Раману не собиралась уходить, и Кхассав выпер её с трудом. На Джайю он глядел долго, но та не двигалась с места. То ли из ревности, то ли еще почему, и в конечном счете Кхассав понял, что будет даже лучше, если раманин останется. Пусть воочию поглядит на силу дипломатии.
— Если позволите, государь, — сразу обратилась тану, когда их осталось четверо в кабинете, — дам совет. Как человек, который на весь Яс славится своими боевыми псарнями, могу сказать, что годен лишь тот пес, который в бою признает одного хозяина.
Кхассав поднял брови в ожидании продолжения.
— Казните всех, кто позволяет себе командовать стражей в вашем дворце, если только это не происходит по вашему разрешению. И всех, кто подчиняется таким приказам, казните тоже.
Он улыбнулся и кивнул:
— Я тоже подумал об этом. И не только сегодня, — Кхассав снова расслабился, откинувшись в кресле правителя и предложив Бану и Хабуру сесть. — Аамут всерьез верит, что он тут хозяин, а мать и в ус не дует.
Бану села, подтянув на бедрах штаны, по-воински, как в шатре.
— Аамут обмочился, когда в свое время я явилась по его голову, а у вашей матери, как у всех женщин, нет усов.
Кхассав усмехнулся:
— Нет, иногда встречаются.
Бану улыбнулась, но было видно, что ей не очень комфортно здесь.
— Государь, я соскучилась по детям и хочу домой. Вы прекрасно понимаете, что я все еще здесь только потому, что династию теперь возглавляет здравомыслящий человек, и вы неповинны в грехах матери. Говорите, что собирались скорее, и я поеду.
Кхассав деловито кивнул. Хороший подход.
— Я не пойду в Ласбарн.
— ЧТО?! — Джайя взвилась тут же. — Но договор…
— Плевал я на договор, заключенный без моего участия.
— Твоя мать…
— Раман я, — осек Кхассав. — И я не имел никакого отношения к этому договору.
— По этому договору, — Джайя подошла к мужу ближе, — ты получил меня, царевну династии Далхор. Если бы я только знала…
Нытья Кхассав не выносил совершенно. И поскольку здесь была именно Мать лагерей, напрямую участвовавшая в заключении альянса Яса и Орса, раман не сдерживался.
— Можно подумать, ты не сама согласилась выйти за меня!
Бану засмеялась.
— Что вы, раман! В стране, где выросла раманин у женщин не принято спрашивать согласия.
Кхассав вытаращился с неверящим ужасом. Потому перевел взор на Джайю, которая стояла, высоко задрав голову в необъяснимой гордости.
— Неужели вы слышите об этом впервые? — изумилась Бану.
— Вы что, вообще ничем не занимаетесь, кроме… — Хабур заткнулся, когда понял, что в отличие от Бану он не тан и лучше не заноситься.
— Прекратите обсуждать меня, будто меня тут нет! — рявкнула Джайя.
— Давайте к делу, государь, — спокойно позвала Бансабира. Тот кивнул. На вопрос Хабура предпочел не отвечать.
— Ласбарн, может, и не нищ, но мне откровенно не нужен.
Джайя сцепила зубы и села обратно: черта с два она уйдет!
— Тогда зачем этот фарс? — спросил Хабур.
— Чтобы убедить мою мать, что я всячески намерен, пусть и в ссорах с ней, следовать наследию, которое они с отцом мне оставили.
— И чтобы узнать, что и кому из нас надо на самом деле, не так ли? — улыбнулась Бану. — Поручи своим людям выполнить дело строго в срок, и узнаешь, на кого и до какой степени можно положиться.
На этой фразе Кхассав взметнул бровь: даже если это дело — просто визит. Она правильно все увидела. Бану продолжила:
— Спроси у них о правильном и неверном, и узнаешь их взгляды. Попроси привести доводы и увидишь, как они изменятся.
Сегодня на совете он и попросил, прикинул в уме Кхассав, сказать о причинах идти или не идти в военный поход на пустыню.
— Напои их, как это было вчера на торжестве, чтобы наблюдать за их поведением.
Кхассав заулыбался до ушей.
— Соблазни их будущей выгодой, и увидишь, насколько они скромны.
Кхассав, не отводя взор от танши, засиял почти влюбленными глазами.
— Классическое искусство стратегии, — подытожила Бансабира.
— Классическое и непреложное, сколько бы времени ни прошло, — Кхассав одним взглядом подтвердил каждое сказанное таншей слово.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Джайю, наблюдавшую этот взгляд, передернуло. Хоть она и поклялась себе остаться до конца этой встречи, наблюдать за восхищением Кхассава к танше, которую он всегда ставил Джайе в пример, утверждая, что та поняла бы его абсолютно в любой ситуации правильно и сразу, стало невыносимо. Изобразив рвотный позыв, раманин стрелой кинулась к двери, и больше о ней не вспоминали.
— Если все так, — обронил Хабур глядя в закрывшуюся дверь, — стоило ли её отпускать сейчас.
— Разумеется, — улыбнулся Кхассав. — Теперь она знает часть правды и будет метаться между верностью семье, к которой принадлежит её дочь, и верностью отцу.
— Так почему вы отказываетесь от Ласбарна, государь? — спросил Хабур.
— По многим причинам. Этот пресловутый «ласбарнский договор» — прошлое. Моя мать умрет рано или поздно, отец Джайи тоже. И договор тогда не будет иметь никакого значения. К тому же, по сравнению с Мирассом, Ласбарн действительно нищ. А вот взять Мирасс было бы по-настоящему достойной задачей. Поскольку я прожил там почти десять лет, у меня осталось связи. К тому же там у нас не будет сложностей с проводниками и погодой, как в пустыне.
— Но такой поход требует колоссальной подготовки, — заметила Бану.
— Как любой другой. Но этот — особенно, да. Поэтому я и буду настраивать всех, что мы идем в Ласбарн, сколько потребуется.
— Очень разумно, — вдумчиво протянула Бану. — Таны станут снаряжать войска и тренировать их. Выяснив слабости и сильные стороны каждого в этом собрании, вы, государь, сможете, руководить подготовкой сборной армии так долго, как потребуется, исходя из того, что помните о военных характеристиках Мирассийской державы. И если раману Тахивран будет угасать довольно медленно, в день её кончины, вы получите разрушительной силы орду, которую в один миг развернете от Ласбарна на цветущий Мирасс. Пуф! — Бансабира сделала жест, выпростав пальцы из кулачков. — Сначала все вражеские шпионы думают, что Яс готовиться к войне с Ласбарном, а потом одномоментно ничего не подозревающий Мирасс подвержен штурму со всех берегов.
Кхассав спрятал лицо в ладонях.
— Почему, тану? Почему, когда я два года назад позвал вас замуж, вы отказались, а?
Бансабира застыла с удивлением на лице. Это тут причем?
— Если бы вы говорили всерьез тогда, — попыталась она отшутиться.
— Я говорил, — подтвердил он, и Хабур, как мужчина, мгновенно понял, что так и есть. Бану изумилась сильней и одновременно напряглась: такие разговоры всегда смущали.
— Бану? — обратился Хабур недоверчиво. Раман махнул рукой.
— Ничего, о чем следовало волноваться, — это заявление бдительность Хабура не усыпило. — Просто твой молочный брат, Хабур, женат на лучшем из всех союзников, которых можно иметь.
— Мой молочный брат, — Хабур непроизвольно повторил интонацию, — едва ли не костьми лег, чтобы получить этого союзника, — закончил он так, чтобы было понятно, что связь Бану и Маатхаса намного глубже, и нечего тут принижать достоинства Сагромаха до банальной погони за выгодой, которую мог принести такой брак.
Кхассав кивнул, продолжая над чем-то размышлять. Потом спросил:
— То, что вы сказали, тану, ну, насчет того, что в Орсе женщин не спрашивают о согласии в замужестве, это правда?
Хабур не удержался.
— Да серьезно! Простите, ваше величество, но вы женаты два года! Вы что, сами не могли спросить раманин межд…
— Я не тебя спросил, — резко осек Кхассав, и Хабур изумленно застыл. Что за мальчишка такой?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да, как можно понять, у нас с Джайей мало общего, и мы крайне мало разговариваем. Она без конца трындит мне про долг, который должна была исполнить, но я никогда не воспринимал всерьез. Думал, она прибедняется, примеряет роль жертвы. А похоже, не врет?