На всякий случай я все-таки решил принять свои меры. В моем распоряжении в это время были два парохода: один тысяч в 7 тонн, товаропассажирский, по имени «Доланд», который подготовлялся к очередному рейсу в Новороссийск с припасами для добровольцев, и другой, тысячи в полторы тонн, принимавший специально снаряды с острова Березань. Я решил задержать «Доланд» до выяснения положения. Третий пароход, также небольшой, принадлежал компании Регир, моим хорошим знакомым. Он стоял без дела, и я просто попросил у г-жи Регир разрешения взять его в свое распоряжение. Таким образом, у меня было три парохода, и я мог уже до некоторой степени спокойно выжидать дальнейших событий.
Они не заставили себя долго ждать. Настроение в Одессе было нервное, но французы все время успокаивали население, хотя слухи о том, что французы собираются эвакуировать свои войска, ходили уже несколько дней. Один раз я зашел к Регирам, что делал очень часто, и мадам Регир мне сообщила, что они узнали из достоверных источников, что фронт союзников прорван и что атаман Григорьев обещал быть в Одессе через три дня.
Всевозможными слухами Одесса была полна всегда, и потому я не придал особого значения ее словам, но все же решил проехать к генерал-квартирмейстеру штаба Шварца, чтобы узнать, нет ли чего нового. Я застал его в скверном настроении. Он взял с меня слово никому ничего не говорить и сообщил, что французские солдаты совершенно не желают сражаться. Значительная часть войск снова без боя отступила и бросила на произвол судьбы несколько вполне исправных танков. Полковник N (забыл фамилию) сообщил мне о своей уверенности, что на днях состоится эвакуация, и просил меня оставить для него место. Это уже было серьезнее, чем я думал. Вернувшись в штаб, я, конечно, никому ничего не сказал, как и обещал, но вызвал к себе всех трех комендантов пароходов и приказал им иметь запасы всего нужного для перехода в Новороссийск. В тот же вечер я сам переехал жить в штаб с Пироговской улицы, чтобы быть все время в курсе событий.
На другой день все разъяснилось: французы вступили в переговоры с атаманом Григорьевым. Он обещал им их не трогать, а они обязались в двухдневный срок эвакуировать Одессу. Французы предоставили всем желающим эвакуироваться в Константинополь на русских и иностранных кораблях. Я немедленно отправился к начальнику штаба генерала Шварца генералу Мельгунову[338] и заявил ему, что со своими тремя пароходами на другой день вечером ухожу в Новороссийск, причем предложил взять с собой как его, так и весь состав военных управлений. Он несколько сконфузился и сказал, что едет вместе с генералом Шварцем в Константинополь для окончания всех дел с французами, а своим управлениям предоставляет ехать куда они хотят. Тогда я своей рукой написал большой плакат и пришпилил в приемной комнате штаба на Пироговской улице, что пароход «Доланд» уходит в Новороссийск и все военные чины приглашаются на нем следовать.
Через несколько часов ко мне явился полковник Месснер и объявил, что он с 40 человеками военных железнодорожников поедет со мной, и еще последовало заявление человек на сто, так что я думал, что мы будем ехать совершенно просторно. Было объявлено, что французские войска и с ними наша дивизия перейдут в Бессарабию сухим путем. Для французов это было удобно и безопасно, так как румынские войска занимали железнодорожную линию Бендеры – Раздельная, и таким образом их фланговый марш происходил под прикрытием.
Вечер первого дня эвакуации прошел спокойно, но на другой день по влиянием неизвестно откуда пущенных невероятных слухов началась паника. Говорили, что григорьевцы уже проникли в город и ждут только сигнала, чтобы начать резню всех буржуев. С утра мой штаб был осажден просящими разрешения ехать на «Доланде». Я не отказывал и давал разрешительные билеты на все три парохода, но после полудня ко мне спешно прибежали с парохода доложить, что толпа без всяких разрешений штурмом взяла пароход, что там уже больше тысячи человек и народ все прибывает и прибывает. Я спешно поскакал на «Доланд» и, действительно, увидел лезущих со всех концов на пароход людей. По счастью, в это время прибыли железнодорожники полковника Месснера. Я назначил полковника Генерального штаба Ильина сухопутным комендантом парохода, и он быстро принял все нужные меры.
Железнодорожники с винтовками были размещены около сходни и по бортам, а для устрашения на борту были выставлены два пулемета. Порядок сразу восстановился, но начались раздирающие сцены. Женщины плакали и просились на пароход. Меня выручил комендант большого парохода «Калерой Сапарис», о существовании которого я даже не знал. Он явился ко мне на «Доланд» и заявил, что отдает свой пароход в мое распоряжение. Я сейчас же обратился с речью к публике и заявил, что комендант парохода «Сапарис» поведет их к себе на пароход, так что все там спокойно разместятся. Он действительно увел с собой человек триста, и на набережной против нас стало просторно.
Когда я разобрался, почему публика была в такой панике, оказалось, что на некоторых пароходах команда ушла на берег и сказала, что не вернется на пароход. Тогда публика, испугавшись, что останется в Одессе, бросилась на «Доланд», в расчете, что «Доланд» со мной уйдет наверное. Таким образом, многие, рассчитывавшие ехать в Константинополь, попали в Новороссийск.
Однако и на «Доланде» не все прошло гладко. Оказалось, что старший механик отправил еще вчера какую-то важную часть машины для исправления на завод. Работы было на два часа самое большое, но к полудню другого дня часть все еще не была готова. Пришлось на завод отправиться моему флаг-капитану капитану 1-го ранга Заеву в сопровождении пяти человек с винтовками и в своем присутствии сделать нужное исправление. Пароходную команду я приказал на берег не спускать, но несколько человек все-таки ухитрились удрать.
Сделав приблизительный подсчет публики, бывшей на пароходе, я убедился, что всех импровизированных пассажиров было более тысячи человек. При хорошей погоде это, конечно, не так много, но в случае бури могло бы доставить много хлопот. У каждого пассажира были вещи, и все это могло начать перекатываться с борта на борт, сшибая с ног и калеча публику. Чтобы избежать этих неприятностей, я решил вывести «Доланд» на рейд, но так как машина еще не была исправна, то мы обратились к проходившему мимо буксирному пароходу, и он нас вывел из гавани. Теперь можно было быть спокойным и, пока чинилась машина, прибраться немного на пароходе и приготовиться к путешествию. Однако и пребывание на рейде не спасло от новых пассажиров. То и дело подходили шлюпки, за которые платили по тысяче и более рублей, чтобы покинуть набережную.