Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой, дядя Витя, какая хорошая песенка. Я такой еще не слышала. Я знаю, это про пионеров в пионерском лагере.
— Про пионеров, Настенька, про пионеров. А я у них вожаком, то есть пионервожатым работаю в старшем отряде. — Что мог я еще ребенку сказать?
— Я, когда вырасту, тоже поеду в лагерь. Дядя Витя, ты возьмешь меня в свой отряд?
— Возьму, девочка, возьму. — Я даже поперхнулся, закашлялся, услышав Настину просьбу. И тихо так добавил, почти про себя: — Упаси тебя Господь.
Но Настя услышала.
— А Бога нет, дядя Витя. Это бабки старые только молятся, да мамка иногда.
Я стал собираться в дорогу, Юля спросила:
— Витяня, может, останешься? Будем жить, работать будешь, да и дети к тебе привязались.
Глядя на эту маленькую, тихую, работящую женщину, на ее повлажневшие голубые глаза, я чувствовал, как капли расплавленного свинца падают мне на сердце, пронизывая его насквозь.
— Я вернусь, Юля. Я обязательно вернусь. Вот только съезжу, проведаю товарища и вернусь.
— Чует, Витя, мое сердце: не вернешься ты. А я, дура, было размечталась.
— Сказал вернусь, значит, вернусь.
Она проводила меня до станции, и я уехал вечерним поездом.
Сердце ее не обмануло. Откуда ей было знать, что я с простреленными ногами валяюсь на нарах в следственном изоляторе города Котовска. И столько меня еще ожидает впереди! И мрачные застенки Изяславского монастыря, новые преступления, зловещие ленинградские «Кресты», «Матросская Тишина» — тюрьма в столице, недалеко от Лубянки, и опять лагеря Сибири, а потом Калмыкии и многое-многое другое. Но об этом я еще ничего не знал, все это было впереди.
— Сейчас поедем в Жмеринку, Дим Димыч, — сказал капитан, — но учти: поезд скорый Москва — София люди солидные, дипломаты разные едут из-за границы, и мы не хотим надевать на тебя наручники…
Но капитан не договорил, я не выдержал, залупился:
— Капитан, можете надеть кандалы. Их как раз не хватает на мои ноги. За месяц нахождения в изоляторе меня ни разу в баню не сводили, скотство какое-то, издевательство. Раны на ногах загноились, черви уже завелись и дожирают мои ноги. Так вы наденьте еще кандалы. Мне не привыкать. Довелось мне их потаскать на Мамаканских рудниках в Бодайбо. Ох, мы тогда вашего брата ментов и «дубаков» побили хорошо. Правда, и наших, полегло сотни две, косили нас из автоматов и пулеметов, патроны не жалели. Помню, как вы их, еще живых и теплых, в яму на «участке номер три» зарывали в спешке, как в лучшие сталинские времена. Боялись неприятностей за восстание зеков в зоне да и за свои погоны тряслись. Все потом списали на «черную масть», воров в законе. Меня и еще несколько товарищей-зеков и заковали в кандалы. А мы вообще были ни при чем. Сами довели зеков голодом да издевательствами.
— Ну ты, парень, кончай базар. Я вижу, ты экземпляр довольно редкий, такой самородок в МВД СССР на особом счету. Я сам уважаю таких, хотя не без удовольствия всадил бы тебе пулю в лоб. Поэтому слушай: сейчас тебя сводят в баню, и поедем. Но я лично тебя предупреждаю: малейшее твое неправильное движение или вздумаешь бежать, стреляю без предупреждения, но уже не по ногам, ты это учти, есть приказ, — сказал капитан.
— Одна просьба, начальник: будешь стрелять, не промахнись, бей в сердце. Ну да ладно, капитан, не обижайся. Пойми и ты меня, нервы ни к черту, не по курортам всю жизнь мотаюсь. А бежать — куда бежать на этих костылях, болят здорово.
После того как я помылся в бане, сели в «черный воронок» и приехали на железнодорожную станцию. Вскоре подошел скорый, втроем сели в поезд, вошли в купе. Я огляделся: обстановка люкс, мягкие сиденья. В жизни не ездил в таких поездах. После тюремных нар просто рай земной. Но для этого чего-то не хватало.
В купе, помимо капитана, лейтенанта и меня, был еще один мужчина высокого роста. Когда поезд тронулся, я спросил его:
— Ну, как жизнь за границей, браток? Я несколько раз тоже собирался попасть туда, да все как-то неудачно.
— Жизнь как жизнь, — начал мужчина, но я его остановил:
— Послушай, капитан, не в службу прошу тебя: пошли лейтенанта в вагон-ресторан, чтобы взял вина. Я все равно «сгорел», уйду на долгие годы. Хоть напоследок прокатиться в международном по-человечески. Тем более, у нас, точнее, теперь уже у вас, полный чемодан денег. Одним трояком меньше, одним больше, ничего ведь не изменится.
Капитан улыбнулся, потянулся к своему портфелю и сказал:
— Мы знали, Дим Димыч, чего ты захочешь, и заранее предусмотрели это дело.
Достал из портфеля две бутылки вина, колбасу, хлеб.
Я спросил у милиционеров, будут ли они пить, они отказались. Предложил попутчику, тот не возражал. Выпили по стакану, стали разговаривать. А я подумал: «Есть и в милиции порядочные люди, служба есть служба — это понятно, но человеческая порядочность дана от природы не каждому». Посмотрел на капитана: уже за сорок, седина густо посеребрила виски, мужественное лицо, а глаза усталые. Видно, ему не легко дается хлеб. Но в одном я был уверен на все сто: если попытаюсь бежать, капитан не промахнется, не смалодушничает, уложит на месте. Мне лично симпатичны такие люди, хотя мы с ним — ярые враги: я — волк, он — охотник. А почему я питаю к нему симпатию? Просто вижу в нем человека, что не так часто бывает в наше время. Похоже, и он видит во мне хоть и поверженного врага, но тоже рода человеческого.
Мужчина видел, что я шучу, травлю анекдоты, свободно разговариваю, и спросил у капитана:
— За что вы его арестовали? Такой хороший парень.
Капитан рассмеялся:
— Да этого хорошего парня мы ищем по всей стране, сбились с ног. А если бы вы с ним встретились раньше, да где-нибудь в глухом месте, ваше мнение было бы совершенно противоположным.
— А… а… — только и сказал мужчина.
Через пару часов мы были в Жмеринке. Нас уже ждала машина. Меня отвезли к начальнику следственного отдела, майору милиции. Когда завели в кабинет, он спросил:
— Сколько взял у директора?
— Гражданин майор, мне все равно сидеть, хотел бы поговорить один на один.
Майор попросил офицеров выйти. Те вышли.
— Взял я у директора меховой фабрики всего девятнадцать тысяч: тысячу успел потратить, а мог бы и больше, да жалко, что слишком быстро вы меня замели. В чемоданчике восемнадцать тысяч. Восемь тысяч хочу подарить вам лично; десять возвращаю государству в фонд мира.
— Хорошо, пиши расписку, что ты к восьми тысячам ничего не имеешь.
Я написал расписку. Майор спросил:
— Что ты хочешь за это иметь?
— Одно, начальник, только хочу: сто сорок четвертую статью — квартирная кража, один по делу, очную ставку с директором.
Майор позвонил на фабрику и попросил Михаила Моисеевича приехать в райотдел милиции в четвертый кабинет.
Директор появился довольно быстро. Я немного прикемарил: поезд, вино немного разморили, да и слабость после ранений и месяца неподвижной жизни в следственном изоляторе. Когда Михаил Моисеевич вошел в кабинет, я вскочил и успел ему сказать:
— Михаил Моисеевич, простите меня, ради Бога, за то, что я сломал дверь у вас в квартире и взял под матрацем девятнадцать тысяч. Мне до сих пор стыдно за содеянное. Я, честное слово, больше не буду.
Михаил Моисеевич повернулся, как-то удивленно посмотрел на меня, немного подумал, видимо, что-то прикидывал в уме, и сказал:
— Да, товарищ майор, этот человек украл у меня девятнадцать тысяч. До этого приходил на фабрику устраиваться на работу. Я отказал, так он, гад, отомстил. Так и сказал: обворую. На машину собирал всю жизнь. Ах ты, мерзавец, — сделал он выпад в мою сторону. — Из-за таких гадов, как ты, нет жизни и честным людям. Глаза бы мои на тебя не смотрели, ворюга несчастный.
— Да не шуми ты, Михаил Моисеевич, ты и я — мы с тобой одной крови, не шуми. А это ты прав: я действительно несчастный, раз попался. Из-за твоих вонючих денег мне оба костыля испортили — прострелили, — ответил я. — Ты подумал, как я теперь на танцы ходить буду?
— Оттанцевался ты, Дим Димыч, и надолго, — встрял в разговор майор. — Вы свободны, товарищ директор. Спасибо за помощь. Когда еще понадобитесь, мы вас пригласим.
После ухода директора, я попросил майора:
— Проголодался я, начальник, возьми вина и что-нибудь поесть.
Майор нажал кнопку в столе, вошел капитан — начальник уголовного розыска.
— Григорий Васильевич, у тебя мотоцикл на ходу? — спросил майор. Капитан кивнул головой. — Поезжай возьми вина, колбасы хорошей и огурчиков соленых.
Минут через двадцать капитан вернулся в кабинет со свертком. Майор взял на сейфе двухсотграммовый фужер, налил его до краев вином. Я выпил, закусил. Он еще налил фужер, я и его выпил, сказал:
— Спасибо, начальник, уважил.
Майор нажал кнопку. Вошел высокий молодой человек. Как оказалось, парень недавно окончил юридический институт. Показав на меня, майор сказал ему:
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Кабирия с Обводного канала (сборник) - Марина Палей - Современная проза
- Привет, Афиноген - Анатолий Афанасьев - Современная проза