— Я молюсь леди, чтобы ему это не удалось. Самое страшное — это мысль, что он может просочиться в мой разум. Даже хуже, чем… не важно. Ох, я вспомнил, что должен сказать вам ещё кое-что о привидениях. — Он вкратце повторил слова настоятеля о том, что его тело должно быть сожжено до заката, и объяснил почему. Покончив с этим, он почувствовал странное облегчение. Девушки были испуганы, но слушали внимательно; он подумал, что у них хватит смелости исполнить требуемое. И Кэсерилу стало стыдно, что он сомневался в силе духа своих подопечных.
— Послушайте, принцесса, — продолжил он, — проклятие Золотого Генерала пало на потомков Фонсы, но Сара тоже имеет тёмную тень рока. Мы с Умегатом решили, что она получила её, выйдя замуж.
— Её жизнь из-за этого и впрямь стала ужасной, — согласилась Исель.
— Таким образом, рассуждая логически, вы можете, выйдя замуж, оставить проклятие позади. В любом случае это шанс. Надежда. Мне кажется, нам следует как можно скорее заняться этим вопросом — я хочу, чтобы вы уехали из Кардегосса, от проклятия, вообще из Шалиона как можно скорее.
— Пока двор в таком смятении, приготовления к свадьбе и переговоры… — Она резко оборвала фразу. — Но… а как же Тейдес? И Орико? И сам Шалион? Неужели я должна бросить всё, как генерал, который, проиграв битву, бежит с поля боя?
— Главнокомандующий отвечает не за одну-единственную битву. Если она проиграна — если генералу не удалось ничего сделать в этот раз, — он должен сохранить силы, чтобы выиграть следующий бой, а потом и всю войну.
Исель в сомнении нахмурилась, обдумывая его слова.
— Кэсерил, как вы считаете, мои мама и бабушка знают о проклятии, об этой чёрной тени, что нависает над нами?
— Насчёт бабушки не скажу — не знаю, а вот ваша мать…
Если Иста видела призраков Зангра, значит, в течение какого-то времени она владела внутренним зрением. Что это может значить?
— Ваша мать кое-что знает, но не имею представления, как много. Достаточно в любом случае, чтобы одна мысль о вашей поездке в Кардегосс приводила её в ужас.
— Я думала, что она просто очень нервная. — Голос Исель упал. — Я считала её сумасшедшей, как шептались слуги. — Она нахмурилась сильнее. — Мне нужно о многом подумать.
Она надолго замолчала. Кэсерил встал и вежливо пожелал обеим дамам спокойной ночи. Принцесса рассеянно кивнула. Бетрис сложила ладони и присела в книксене; в глазах её стояла боль.
— Подождите, — внезапно окликнула его Исель. Кэсерил был уже около двери. Он обернулся; принцесса вскочила с кресла, подбежала к нему и схватила за руки. — Вы слишком высокий. Наклонитесь, — скомандовала она.
Повинуясь, Кэсерил наклонил голову. Принцесса встала на цыпочки. Он изумлённо заморгал, когда юные губы запечатлели традиционный поцелуй на его лбу, затем на каждой ладони; а потом Исель опустилась на пол, вся в ворохе ароматного шёлка, и Кэсерилу оставалось только разинуть рот в немом протесте, когда она с той же непоколебимой решимостью поцеловала и его обутые в сапоги ноги.
— Вот, — сказала она, поднимаясь и вздёргивая подбородок. — Теперь вы свободны.
По лицу Бетрис бежали слёзы. Слишком потрясённый, чтобы вымолвить хоть слово, Кэсерил низко поклонился и удалился к себе, к очередному беспокойному бдению в постели.
Глава 19
На следующий день Зангр показался Кэсерилу до странного тихим. После смерти Дондо придворные были встревожены, но и возбуждены при этом и перешёптывались по всем углам. Теперь же стих даже шёпот. Те, у кого не было срочных дел, не показывались вовсе, а те, кому нужно было выполнять свою работу, делали её в торопливой напряжённой тишине.
Исель и Бетрис провели день в башне Иаса с Орико и Сарой. На рассвете Кэсерил и мрачный управляющий замком наблюдали за сожжением и захоронением убитых зверей. Весь оставшийся день Кэсерил чередовал слабые попытки разобраться в ворохе документации на рабочем столе с походами в храмовый госпиталь. Состояние Умегата не менялось, лицо оставалось серым, дыхание — хриплым. Навестив его во второй раз, Кэсерил прошёл в храм, где помолился — распростершись на полу, шёпотом — у каждого из пяти алтарей по очереди. Если он и в самом деле был болен этой болезнью — святостью, будь она проклята, — должно же это хоть чем-то помочь!
«Боги совершают чудеса не ради нас, а только ради самих себя», — так говорил Умегат. Но Кэсерилу казалось, что всякая сделка должна иметь две стороны. Ведь если люди перестанут предлагать богам свою свободную волю, чтобы те могли творить чудеса, что тогда останется делать богам, а?
«Ну, случись такое, для начала я паду мёртвым».
Вот так. Кэсерил долго лежал перед алтарём леди Весны, но слова не шли с языка, даже губы не шевелились. Смущённый, пристыженный, отчаявшийся? В общем, молчал он или говорил, боги отвечали ему одинаковой глухой тишиной все пять раз подряд.
Поднимаясь по холму, Кэсерил встретил ди Джоала и ещё одного из приспешников ди Джиронала, входивших в его дворец, и вспомнил, как Палли настаивал, не разрешая ему выходить одному. Рука ди Джоала стиснула рукоять меча, но не сделала движения высвободить клинок; враги разошлись, обменявшись на почтительном расстоянии вежливыми сухими кивками.
Вернувшись в кабинет, Кэсерил потёр пульсировавшие болью виски и задумался, что делать с замужеством Исель. Принц Бергон Ибранский, да. Парень как парень, лучше многих других, по мнению Кэсерила. Но последние события при дворе Шалиона не давали возможности вступить в открытые переговоры, следовало отправить секретного посланника. И быстро. Мысленно пробежав список придворных, способных дипломатично решить вопрос, он не смог остановиться ни на ком, кто внушал бы ему достаточное доверие. Перебрав же куда более короткий список тех, кому мог доверять, он не нашёл в нём ни одного опытного дипломата. Умегат был нездоров. Настоятель Менденаль не мог уехать тайно. Палли? Марч ди Паллиар, во всяком случае, знатный дворянин, к нему в Ибре должны отнестись с уважением. Кэсерил попытался представить себе честного Палли, ведущего переговоры с Лисом, и застонал. Может… может быть, послать Палли, подробнейшим образом расписав ему, как и что он должен говорить?..
«Нужда заставляет действовать».
Необходимо завтра же обсудить это с Палли.
Кэсерил на коленях молился перед сном, чтобы боги избавили его от ночных кошмаров, в которых он уже три ночи подряд видел, как Дондо обретает у него в животе жизнь и плоть, а потом, одетый в неведомо откуда взявшиеся погребальные одежды, мечом прорубает себе путь наружу. Должно быть, леди услышала его мольбу; Кэсерил проснулся перед рассветом с головной болью после нового кошмара. На этот раз Дондо удалось посадить душу Кэсерила на своё место, а самому улизнуть, завладев его телом. Затем злодей пробрался в женские покои, в то время как Кэсерилу оставалось лишь беспомощно смотреть. К ужасу Кэсерила, когда он, задыхаясь, вернулся в предрассветный сумрак яви, плоть его была болезненно возбуждена.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});