие, но совершенно чистые, только что наклеенные.

— Ну что, сударь, вам нравится?

— Я ничего лучшего и не желаю! Когда можно въехать?

— Да хоть сегодня вечером, если вам удобно.

— Я беру ее.

— У хозяина привычка получать деньги вперед.

— О, в этом задержки не будет! Я сейчас же заплачу вперед и за квартиру, и вам лично за некоторые услуги, которые вы, может быть, нам с товарищем окажете.

Молодой человек уплатил пятьдесят франков, дал десять франков на чай и получил взамен квитанцию, в которую оставалось только вписать число, когда была сдана квартира, и имя жильца.

Зеленщица вручила ключи и прибавила:

— Так как консьержки здесь нет, то я покажу вам, как отпирается ночью дверь.

Оказалось, что ничего не могло быть проще: дверь открывалась с помощью нажатия пуговки, помещенной в середине фальшивого замка.

Рене поблагодарил добрую женщину и отправился в мебельную лавку на бульваре Сен-Мишель, где все и приобрел.

О белье Рене не заботился, зная, что мать набила ему полные чемоданы, да и у Леона была масса своих вещей.

В восторге от своих приобретений, он вернулся в гостиницу «Ласточка», написал матери письмо, в котором извещал о своем благополучном приезде и сообщал свой новый адрес, затем пообедал и отправился фланировать по кварталу.

Идя вдоль бульвара Сен-Мишель, он невольно обратил внимание на таверну «Волна».

«Тут, должно быть, студенты, — подумал он. — Войду, по крайней мере свыкнусь с новыми физиономиями».

В таверне была громадная толпа.

Красавица Софи была там и царила в центре той же группы, куря папироску за папироской и время от времени прихлебывая из стоявшего перед нею стакана с абсентом.

Софи пила и не морщилась, что было большой заслугой, так как она терпеть не могла опалового ликера и пила его единственно из желания порисоваться.