Страж был во всеоружии, при полной амуниции, с нашивками третьей эскадрильи быстрого реагирования, и Контроллер посочувствовал ему: полный боевой комплект весил двадцать один килограмм триста грамм. Откуда дознаватель это знал? Просто знал, как знал огромное количество кажущейся не важной иным информации. Он знал в совершенстве химические формулы веществ, составы и устройства аппаратов и техники, теории пространства, физические и нематериальные законы. Все, что может потребоваться, когда нужно принять верное решение. Контролер не помнил, как создавалась его личность, но знал, что лучшие умы Нуарто раскладывали в его сознании огромные массивы информации, заставляя его принимать ее как собственные знания. Любая иная личность сошла бы с ума от такого объема данных, но ведь он — Контролер.
Несколько секунд дознаватель смотрел на караульного, потом медленно кивнул своим мыслям и пошел по полутемному коридору в сторону, куда убежал другой страж. Контроллер уже подходил к лестнице, когда навстречу ему выбежали двое. Оба одновременно вытянулись в военном приветствии, и первый отрапортовал, нарочно повышая голос, чтобы казаться важнее:
— Командир первой эскадрильи, лейтенант-комнадер Партараш к вашим услугам!
— А-а-а, — рассеяно протянул дознаватель, вглядываясь в глаза мужчины. Когда тот заговорил, что-то шевельнулось в памяти представителя Союза. Контроллер был непривычен к такому, но почему-то сразу осознал, что уверен: это именно тот, кто ему нужен. Потому он даже не стал ни о чем спрашивать.
— Тебя ждет смерть, — все так же рассеяно сказал он, словно говорил о чем-то обыденном и неважном. С таким выражением лица и голоса говорят о том, что на завтрак они предпочитают чай с бутербродом, а не кофе с булочкой. Да, для него, дознавателя Нуарто, это было обыденное и совершенно привычное заявление. Любой, кто неугоден или опасен, должен быть наказан. Тот, кто покусился на неприкосновенность Контроллера — тем более.
Но сам командир эскадрильи такого поворота событий явно не ожидал. Дознаватель считал, что военный должен хорошо владеть собой, хотя бы первое время, пока не дошло дело до пыток, но на этот раз его постигло глубокое разочарование. Мужчина, который еще мгновение назад сиял радостной и полной готовности улыбкой, задрожал, губы его посинели, а глаза заблестели.
Сколько таких детей он повидал на своем веку? — задался вопросом дознаватель и со вздохом признал: много.
«Ребенок не может быть виноват!» — кричали матери и бились в исступлении у его ног.
«Если я буду делать поблажку тем, кто якобы не осознает своих поступков, какова цена моему труду?» — спрашивал Контроллер, понимая, впрочем, что слова его никогда не будут ни поняты, ни услышаны.
Нет, он никогда не использовал пытки, если не видел в этом острой необходимости. И никогда не использовал то, что не способен выдержать тот или иной его пленник. Он всегда был расчетлив и холоден. Но не теперь. Что-то было не так в самом центре его сознания, и дознаватель не узнавал себя. Собственные слова показались ему дикими и бессердечными, хотя еще несколько минут назад все его существо было наполнено желанием отомстить.
А почему, собственно, должно быть иначе? — задавал он себе вопрос и не находил ответа. Он более не находил в себе веры, а лишь одни сомнения, словно уверенность была выкрадена подлыми прихвостнями черных пределов, когда его сознание дремало, сметенное тем, кого он теперь… жалел…
Контроллеру казалось, что военный вот-вот броситься на него, начнет трясти, вымаливая пощаду, и тогда ему придется убить Партараша чуть быстрее, чем хочется и должно быть. А хочется ли? Раньше он без сомнения ответил бы, что ему хочется отнять жизнь того, кто покусился на его сознание, того, кто заслужил за свою чрезмерную гордыню самое суровое наказание. Теперь ему казалось, что он подошел к весьма опасной грани всепрощения. Дознаватель знал, что прощение это не инструмент власти, а лишь проявление слабости. Так создавалось его сознание, и Контроллер был уверен в правоте этих знаний, но не мог разобраться со своими неизвестно откуда взявшимися сомнениями.
Жизнь, — думал он, — есть великая ценность, рожденная бездной. Разве имеет он право уничтожать таинство, созданное Вселенной, разве может распоряжаться им?
Вот и смотрел дознаватель на военного пристально и задумчиво, но думал больше о себе, чем о лейтенанте-командере первой эскадрильи, когда Партараш вдруг бухнулся перед ним на колени и с невнятным мычанием охватил руками его ноги; прижался к ним щекой и заплакал, сотрясаясь всем телом.
— Поднять, — брезгливо сказал дознаватель, отстраненно понимая, что никакого удовольствия от пыток он больше не получит и, что самое главное, этого слизняка и проучить никак не выйдет — он слишком слаб, чтобы снести что-то по-настоящему стоящее.
Контролер вздохнул и повторил, видя, что ошеломленный подчиненный лейтенанта-командера застыл и не решается сдвинуться с места:
— Поднять и убрать.
Посмотрел на бледного мужчину перед собой и спросил мягко:
— Ну что ты встал как вкопанный? Звание? Имя?
— Лейтенант Заброх, — твердо отрапортовал солдат.
— Поздравляю с повышением, лейтенант-командер, принимайте управление вверенными Партарашу силами присутствующих на планете эскадрилий. И будьте добры, выполняйте мой приказ.
После этого дознаватель повернулся и крикнул в коридор, гадая, сдвинется ли с места часовой, который остекленевшим взглядом смотрел в пространство:
— Караульный, ко мне!
К его немалому удивлению караульный примчался тотчас и, не ожидая приказа — видимо все слышал сам, благо коридор был не очень длинным — без промедления отодрал от ног Контроллера плачущего Партараша, который даже попытался сопротивляться. Караульный ловко сгреб мужчину в охапку и оттащил в сторону.
— Звание? — обратился к часовому дознаватель. — Имя?
— Рядовой Мурдран, Ваша Светлость, — пытаясь сдержать все более трепыхающегося Партараша, отозвался тот.
— Ну, и вас поздравляю с повышением, лейтенант. Немного попрыгаем через звания, думаю, вы не против. Здесь на мой взгляд не хватает достойных правленцев. У вас есть шанс попробовать. Да что же вы так удивляетесь? Я слишком щедро, по-вашему, раскидываюсь чинами? Никогда не брезгуйте неожиданным успехом, тем более что мои полномочия позволяют совершать подобные действия. Уведите Партарашаа в тюрьму… есть же здесь тюрьма или подвал? И приготовьте мне следующие вещи для его умерщвления: вертикальную емкость из легко нагревающегося металла объемом не менее трехсот литров, подогреватель, способный нагреть эту емкость, и в достаточном количестве, для наполнения емкости, воду. Еще приладьте решетку внутрь емкости, опустив ее на четверть внутрь. Так же мне нужна инъекция на пятнадцать кубиков препарата СР26.
— Ваша Светлость, — тут же отозвался Мурдран, — полимерный наркотик в таком количестве помимо блокирующего синапсы действия обладает еще и патогенетическим воздействием…
Умный какой, — раздраженно подумал Контролер. — Теперь всех подряд учат высшей химии и анатомии, микробиологии, психологии, математике и планированию, хотя раньше это был удел командования, удел тех, кто будет управлять солдатами, которым не нужно думать. Как они будут выполнять приказы, если обладают таким кругозором, как им удастся не поставить под сомнение решения высшего управления? Я не понимаю, к чему катится Вселенная! Все сложнее становится с ними, с аборигенами и солдатами, все чаще они принимают решение действовать самостоятельно, от чего и случается подобное — приходится прибегать к его услугам.
Он вздохнул.
Партараш не доживет до реакционного отклика. Но раз ты осведомлен, — он оценивающе глянул на навичка-лейтенанта, — будешь помогать, когда придет время. Не торопись, достань все, о чем я просил. Лейтенант-командер, распорядитесь, чтобы мне была предоставлена вся информация о происшествии на вашей планете. В том числе и то, что мне удалось выявить до смены личности, если я успел что-то сделать… Ужасно любопытно.
— Партараш не обладал никакими сведениями о том, какие выводы Вам удалось сделать, — печально сообщил Заброх. Он явно полагал, что за такое известие вполне может последовать за своим бывшим командиром. Что же, раньше Контроллер мог бы вынести такой приговор, но сейчас ему показалось забавным то, насколько его здесь бояться. И нее более того.
— Вы сами запретили фиксировать допросы, — закончил он.
— Обыщите его вещи, — проворчал дознаватель. — Любопытство частенько бывает сильнее страха. Если ничего не найдется, мне придется все начинать заново, так что ищите лучше! Мурдран, на счет Партараша я передумал: не пятнадцать, а десять кубиков СР26. Пускай почувствует вину за то, что угробил мой кропотливый труд тем, что заменил личность.