Гунтер и Видгнир медленно отошли в сторону, Сигню с котелком, наполненным речной водой, замерла, не решаясь даже дохнуть.
Нахмурившийся и серьёзный Локи провёл несколько раз ладонью над телом конунга, словно выискивая нужное место, и, наконец, его рука замерла справа над грудью Торина.
— Ага, нашёл! — Локи позволил себе улыбнуться. — А теперь сделаем вот что…
Он сжал ладонь в кулак так сильно, что рука задрожала, а потом медленно и торжественно произнёс:
Лучше живым быть,
Нежели мёртвым;
Живой — наживает;
Для богатого пламя,
Я видел, пылало,
Но ждала его смерть.
Ездить может хромой,
Безрукий — пасти,
Сражаться — глухой,
Даже слепец
До сожженья полезен —
Что толку от трупа![16]
Монах смутно припомнил, что в одной из древних саг так говорил Один.
Локи разжал кулак и, едва закончив говорить, прочертил в воздухе пальцем руну силы и руну здоровья. Оба знака оставили над телом Торина пылающие огнем следы, которые чуть погодя исчезли. Ничего не изменилось. Конунг как лежал, так и лежит без единого движения.
— Я сделал всё, что мог, — молвил Локи. — Силы вложено достаточно, чтобы оживить быка. Надо ждать. Хочешь не хочешь, а придётся на пару дней остановиться здесь.
Видгнир нашёл в лесу хорошее место для лагеря, и Торина перенесли туда. Берег здесь был более крутым, чем ниже по течению реки, попадались овраги, и в одном из них — песчаном и сухом — решено было укрыться на время. Локи скрепя сердце позволил разжечь небольшой костёр, велев жечь один сухой валежник, чтоб дымом не выдать себя. Пока Сигню и Видгнир хлопотали вокруг костра, а Гунтер забрался на сосну, устроив там наблюдательный пост, монах, отбросив предрассудки, изводил Локи вопросами о целебной магии рун. Кровь конунгу маленький бог всё-таки смог остановить своей волшбой.
— Не думаю, что у смертного получится так же, — с оттенком высокомерия в голосе сказал Локи. — Понимаешь ли, дух изначально наделён тем, что называется Силой. Мы умеем направить Силу на те или иные цели. Умеем видеть скрытое и чувствовать Силу других духов.
— Кажется, греки называли Силу энергией, — заметил отец Целестин, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Возможно. И кроме того, Сила заключена в знаках рун, открытых некогда Одину. Но рунная волшба действует, только если ты можешь пробудить руны определённым набором звуков, который вы называете заклинаниями. Вот смотри, сейчас я, никак не используя свою собственную Силу, постараюсь зажечь палку. Поверь, это очень несложно.
Локи поднял сухую ветку, очистил её от коры и кончиком ножа вырезал на дереве руну огня — «кано».
— А теперь слушай внимательно:
Голосами богов
Огонь призываю,
Радостью Асов будет
Искристое пламя…
Рунический знак потемнел, задымил, и ветка вспыхнула. Отец Целестин заметил, что Локи сделал особые ударения на первые буквы некоторых слов заклинания, но на какие — не запомнил.
— Я сказал простейшую форму вызывания огня, — начал объяснять Локи. — Каждую часть заклятия открывает слово, начинающееся на один из звуков приказа «Гори!». Остальные слова не имеют значения и служат только для заполнения промежутков между звуками, составляющими приказ пробудиться Силе руны. Ясно?
Отец Целестин попросил бога продиктовать текст заклятия и, записав его латинскими буквами при помощи палочки, увидел, что первые четыре буквы и впрямь сложились в норвежское слово «гори».
— А можно мне попробовать? — спросил монах. Локи передал ему ветку и стал смотреть, что получится. Отец Целестин вырезал руну, произнёс заклятие, точно следуя тексту, но ничего не случилось.
— Говорил слишком быстро, — покачал головой Локи. — Точный промежуток между звуками приказа очень важен. Давай ещё раз.
Монаху удалось зажечь палку только с шестой попытки, но он твёрдо понял, что теперь знает, как произносить заклятие — нараспев, чуть растягивая одни слова и быстро проговаривая другие.
— Такая волшба доступна даже смертному, — усмехнулся Локи, наблюдая за святым отцом, помахивающим перед собой горящей веткой. — Зная нужные заклятия рун, ты можешь делать всё что заблагорассудится. Вызывать огонь, лечить, можешь превращать дерево в камень или свинец в золото. Надо только знать нужные наборы и очерёдность начертания рун и, само собой, пробуждающие Силу слова. А вот конунга я лечил своей, — бог выделил последнее слово, — своей Силой, а руны мне лишь помогали направить её.
— А какие Силы работают в рунной волшбе? — насторожился монах. — Добрые или злые?
— Что ты хочешь этим сказать? — не понял Локи. — Сила не может быть доброй или злой. Она просто есть. Другое дело в том, каковы намерения у того, кто её использует. Любой может начертать знак смерти на кубке недруга, и он, выпив из него обычного пива, отравится. И тот же человек может использовать таким же образом знак примирения и дружбы. Всё зависит от твоей воли и твоих желаний. Вот огонь — он не добрый и не злой. На нём готовят еду, но он может сжечь дом… А в реке можно утонуть, но без воды ты не проживёшь и трёх дней. Я понятно объяснил?
— А… — Отец Целестин запнулся, и перед ним вырос образ отца-настоятеля обители святого Элеутерия. Отец-настоятель грозил пальцем и говорил: «Да как смеешь ты, недостойнейший из рабов Всевышнего, бесовским волхованием да волшбой промышлять?! Ужо тебя!» Решительно прогнав явившееся так некстати видение, монах закончил:
— А ты мне не покажешь, ну, например, целительные руны, а, Лофт? Хоть что-нибудь?
Локи помялся, но согласился. Отец Целестин же сокрушённо подумал, что теперь ему точно придётся гореть в геенне огненной. Вот так гибнет христианская душа, поддавшаяся искушению делать то, что Вера Истинная отрицает и отбрасывает, называя греховным и ненужным.
Но ведь прав Локи! Сила не может быть доброй или злой, как и огонь, как и иные стихии. Важны намерения человека. Что же получается: если кого исцелишь или жизнь кому спасёшь Силой языческих рун, то разве покарает за дела эти Господь? Разве придётся держать ответ у престола его за Добро? Или не сказано у апостола Петра: «…слава и честь и мир всякому, делающему доброе…»! [17] Тогда отчего же старец пальцем грозит? Отчего Святая Мать наша Церковь погребла под развалинами и пеплом костров те знания, что уцелели от древних народов? Почему и словом, а что чаще — огнём и мечом изгоняется из памяти людской всё, к ней касания непосредственно не имеющее? И в том числе то, что может помочь творить добро, как заповедовано нам Спасителем? Чем аббату Либерию руны, спрашивается, не угодили? А?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});