Пристав провозглашает: «Дэдзима но Дазуто — сама».
Якоб кланяется.
Широяма говорит на японском:
— Благодарю вас за столь быстрое прибытие.
Якоб встречается взглядом с ясными глазами этого сурового человека и кланяется вновь.
— Мне передали, — говорит магистрат, — что вы теперь немного понимаете на японском.
Подтвердить фразу — значит объявить о своем скрытном обучении и лишиться тактического преимущества. «Но отрицание, — думает Якоб, — вызовет недоверие».
— Каким‑то образом я немного понимаю родной язык матери магистрата, да.
Сидящие подковой советники удивленно перешептываются, слыша речь иноземца.
— Более того, — продолжает магистрат, — мне говорили, что вы — честный человек.
Якоб принимает комплимент с легким поклоном.
— Я наслаждался совместными делами, — раздается голос, от звука которого по шее Якоба пробегает холодок, — с исполняющим обязанности директора в прошлогоднем торговом сезоне…
Якоб не хочет смотреть на Эномото, но глаза сами находят владыку — настоятеля.
— …и уверен, что лучшего лидера Дэдзиме не найти.
«Тюремщик. — Якоб сглатывает слюну, кланяясь. — Убийца, лжец, безумец…»
Эномото наклоняет голову набок: ситуация определенно его забавляет.
— Мнение владыки Киоги дорогого стоит, — говорит магистрат Широяма. — И мы торжественно клянемся исполняющему обязанности директору де Зуту: ваши соотечественники будут спасены от ваших врагов…
Якоб и не надеялся на столь безусловную поддержку.
— Благодарю вас, ваша…
— …или мажордом, инспектор и переводчик погибнут при попытке их освобождения, — Широяма смотрит на трех провинившихся чиновников.
— Люди чести, — продолжает магистрат, — не позволят, чтобы украли тех, за кого они отвечают. Для искупления вины, их отвезут на лодке к кораблю грабителей. Ивасе получит разрешение на трех человек, чтобы они могли подняться на корабль и заплатить… — следующее слово у Широяма, должно быть, означает «выкуп», — чтобы отпустили двух… — слово, должно быть, означает «заложники». — Поднявшись на борт, они зарежут капитана спрятанными ножами. Это не Путь Бусидо, но эти пираты заслуживают собачьей смерти.
— Но Кода — сама, Суруга — сама и Ивасе — сама погибнут…
— Смерть очистит их от проявленной… — следующее слово, возможно, «трусость».
«Как может это de facto[97] тройное самоубийство, — Якоб стонет в душе, — помочь что‑нибудь решить?!» Он поворачивается к Ионекизу и просит:
— Пожалуйста, скажите Его чести, что англичане — очень злой народ. Передайте, что они не только убьют трех верных слуг его чести, но также и директора ван Клифа и его помощника Фишера.
Зал шестидесяти циновок выслушивает его слова в гробовом молчании, подтверждая, что советники магистрата высказывали это возражение или слишком боялись сказать об этом вслух.
На лице Широямы читается недовольство.
— Что предложит исполняющий обязанности директора?
Якоб чувствует себя подсудимым, который не вызывает доверия.
— Лучшим действием сейчас будет бездействие.
Неожиданность: советник наклоняется к уху Широямы…
Якобу вновь нужен Ионекизу.
— Скажите магистрату, что английский капитан испытывает нас. Он ждет, чтобы увидеть, как японцы или голландцы ответят и будем ли мы использовать силу или дипломатию, — Ионекизу хмурится на последнем слове. — Общение, дискуссии, переговоры. Но бездействуя, мы сыграем на нетерпении англичан. И нетерпение заставит их открыть свои намерения.
Магистрат слушает, медленно кивает и приказывает Якобу:
— Предположите, каковы их намерения?
Якоб повинуется внутреннему голосу и отвечает честно:
— Во — первых, — начинает он на японском языке, — они пришли, чтобы захватить корабль из Батавии и его груз меди. Корабля не нашли, а потому взяли заложников. Они… — Он надеется, что его понимают, — …они хотят получить информацию.
Широяма сплетает пальцы:
— Информацию о голландских силах на Дэдзиме?
— Нет, ваша честь: информацию о Японии и ее империи.
Советники перешептываются. Непроницаемый взгляд Эномото. Якобу видится череп, обернутый кожей.
Магистрат поднимает веер.
— Люди чести предпочтут смерть под пыткой прежде, чем передадут знания врагу.
Все присутствующие — мажордом Кода, инспектор Суруга и переводчик Ивасе не в их числе — согласно кивают, негодуя.
«Никто из вас, — думает Якоб, — уже сто пятьдесят лет не участвовал в настоящей войне».
— Но почему, — спрашивает Широяма, — англичанам так нужна информация о Японии?
«Я разделяю проблему на части, — боится Якоб, — и потом не смогу собрать их вместе».
— Англичане, возможно, опять хотят торговать в Нагасаки, ваша честь.
«Ход сделан, — думает исполняющий обязанности директора, — и назад его не взять».
— Почему вы использовали слово «опять»? — спрашивает магистрат.
Владыка-настоятель Эномото откашливается:
— Исполняющий обязанности директора де Зут говорит правильно, ваша честь. Англичане торговали в Нагасаки много лет тому назад, во время правления первого сегуна, когда продавалось серебро. Нет сомнения, что память о тех прибылях хранится в их землях по сей день… хотя, конечно же, исполняющий обязанности директора знает об этом больше меня.
Против воли в голове Якоба возникает образ Эномото, лежащего на Орито.
И тут же, уже сознательно, Якоб представляет себе, как разбивает Эномото голову.
— Как похищение наших союзников, — спрашивает Широяма, — завоюет наше доверие?
Якоб поворачивается к Ионекизу.
— Скажите его чести, что англичане не нуждаются в вашем доверии. Англичанам нужны страх и послушание. Они строят свою империю, приплывая в чужие бухты, стреляя из пушек и покупая местных магистратов. Они ожидают, что его честь поведет себя, как продажный китаец или негритянский царек, которые рады продать собственных подданных за дом в английском стиле и полный мешок стеклянных бус.
По ходу перевода Ионекизу Зал шестидесяти циновок наливается гневом.
С опозданием, Якоб замечает пару писцов в углу, записывающих каждое слово.
«Сам сегун, — думает он, — скоро прочтет твои слова».
Мажордом подходит к магистрату с сообщением.
Произнесенное вслух — слишком формальным языком, чтобы Якоб смог понять — похоже, еще больше добавляет напряжения. Чтобы не заставлять Широяму искать повод для его ухода, Якоб поворачивается к Ионекизу:
— Передайте благодарность моего правительства магистрату за его поддержку и просьбу разрешить мне вернуться на Дэдзиму и лично проследить за подготовкой к защите острова.
Ионекизу обстоятельно переводит, не пропуская ни единого слова.
Коротким кивком представитель сегуна отпускает Якоба.
Глава 33. ЗАЛ ШЕСТИДЕСЯТИ ЦИНОВОК В МАГИСТРАТУРЕ
После ухода исполняющего обязанности директора де Зута в двадцать второй день девятого месяца
— Голландец, может, и выглядит, как гоблин из ночного кошмара ребенка, — говорит Широяма, замечая льстивые ухмылки советников, — но он не глупец. — Ухмылки мгновенно превращаются в мудрые кивки согласия.
— Его манеры безупречны, — подтверждает один из старейшин, — и доводы ясные.
— Его японский странный, — говорит другой, — но я много понял.
— Один из моих шпионов на Дэдзиме, — добавляет третий, — говорит, что он постоянно учится.
— Но его акцент, — жалуется инспектор Вада, — как у вороны!
— А ты, Вада, говоришь на языке Дазуто, — спрашивает Широяма, — как соловей?
Ваде, вовсе не говорящем на голландском, хватает ума, чтобы промолчать.
— А вы трое, — Широяма указывает поочередно веером на тех, кто допустил похищение двух голландцев. — Вы обязаны своими жизнями только его милосердию.
Нервные чиновники отвечают очень низким поклоном.
— Переводчик Ивасе, в моем докладе в Эдо будет упомянуто, что ты хотя бы пробовал добраться до похитителей, пусть и неумело. Тебя ждут в Гильдии, можешь идти.
Ивасе вновь низко кланяется и спешит покинуть зал.
— Вы двое, — продолжает Широяма, уставившись на несчастных чиновников, — навлекли позор на свои ранги и дали знать англичанам, что Япония населена трусами. «Многие другие из вашего ранга, — признается себе магистрат, — вряд ли повели бы себя лучше». — Не покидайте своих домов до последующего уведомления.
Два обесчещенных чиновника пятятся к двери.
Широяма находит взглядом Томине:
— Позови капитана береговой охраны.
Смуглого капитана усаживают на ту же циновку, где сидел де Зут. Он кланяется магистрату.