Отсмеявшись, Дэор спросил:
— Что ж, Дарин, сын… э…
— Фундина, — подсказал Борин громко, но Дэор невозмутимо кивнул:
— …допустим… Скажи-ка, ты всё ещё хочешь выйти со мною в круг?
Ничего не ответил Дарин, бог ненависти. Лишь молча кивнул.
— Мы не прервали очередной учёной беседы о заднице? — спросил Эльри.
— Нет, мы тут больше о бабах, — ответил Тидрек. — То есть, простите, о статных ивах пива, о белых лебедях чертога, о цветах луга мира… У меня есть возлюбленная, у Дэора вроде тоже. А что вы скажете, други ратные? Чтоб мы не думали о вас плохо.
— Я пока в поиске, — солгал Борин, — ибо Предки велели искать супружницу так, чтобы быть с нею до смерти, а не разводиться на третий день после свадебного пира.
— У Снорри есть жена, — сообщил Эльри. — А вот у меня как-то не сложилось. Жизнь прошла в походах и скитаниях, искать кого-то, как завещали Предки, не было ни сил, ни желания. Да, знаю, о чём вы подумали. Я также полагаю мужеложство отвратным делом. Хотя вот люди острова Боргос полагают иначе. Однако есть в этом милом городке весёлые дома и для истинных мужей, чем я славно воспользовался в своё время. И всем советую, коль случится побывать в Боргосе, заглянуть в алый квартал. Сразу скажу, что с двергов берут вдвое больше.
— О да! — подтвердил Тидрек, мечтательно улыбаясь. — Как же, знаменитые бордели Боргоса! "Храм богини Эльмадре", подумать только… Вроде они стесняются…
— А ты полагаешь, мастер, что им не надо этого стыдиться? — на удивление членораздельно проговорил Дарин.
— Ты ещё скажи, что там трудятся несчастные рабыни, — хмыкнул Тидрек. — Сука не захочет…
— Отчего же наши женщины не торгуют собой? — спросил Дарин.
— Потому что мы о них заботимся.
— А я слышал от сведущих людей, — заметил Дэор, — что жены народа Двергар имеют иную причину, дабы не торговать собою. Говорят, будто они столь дурны собою, что даже цверги ими брезгуют, громко вопя и разбегаясь при одном их появлении. Изо рта их торчат заячьи резцы и волчьи клыки, жёсткие усы и бороды обрамляют их безобразные лица…
— Берегись Ворона, Змеиный Язык, — сказал сквозь боль Дарин, помешивая горячую искристую золу клевцом. Боёк сверкал, как клюв ворона, терзающего свежий труп.
Дэор пожал плечами, даже не глядя на сына конунга.
— Помнится мне, что не Гуннлауг Змеиный Язык был худшим воином во фьордах и на островах, — ответил вместо него Борин. — И Ворон-Храфн погиб в бою с ним, в поединке за руку прекрасной Хельги. Так же, как погибли Эрик Рауд и Хродгар, сын Хрольфа, в бою за милость Асы, дочери державного Бальдра.
— Никогда мне не доводилось слышать об их поединке, — изогнул бровь Дэор.
— Скажи-ка, друг мой, — почти прошептал Борин, — есть ли что-нибудь, чего ты боишься?
— Есть, о сын Торина, — тихо ответил хлорд.
— Позволь, я спою о том.
— Почту за честь.
— Я спою о том, — объявил Борин в голос, — чего боятся даже храбрейшие из живущих мужей, о том, что губит честь и гордость воинов, а подчас ранит и убивает страшней железа в руках врага. Слушайте же "Песнь о сватовстве к Асе".
* * *
…Страха не ведал
Эрик Рауд,
Славный сын
Исенланда.
Страха не ведал,
Веслом орудуя,
Конём морей
Ясенногривым.
Полночь вспорол;
Рёммнир-ворон
Бурю вздымал
Над седым океаном.
Были валы
Великанам подобны,
Грозным ётунам,
Троллям-убийцам,
С бешенства пеной
В кудрях седых,
Страшно кидались,
Рождённые Ньёрдом,
Прямо на драккар,
Кости ломая
Оленю морскому,
Туманосмотрителю…
Так пел Борин-скальд в пещере с низким потолком, терзая струны арфы, и волны терзали корабль отважного викинга, а ветер, вздымаемый тёмными крыльями месяца Рёммнира, терзал паруса с алым крестом. Горела красная борода Эрика, рыжие волосы метались на ветру — он стоял на носу, подобный пылающей головне, убийца, изгнанник, морской король, владыка китовых дорог, проложивший путь для соотечественников.
То был путь в Гренланд, Зелёную Страну, укутанную стылым туманом…
Борин-скальд услышал ту песнь от своего наставника Ори. Тот же утверждал, что эти кённинги ему вложил в разум сам Дельмир, слепой бог поэзии, пока тот спал. Ни Ори, ни Борин не ведали, что это за земли — Исенланд и Гренланд, и кто такие Эрик Рауд и Ньёрд. Однако и наставник, и ученик полагали, что мир велик, и многим землям и островам хватит в нем места.
Да и, в конце концов, имеет ли это большое значение?…
Страха не ведал
Хродгар, сын Хрольфа,
Конунг державный,
Кольцедробитель,
Кольцедаритель,
Муж бесстрашный,
Воеводитель,
Твердынь сокрушитель…
Страха не ведал
Данов владыка,
Башни воздвигнув,
Палаты Оленя,
Златые Палаты
Нарёк Хеоротом,
Гранитную крепость,
Врагам устрашенье…
Даны рубились
На стенах Хродгара,
Пощады не знали
В потехе кровавой.
Викингов-свенов
Хродгар рассеял,
Волки да враны
Славили ярла
За сотни трупов —
Тризну обильную,
Пир многороскошный,
Радость стервятников…
Ни Борину, ни кому иному из слушавших ту песнь не было ведомо, кто такие эти даны и свены, что меж ними схоже и что — различно. Никто не знал, кто таков Хродгар-конунг и где же он воздвиг Хеорот. Однако молодой скальд пел — и сверкали золоченые рога оленя на гербах замка над студёным морем, и любовались собою в его водах крепкие башни. Звенели струны арфы — и звенели тетивы данов, обороняющих свою цитадель, и звенели клинки, когда светловолосые пришельцы с Севера сшиблись с защитниками морской крепости, и звенели голоса умиравших юнцов, многие из которых так и не познают женских ласк.
Разве что в Обители Героев. Там, над небесами…
Холодное безучастное небо раскинулось над равниной. Равнина усеяна бездвижными телами. Небо не плачет о них. Никто о них не заплачет. Такова суровая правда этой земли, земли волка и ворона.
Хродгар знает эту правду. И сердце его ликует, когда он глядит на роскошное пиршество священных животных Одина…
Страха не ведала
Аса дочь Бальдра,
Дщерь королевская,
Кровавоволосая,
Страха не ведала,
В бронь облачаясь,
Хирд ярла Бальдра
На бой увлекая,
Одаль отцовский
Стремясь защитить
От Харальда Свенне,
Конунга Мёра…
Кто такая Аса?
Кто такой Харальд Свенне, конунг Мёра?
Где находится Мёр?
Где лежат владения державного Бальдра?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});