Королева Дзин Сон старалась получить финансирование для своего правительства, выжимая средства из налогоплательщиков. Но налоги из сельской местности годами не достигали столицы, поэтому Дзин Сон приказала своим солдатам насильно собрать их. Это было отчаянное и необдуманное решение. Фермеры и ремесленники исправно платили налоги – только эти средства уходили в казну хозяев замков. Теперь люди были вынуждены платить двойные налоги. Бедность и отчаяние заставляли всё больше крестьян выбирать жизнь бандитов (хроники тех лет именуют их «травяными разбойниками»). Вскоре эти разбойники начали собираться в повстанческие отряды под предводительством талантливых вождей. Земли вокруг Кёнджу были во власти банды «Красных штанов». На юго-западе армию мятежников возглавил ставший солдатом крестьянин по имени Кён Хвон, а предводитель разбойников Ян Гиль организовал сопротивление на северо-востоке. Его помощником оказался не кто иной, как Кун Ге, выросший и желавший получить хотя бы часть той власти, которая могла принадлежать ему полностью.20
Сильнейшим из предводителей повстанцев стал на тот момент крестьянин Кён Хвон. В 892 году королева Дзин Сон решила смягчить его гнев, дав ему титул – она наградила его властью над землями к югу от столицы с почётным титулом «Владыка Юго-Запада». Обладая такой почти официальной властью, Кён Хвон заключил договор с Ян Гилем и его помощником Кун Ге: он будет контролировать юго-запад, а Ян Гиль – более отдалённые северные регионы.
В течение следующих нескольких лет Кён Хвон укреплял свои позиции на юго-западных землях, в то время как одноглазый принц Кун Ге создавал свою власть на севере. Внешне он оставался в подчинении у предводителя разбойников Ян Гиля, но на самом же деле понемногу начал завоевывать личный авторитет у повстанцев – спал на земле со своими солдатами, разделял с ними поровну трофеи и страдал от тех же трудностей, что и они.21
Тем временем королева Дзин Сон оставалась на троне, но быстро становилась монархом только по названию. Вновь поэт-конфуцианец Чо Чи Вон постарался помочь, на сей раз выдвинув проект реформы, состоящий из десяти пунктов. По его мнению, эта реформа могла вывести Силлу из хаоса – и вновь его предложение было отвергнуто двором Силлы.
Чо Чи Вон оставил обречённый дворец и отправился в дальний горный монастырь, где посвятил себя духовному совершенствованию и составлению скорбных стихов на китайском языке:
Ожесточённый горный поток шумит среди скал,заглушая людские голоса.Я всегда опасаюсь споров между правыми и неправыми,поэтому я обрёк воду на вечный бег в этих скалах».22
А в столице королева Дзин Сон была вынуждена оставить трон. Придворные отыскали мальчика, которого объявили ещё одним сыном Хон Гана – на этот раз его матерью была девушка из дальней деревни, где король когда-то провёл ночь во время охотничьей поездки. В 897 году королева Дзин Сон отреклась от трона в его пользу, и четырнадцатилетний юноша стал королём Хё Гоном.
Ходили слухи, что одноглазый принц Кун Ге ответил на восхождение на трон своего предполагаемого сводного брата, найдя его портрет и разрезав его на куски мечом. Его собственные амбиции стали яснее в конце того же года, когда Кун Ге убил своего начальника Ян Гиля и сам стал предводителем повстанцев на севере.23
К 900 году «Владыка Юго-Запада», бывший фермер Кён Хвон, ощутил себя достаточно сильным, чтобы назваться королём. Кён Хвон родился на старой территории Силлы, но земля, где он приобрёл наибольшее влияние, ранее принадлежала Пэкче. Поэтому он назвал свое новое государство Поздним Пэкче. На следующий год Кун Ге последовал его примеру. Он тоже был уроженцем Силлы, однако основал своё новое государство в Кэсоне, на старой территории Когурё, и назвал своё королевство Поздним Когурё.
Дни объединённой Силлы подошли к концу Вновь три государства разделили полуостров. Закончился и мир. Чо Чи Вон скорбел, что «тела умерших от голода и павших в боях людей разбросаны по степи, как звёзды». Это отметил и Ван Гон, опытный морской офицер, сражавшийся с войсками Кун Ге. По его словам «люди разбредались, куда глаза глядят, и повсюду оставались на земле их скелеты». Поздний период Трёх Королевств начался с войны и голода.24
Одноглазый Кун Ге, подстегиваемый не только амбициями, но и гневом, вознамерился полностью уничтожить остатки Силлы. Он провёл первые годы своего правления Поздним Когурё, продвигаясь всё глубже на территорию Силлы, в то время как юный король Силлы Хё Гон искал спасения из безнадёжной ситуации в алкоголе. Обида и ярость Кун Ге медленно сводили его с ума. Когда он не сражался, то разъезжал по своим владениям, сидя на белом коне, в пурпурной мантии и золотом венце, сопровождаемый хором из двухсот восхвалявших его монахов. Он стал параноиком, приказав казнить за предательство сперва свою жену, а потом и двух сыновей. По словам его генерала Ван Гона,
«Кун Ге стал жестоким тираном. Он считал предательство лучшей стратегией, а силу и угрозы – необходимыми инструментами дипломатии. Рабский труд и высокие налоги истощали народ, вынуждая людей покидать страну. Однако дворец был большим и пышным, и король игнорировал общепринятые обычаи.25
Ван Гона нельзя назвать объективным наблюдателем. К 918 году Кун Ге стал настолько непереносимым тираном, что его собственные офицеры убили его и провозгласили королём Ван Гона.
Кун Ге мог претендовать на связи и с существующим королевским родом, и со старым королевством Когурё, но его власть поддерживалась только силой, а не наследственными правами. Он стал королём по праву завоевания, а не по праву крови – но, добившись успеха, обрёк себя на смерть от такого же меча, с помощью которого поднялся сам.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 54
Глава пятьдесят пятая
Третья династия
Между 809 и 833 годами независимый род Тахиридов бросает вызов халифату Аббасидов
В 809 году благочестивый халиф Гарун аль-Рашид находился на пути в Хорасан со своей армией. Жители провинции начали подымать мятежи, и аль-Рашид решил лично заняться этим вопросом. Однако в пути он заболел и был вынужден остановиться в небольшом городе Туе, где и скончался.
Он оставил после себя несметные сокровища. По словам ат-Табари, «ходили слухи, будто в государственной сокровищнице находились 900 миллионов дирхемов». Если это было правдой, это значило, что в казне аль-Рашида было около трёх тысяч тонн серебра.1
Аль-Рашид колебался с выбором наследника. Его старший сын аль-Амин был очевидным кандидатом на эту роль, но халиф также гордился младшим сыном аль-Мамуном, рожденным от наложницы, и считал, что у аль-Мамуна больше способностей к управлению. В конце концов он сделал странный выбор, вполне в духе франков: он постановил, что аль-Амин унаследует титул халифа, а аль-Мамун станет наместником Хорасана и наследником своего брата.2
Аль-Амину не понравилось такое решение, так как у него уже были свои дети. Он настоял на том, чтобы аль-Мамун прибыл в Багдад и признал старшего сына аль-Амина законным наследником. Однако аль-Мамун около двух лет отказывался посещать Багдад с этой целью. Он знал, что если он покинет Хорасан, то у него есть шанс больше никогда туда не вернуться. В то же время он прекратил посылать отчёты в Багдад и удалил имя аль-Амина из всех лозунгов, вышитых на мантиях для официальных торжеств в Хорасане – то есть совершил все действия, означавшие провозглашение независимости.3
Тахириды
Аль-Амин ответил тем, что отдал распоряжение не молиться за аль-Мамуна во время пятничных богослужений. Узнав об этом, аль-Мамун понял, что брат хочет сместить его с поста наместника Хорасана. Он начал приготовления к войне, и аль-Амин поступил так же.
В начале 811 года армии двух братьев сошлись на поле боя. Армия аль-Мамуна, менее численная, победила войско аль-Амина, и не в последнюю очередь победу аль-Мамуну принёс талантливый полководец Тахир.4
Более года империю Аббасидов разделяла гражданская война. Армия повстанцев аль-Мамуна захватила Хамадан, Басру и Куфу;
Мекка и Медина отказались от поддержки халифа и тоже перешли на сторону аль-Мамуна. Прошло чуть больше года, и аль-Мамун прибыл в Багдад – не как подданный и брат, но как завоеватель.
Аль-Амин со своими людьми засел в городе, и осада продолжалась в течение всего следующего года. Стены, сокрушаемые осадными механизмами, начали понемногу рушиться. Торговцам, заплывавшим в город, приходилось уворачиваться от града камней, летящих из катапульт аль-Мамуна. Близлежащие деревни были вынуждены сдаться, отказавшиеся были сожжены дотла. В Багдаде усиливался голод, царило отчаяние и беззаконие. За городскими стенами генерал Тахир пообещал, что с любым человеком, покинувшим город и примкнувшим к войску аль-Мамуна, будут хорошо обращаться, он будет встречен с почётом и дарами.