и смертью в этом бренном мире технологиями и химией, шесть человек одиноко лежало в своих кроватях. И все шестеро, к превеликому сожалению, были молодыми юношами, не успевшими повидать жизнь.
— Спасибо, — с плохо скрываемой грустью ответила ему очень молодая девушка, стоящая рядом. Поживший врачеватель в последнее время слишком часто видел таких людей, разрушенных изнутри.
Привычно пройдя к дальней правой койке, Алиса взглянула на человека, разрушившего её жизнь. Он был тощий и истощенный, подключенный к капельнице с какими-то лекарствами. За полупрозрачной вентиляционной маской виднелись впалые веки и темные мешки под глазами. Бледные тонкие руки без движений покоились на кровати, жадно впитывая искусственный свет люминесцентных ламп. В полуживом остатке тела почти невозможно было узнать прежнего, еще живого, человека.
Очередная жертва величайшего теракта всех времен и народов, унесшего жизни более тридцати миллионов человек. Ведь больше их нельзя было назвать живыми. Все же не регистрировалось еще ни одного случая пробуждения за эти два года. Они, вероятно, навечно останутся где-то там, запертые в своем потухшем, как перегоревшая лампочка, разуме.
Только доктор закрыл дверь, как она дала слабину, перестав пытаться сдерживаться. Хоть её лицо мало что выражало, оставаясь скорее каменной маской, однако глаза её были живы, передавая весь спектр эмоций. Она не могла перестать думать о нём, и с каждой минутой ей становилось только хуже. Однако она уже приняла решение и не могла на половине пути свернуть назад.
Тощие пальцы её брата ощущались сухими и холодными, хотя в комнате было тепло. Она не могла видеть, как он мучается, но и потерять не могла. Он — последний якорь для неё в этом суровом мире.
В тот день Родиона нашли, когда в новостях рассказали о том, что все, кто хотел поиграть в ту проклятую игру, оказались в коме. Брат мирно лежал в устройстве смерти, словно спал, но при этом был почти что мертв. Будто игра вытянула из него всю жизнь. Он не реагировал вообще ни на что, как и все остальные, решившие залезть в эти камеры. Как передавали в новостях, эти несчастные люди полностью лишились какой-либо мозговой активности. Лишь сердце было единственным, что подавало признаки жизни в их телах. Многие так и оставались лежать в капсулах, в конце концов умирая в одиночестве, неспособные даже вздохнуть, ведь некому было их спасти.
Отец умер первым, не выдержав потерю единственного сына. Однажды утром он просто не проснулся, навсегда исчезнув, словно направившись прямо за ним. Следом ушла и мать, до этого хоть как-то державшаяся. Да, у неё с братом часто были разногласия, но она любила его как родного сына. Лишь муж поддерживал её, не позволяя впасть в пучину горя. Когда его не стало, она даже не успела проводить того в последний путь.
Семнадцатилетней Алисе ничего не оставалось, кроме как потратить все сбережения на похороны родителей, а затем пытаться как-то выживать. Планы по поступлению в университет накрылись медным тазом, и она устроилась на низкооплачиваемую работу, чтобы хотя бы не умереть с голоду. Друзья отвернулись, ведь ей было не до них, а им не до неё.
Так и прошли два тяжелых года.
Наконец, за десять минут она попрощалась с ним. Если останется хоть на секунду дольше, то уже не сможет отойти от него. Вытерев слезы с бледного лица, она вышла назад в коридор, в котором терпеливо ждал тот самый врач вместе с присоединившимся к нему немолодым мужчиной в костюме.
— Ваш долг перед больницей равен ста миллионам рублей, — начал говорить официально одетый, совершенно не заботясь о состоянии человека перед ним, — Мы вынуждены сообщить вам, что ваш брат будет отключен сегодня, если вы не начнете выплачивать долг.
Как она могла оплатить расходы больницы, если ей самой еле-еле хватало на жилье и еду? Она отдавала им последние крохи, остающиеся после неподъемной квартплаты и скудного питания, однако все равно не хватало. Так долг и копился, медленно вырастая до ста миллионов, что государство щедро установило для потерявшим близких в той трагедии как безвозмездный кредит с нулевой ставкой. Эта сумма набегала как раз за 2 года, если ту совсем не выплачивать.
— У-у меня нет денег…
К сожалению, у неё действительно не было денег. Она еле сводила концы с концами. На данный момент на карте оставалось всего двадцать тысяч. Она не была уверена, что хватит на еду до следующей зарплаты. Невероятный долг у государства, который, наверное, придется выплачивать всю жизнь, мало волновал. Все же, она делала это ради брата, глубоко внутри все надеясь, что однажды он проснется.
Её мечтам, как и мечтам сотням тысяч других людей, не суждено было сбыться.
— В таком случае, согласно постановлению № 764 от 18 октября 2044 года, государство не способно продолжать предоставлять вам кредит. Пациент будет отключен сегодня, — ледяным тоном, не терпящим отлагательств, с не менее холодным лицом сказал больничный юрист. Этот закон не был тем, что спасал жизни, он лишь откладывал смерть за невероятное количество денег. Обслуживание аппаратов, койка, питание через вену — все требовало невероятных денег, недоступных низшему классу, вроде неё.
Слова были излишни. Доктор еще не полностью похоронил свои чувства под слоем юриспруденции, потому не мог не опустить голову в сожалении об еще одной потерянной жизни. Он видел десятки таких ситуаций, но все не мог привыкнуть к ним.
Двое мужчин сопроводили Алису к небольшой пристройке, в которой обитали юристы. Бумаги были обработаны и подписаны всеми необходимыми штампами удивительно быстро, а вскоре в стопку добавилась еще одна бумага. Уже о вывозе тела.
Ей дали выбор — наблюдать за отключением или же вернуться через несколько дней, чтобы забрать тело из морга. Чувства разрывали её: с одной стороны, она не хотела видеть своими глазами его смерть, а с другой — это была последняя возможность попрощаться.
Она одиноко стояла на отдалении от койки, вокруг которой копошилось несколько сестер, подготавливающих Родиона к окончательному путешествию в мир иной.
Наконец, спустя пару минут юноша был готов к нажатию кнопки на приборной панели, что сделали лишь с разрешения Алисы, не выдержавшей такой картины и решившей сбежать в коридор, а затем и вовсе из здания. Все равно её присутствие не требовалось, она бы лишь мешала работникам заниматься своими делами.
Выйдя из недавно отремонтированного здания, её встретил порыв склизкого осеннего ветра. Серые двадцатиэтажки возвышались над простым людом, подавляя своим присутствием. Такой же серый асфальт доживал свои последние годы, походя на жертву очереди из автомата, полный