Читать интересную книгу Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Еще бы! Он мой! Я его купил в Марселе в магазине на набережной Братства и недоумеваю, как он попал в ваши руки и как вы догадались, что он принадлежит именно мне…

— Вы недоумеваете?

— Вполне естественно, так как я его потерял, к несчастью.

— А! Вы его потеряли?

— Вы сами это видите, если он у вас.

— Где вы его потеряли?

— В Париже.

— Не в вагоне ли первого класса?

— Ни в коем случае! Я не так богат, чтобы разъезжать в первом классе.

— А мы имеем основание думать иначе!

— Не понимаю.

— В самом деле?

— Честное слово! Слово честного французского гражданина, пользующегося всеми своими гражданскими и политическими правами.

— Ну уж это слишком дерзко! — воскликнул господин де Жеврэ. — Мы знаем истину: вы — убийца господина Жака Бернье.

Оскар подпрыгнул на своем стуле.

— Я!… Я!… — бормотал он с искаженным от волнения лицом. — Я — убийца! Горе тому, кто осмеливается это говорить!

— Этот нож, оставленный вами в ране вашей жертвы, говорит против вас!

Носильщик растерянно смотрел на судью, который продолжал:

— Вы не признаетесь, что в ночь на двенадцатое декабря убили путешественника по дороге из Марселя в Париж?

— Как! Того барина, которого я видел в вагоне по прибытии на вокзал? Меня обвиняют в его убийстве?! Вот так история! Но, черт возьми, я стану защищаться!

— Каким образом? Не признались ли вы, что купили нож в Марселе?

— Я сказал, потому что это правда.

— Вы останавливались в Дижоне, следя шаг за шагом за господином Жаком Бернье.

— Этого я не говорил, Жака Бернье не знаю и в первый раз слышу его имя, к тому же я никогда не был в Дижоне, никогда! Я только проезжал мимо него на поезде.

— Следствие докажет как раз противоположное.

— В таком случае у полиции удивительные очки, если она меня видела в тех местах, где я отродясь не бывал.

— Что вы делали в Марселе?

— Ничего. Я там был проездом.

— По дороге из Парижа?

— Да нет, вовсе нет… Я возвращался из Африки, где пробыл три года.

— Доказательства?…

— Доказательства! Уж, конечно, не здесь я могу их представить. Поезжайте в Алжир, и там их добудете целую кучу. Я приехал в Марсель восьмого декабря, а уехал десятого.

— Вам докажут противное! Что вы сделали с чемоданом, украденным у вашей жертвы?

— Как не было у меня жертвы, так нет и чемодана. Никого я не убивал, ничего и не воровал.

Господин де Жеврэ снова открыл ящик и вынул оттуда бумажник Жака Бернье, принесенный накануне Сесиль и Пароли.

— Узнаете этот бумажник? — спросил он Оскара Риго.

— Никогда не видел и не знаю, — ответил носильщик, осмотрев бумажник.

— К чему запирательство ввиду полной очевидности? — возразил следователь. — Советую вам сознаться теперь же. Только искреннее признание может вызвать с нашей стороны некоторое снисхождение.

— Господин судья, как вы хотите, чтобы я признался в тех преступлениях, которые не совершал? Я тогда ни к чему не был бы годен и стал бы противен не только вам, но и самому себе.

— Итак, вы вступаете в бой с правосудием, но знайте, что правосудие, имея на своей стороне истину, одержит победу.

— О, что касается этого, я не верю…

— Мы вас победим посредством признаний вашей соучастницы.

— Моей соучастницы? — повторил носильщик, думая, что бредит наяву.

— Да, той женщины, которая вам приказала действовать и заплатила за преступление; ее имя — Анжель Бернье. Неужели вы скажете, что и ее не знаете?

— Разумеется, скажу! Не знаю ни Анжель Бернье, ни Жака Бернье.

— В каком отеле вы останавливались в Марселе?

— В «Алжире».

— Лжете!

— Если не там, то где же?

— В отеле «Босежур».

— Сведите меня на очную ставку с содержателем этого отеля, и тогда увидите, узнает ли он меня. Я требую следствия!…

— Оно уже произведено, и все улики против вас.

— Господин судья, если я такой злодей, пусть меня сейчас же зарежут.

— Знаете ли вы это? — продолжал господин де Жеврэ, показывая Оскару обломок синего карандаша.

— Это кусочек карандаша…

— Который принадлежал вам?

— Нет, господин судья.

Следователь вынул из ящика распечатанное письмо, потерянное Сесиль, и сказал:

— Неужели вы отопретесь, что обладали этим письмом и подчеркнули карандашом главные фразы, именно те, которыми руководствовались в выполнении преступления?

— Не признаюсь и буду отпираться даже под топором палача.

— Вы все еще отказываетесь указать ваше место жительства?

— Нет, черт возьми! Я не отказываюсь!… Обвинение в убийстве! Ничего хуже этого не может со мной случиться! Идите в мою квартиру, вы этим доставите мне удовольствие! Идите, господин судья, и допросите хозяина. Он вам ответит, что я у него с двенадцатого декабря, то есть со дня моего приезда в Париж, и прописался не под вымышленной фамилией. Я ничего не боюсь, как видите!

— Говорите же, наконец, ваш адрес!

— Бульвар Батиньоль, в «Petit-Hotel».

Письмоводитель записывал все показания Оскара Риго. Затем господин Жеврэ приказал двум полицейским:

— Отведите этого человека в префектуру и поместите в одиночную камеру.

Носильщик вышел из кабинета с низко опущенной головой и искаженной физиономией. Его беспокойство переходило в отчаяние. Господин де Жеврэ, оставшись с начальником сыскной полиции, сказал:

— Я велю подать две кареты: в одну сядем мы с вами, а в другую — два агента и поедем для осмотра квартиры в «Petit-Hotel на бульваре Батиньоль.

— Позвольте вас спросить, как вы думаете поступить с Анжель Бернье? Она с дочерью возвращается в Париж сегодня!

— Я отдам приказ ее арестовать, но спешить незачем.

Следователя перебили докладом, что кареты поданы.

— Поедемте, по дороге заедем в префектуру за вашими агентами.

Глава XXIII ПРИБЫТИЕ В ПАРИЖ

Эмме-Розе становилось все лучше и лучше, и потому ничто не мешало матери и дочери уехать. Они собирались отправиться на одном поезде с Рене. Молодой человек займет место радом с ними и будет их кавалером до самого Парижа.

Как редко случается, все произошло так, как было предположено, и в назначенный час все трое уехали. Их провожали господин Дарвиль и доктор, ушедшие с вокзала только после отхода поезда. Анжель горячо благодарила их за нежные заботы и радушное гостеприимство.

В одиннадцать часов утра поезд прибыл в Париж. Тряска в пути чрезвычайно неприятно подействовала на девушку. Через полчаса езды у нее уже возникла сильная головная боль, и в то же время ей казалось, что нечто вроде вуали застилает ей глаза.

Анжель, напуганная болезненным состоянием дочери, не в состоянии была заниматься своим спутником. Однако, когда до Парижа оставалась только одна станция, она сказала:

— Мы скоро расстанемся, monsieur Дарвиль. Позвольте вас поблагодарить еще раз от всего сердца за спасение моей крошки. Вы знаете мой адрес: улица Дам, 110. Если занятия вам не помешают, приходите повидаться — я буду очень рада…

Рене Дарвиль с живостью ответил:

— Сочту своим долгом навестить mademoiselle Эмму-Розу.

Молодая девушка протянула ему руку.

— А вы нам сообщите, как поживает ваш друг господин Леон, не правда ли? — спросила она со слабой улыбкой.

— Обещаю вам.

— Не приедет ли он в Париж?

— Да, на этих днях.

— Вы его приведете к нам?

— Он не нуждается во мне, чтобы узнать дорогу к вашему дому.

Анжель поспешила прервать не нравившийся ей разговор.

— Не разговаривай больше, милочка, — сказала она, — ты утомляешь себя, и голова разболится.

Эмма-Роза послушалась, и ее слабая красивая головка прижалась к спинке дивана, а глаза закрылись.

Прошло десять минут, и поезд остановился. Рене Дарвилю пришлось заняться своим багажом, довольно объемистым, так как мать снабдила его несколькими ящиками, зная, что у него будет собственная квартира, а не номер в гостинице.

Но он все-таки сперва проводил madame Анжель и ее дочь до кареты. Обменявшись несколькими дружескими пожеланиями, они распрощались. Глядя вслед ему, Эмма-Роза проронила две слезинки. Она думала о Леоне, и ее сердечко тоскливо сжималось. Ей казалось, что, расставаясь с другом Леона, она расстается с самим Леоном, и не на время, а навсегда, Анжель не спускала глаз с дочери и заметила эти слезы. Поняв их причину, она сама загрустила.

«Как она его любит! — думала бедная мать. — И сколько страданий предстоит ей в будущем!»

Катерина все приготовила к приезду своих хозяев. Яркий Огонь горел в камине в комнате Эммы-Розы. В столовой виднелся накрытый стол.

«Дай, Господи, чтобы мои барыни с аппетитом покушали!» — думала про себя Катерина.

Велико было разочарование верной служанки. Путешествие оказалось выше сил слабой Эммы-Розы. Она чувствовала себя совсем разбитой и чуть не сходила с ума от сильнейшей головной боли. Катерина испугалась при виде перемены, произошедшей в девушке, но промолчала, не желая огорчать madame Анжель. Все-таки она спросила, не надо ли сбегать за доктором.