Виктор Пономарев
Евгений Гончаревский
ЗАПИСКИ РЕЦИДИВИСТА
От издателя
В прошлом году[1] мы получили письмо. О неординарности автора говорили уже первые строки:
«Здравствуйте, уважаемый главный редактор!
Отправляю Вам на „дыбу“ (суд) несколько повестей о жизни своего кореша — особо опасного бандита-рецидивиста В. Пономарёва (уголовная кличка Дим Димыч), который больше 30 лет по „кичманам чалился“ (по тюрьмам и зонам сидел). Я даю „добро“, если Вы наведете должный порядок на моих работах и объедините повести под одним „клевым“ названием. Мне тут несколько вариантов в голову „подвалилось“:
1. Вся жизнь под дулом автомата
2. Небо в клетку, кенты в полоску
3. Мои этапы длинного тюремного пути
4. Бандитом был, бандитом и остался
5. Записки из кичманов и дядиных домов
6. Я помню тот Ванинский порт
7. Будь проклята ты, Колыма
8. Любо, братцы, на свободе жить
9. Лагеря, этапы, лагеря
10. А я простой советский заключенный
11. Ах, зачем я на свет появился…
12. Записки рецидивиста.
Вы там тоже подумайте. Одна голова хорошо, а сто рублей лучше (шучу). Полагаюсь на Ваш опыт издания аналогичных жанров…
…А еще я посылаю Вам „иконы“ (фотографии) Дим Димыча и свою. Было бы совсем неплохо поместить их на обложке. Получится такой прекрасный тандем уголовных рож, просто на зависть тем, кто за решеткой. Пусть страна знает „героев“ в лицо…
…Из зоны Дим Димыч писал мне через „кентов-сквитков“ (вольных, имеющих доступ в зону). А так официально много ли из зоны и тюрьмы напишешь: здравствуй и до свидания. Вся переписка у них под контролем железным. Главное, я просил Дим Димыча: что касается тюрем и зон писать „без булды“ — кто „кум“, „хозяин“, отрядные, клички авторитетов. Мне ведь тоже не в масть будет, если придет ко мне человек и скажет: „Слушай, дядя, ты что в натуре „подливу гоняешь“ (врешь) и сказки пишешь? Я в той зоне чалился, а таких никого не знаю“.
…Кстати, судили последний раз Дим Димыча за то, что „залетев“ в Калмыкию, он по пьяному делу попал в рабство к чабанам-кавказцам. Порубал двух чабанов и еще с одним бичом, прихватив чабанские „Жигули“, автомат и пистолет, бежал из рабства (в полном смысле этого слова). По пути ограбили „рундук“ (магазин), пытались угнать самолет у буровиков-геологов, а достали Дим Димыча аж в Таллине.[2]
…В общем, теперь у Вас на руках полный материал, готовый „к бою“. Подвожу черту. Значит, так, получите мои материалы, сообщите, отстучите или отзвоните мне ваши соображения, выводы, решения.
До свидания, с уважением
Евгений Гончаревский».
Итак, конец 1988 года. Из Яшкульской ИТК строгого режима освобождается особо опасный бандит-рецидивист Виктор Пономарёв (40 тюрем и зон, более 25 лет отсидки, 8 побегов). По рекомендации местных авторитетов Дим Димыч едет в г. Каспийский. Там и встретились два человека — Евгений Гончаревский («Джил», «Лермонтов», «Ольшанский», «Учитель», «Розенбаум») и Виктор Пономарёв («Дим Димыч», «Исполняло», «Мясоруб», «Бернес», «полковник Кудасов», «Будулай»).
Результатом этой встречи по своему неординарных личностей стала невероятно честная книга о жизни Виктора Пономарёва, написанная в жанре уголовно-криминального реализма, — «Записки рецидивиста».
Часть первая
ДЕТСТВО БАНДИТА
Глава 1
ДЕТСКИЙ ДОМ
1
Не знаю, какого я года рождения, не знаю своего настоящего имени и фамилии. Знаю только, что я из Эстонии, из Таллина. Нас тогда, во время войны, детей предателей и врагов народа покидали в товарные вагоны для перевозки скота и повезли. Куда нас везли, сколько, не помню. Но было это бесконечно долго. Мы мучились от голода, холода и болезней. Многие дети умерли в пути. Не знаю, кому больше повезло, им или мне, поскольку те страдания, которые выпали потом на мою долю, пострашнее любой смерти. Кажется, меня звали Эдгар. Как в бреду, помню только обрывки из своей жизни. Какая-то женщина на перроне, когда солдаты грузили нас в вагоны, все кричала: «Эдгар, Эдгар…» Может быть, меня звала.
Смутно вспоминаю и такой эпизод: после долгих дней пути состав остановился. Какие-то военные вошли в вагон и стали выбрасывать мертвых детей на насыпь. Кто-то подходил ко мне, тормошил, говорил: «Этого оставь, живой еще, не задубел, а того вон выкинь, видишь, инеем все лицо покрылось». Потом в вагон ввалились бородатые, как Дед Мороз, мужики и женщины в овчинных тулупах. Одна женщина схватила меня в охапку, стала целовать, обливая мое лицо теплыми слезами, и все причитала: «Тут же дети, а не скот, это же дети…» Потом началась стрельба, а женщина бежала куда-то со мной на руках. Потом упала в снег вместе со мной. Кто-то волоком потащил меня за шиворот, а женщина кричала в истерике, падая на меня: «Отдай дитя, дитя отдай, басурман проклятый…» Потом руки ее разжались, и она смолкла, получив прикладом по голове.
Потом снова вагон, стучат колеса. Ребята постарше говорили, что многих детей спасли сибирские бабы и мужики. А нам не повезло, мы ехали дальше.
2
По-настоящему я стал помнить себя в детдоме в Петропавловске-Камчатском, куда на баржах нас привезли из Владивостока. Сначала я долго лежал в больнице, а уже потом попал в детдом, который находился в селе Паратунка. От потрясений в дороге и болезни я стал немым и не разговаривал до одиннадцати лет.
Воспитатели говорили, что немота у меня от испуга и меня надо лечить. Завучем в детдоме была женщина средних лет. Я ее помню, как сейчас. Звали ее Вера Григорьевна, была она добрая, ласковая и очень красивая, лицо белое-белое, как молоко, а брови черные. Волосы на голове были тоже черные, но с сильной проседью. Вера Григорьевна была для нас, детдомовцев, как мать. Сколько радости она вызывала в моем детском сердце, когда, проходя мимо, погладит ласковой теплой рукой по голове, потрогает лоб, на какой-то миг прижмет лицом к животу, спросит: «Как дела, Витенька, как себя чувствуешь?» Я только мычу что-то, пытаюсь руками показать, как мне хорошо, и сильнее к ней прижимаюсь, чтобы она подольше постояла со мной. Веяло от ее тела такой теплотой и забытым материнским духом, что сразу отпадала всякая охота баловаться и хулиганить, на что я был большой мастер, хотя и был маленький и щуплый.
Вера Григорьевна и имя мне дала: Витя Пономарев. Сначала чудно как-то было, а потом ничего, привык.
В детдоме я дружил с одной девочкой. Она была постарше меня, звали ее Галей. Тоже сирота, репрессированная, родителей расстреляли. Относилась она ко мне как к младшему брату, может, жалела меня за немоту. Бывало, я провинюсь, так меня полы заставляли мыть в спальной секции. Я вызывал Галку из девичьей секции и объяснял жестами, что сегодня опять «погорел», был в селе, меня поймали и в наказание заставили мыть полы. Она улыбнется, потормошит по голове, скажет: «Эх ты, горе луковое, ну что с тобой делать?» — и идет за меня мыть полы. А я на атасе стою, чтобы кто из воспитателей не застукал. А то и ее за меня накажут — пойдет кастрюли на кухне драить.
3
Детдом наш стоял недалеко от села. Село было красивое, считалось курортным, так как в селе были две «ванночки». Одна «ванночка» была санаторская, другая — гражданская. Это такие бассейны, в которых из-под земли били горячие ключи.
Каждые субботу и воскресенье из Петропавловска на машинах приезжало много народу купаться в «ванночках». Вода в них очень горячая, сразу не войдешь, но постепенно, когда тело привыкнет и сделается красным, как у рака, то все равно больше десяти-пятнадцати минут не просидишь. Начинаешь задыхаться, сердце останавливается. Говорили, эта вода помогает от ревматизма, радикулита и других болезней.
Между лесом и горячими ключами — большая зеленая поляна. Одни из приехавших купаются в ключах, другие устраивают на поляне пикнички.
Как-то в воскресенье я убежал из детдома на «ванночки» купаться. Наши детдомовцы часто убегали сюда не то чтобы попрошайничать, но немного подкормиться: люди и так давали, сами, по-своему жалели нас — малолетних и репрессированных врагов народа. Хотя у многих этих врагов молоко еще на губах не обсохло.
Здесь я познакомился с одним мальчиком, он приехал с родителями из Петропавловска, где жил на Красной горе. Сережа, так звали мальчика, привел меня к своим родителям и сказал:
— Этот мальчик из детдома, он немой, и у него никого нет родных.
Они посадили меня с собой, угощали едой, конфетами и другими сладостями. Часть конфет я затолкал в карманы, пытался руками объяснить, что это для девочки из детдома. Показывал рукой в сторону детдома, потом двумя руками делал движения, подобные тем, какие делают девчонки, когда заплетают косы. Они отлично меня понимали.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/2/6/1/3/0/126130.jpg)