Малафей Ионыч. Дура! Ты слышала, что товарищ Чупятов про кухарок говорил? Да после этого Дашку обнаружить – разве это мысленное дело?
Каптолина Пална. А может, у меня свои дела – поважнее? Вот-ще! (Вильнув хвостом, уплывает в залу.)
Малафей Ионыч. Дура! Владычица! Что же теперь? Мать Пресвятая… Дарья! Дашка! Дашка! (Выбегает.)
Возле балкона появляются доктор и Жудра-с каким-то свертком в руках.
Доктор. Ну, ладно, жди пока тут. Я пойду туда. (Поднимается на балкон и в столовую.)
Жудра садится под балконом.
Илья (выйдя из залы навстречу доктору). Ты один? А что же – Африканский гость? Пожалует или раздумал?
Доктор. Придет, придет, только попозже, когда пение кончится.
Илья. Ага! Ну, стало быть – скоро: там уже Аида африканская при последнем издыхании, – слышишь? (Идут в залу.)
В столовую входит Малафей Ионыч вместе с Дарьей, опасливо прикрывает дверь в залу, тянет Дарью к балконной двери.
Малафей Ионыч (Дарье). Так – поняла? Ножи, вилки, которые попроще – кухонные.
Дарья. Кухонные – так кухонные: мне – наплевать, дело твое… (Хочет уйти.)
Малафей Ионыч. Да нет, ты постой. Понимаешь: гости… это самое… нынче – особенные. Надо, понимаешь, чтобы ты как-нибудь… не ты, а как бы… это самое…
Дарья. Ты – не ты… Говори уж, чего кругом ходишь, как кот.
Малафей Ионыч (как в воду). Ну… одним словом… ты мне – тетка.
Жудра фыркает.
Дарья. Тетка-а? Хто? Я? Тебе?
Малафей Ионыч. Ах, ты, Господи… Да некогда мне с тобой! Говорю – тетка, стало быть – тетка. Что я – даром тебе деньги-то плачу?
Дарья. Нашел дуру! Это чтобы я у тебя за десять целковых в месяц и в кухарках, и в тетках служила?
Малафей Ионыч. Дашка, Бог с тобой: какая же это служба тетка? Только одно уважение. Чай, например, подашь – и сама садись с нами, пей. И разговаривай – вообще, как тетке полагается. Да ты женщина умная, мне тебя не учить.
Дарья. Умная – умная, а все-таки в союз сбегаю, спрошу, почем в месяц за тетку полагается.
Малафей Ионыч. Дарья Матвеевна, голубушка, – да зачем же в союз? Я и сам давно тебе хотел прибавить… Ну, двенадцать целковых в месяц – по рукам, а?
Дарья. Не-ет, меньше, как за пять, в тетки не пойду… Сраму-то одного по нонешним временам: дьяконова тетка! (Уходит.)
Малафей Ионыч. Дарья Мат… Ах, ты чертова…
Открывается дверь из залы, высовывается тов. Чупятов.
Ой, товарищ Чупятов. Это я… волнуюсь…
Чупятов манит его пальцем.
Сейчас, сейчас, сейчас…
На цыпочках проходит в залу. Из залы выплывает Каптолина Пална, за нею Превосходный. Жудра быстро взбирается на дерево и дальнейшее наблюдает оттуда.
Превосходный (увлекая Каптолину Палну в неосвещенный угол балкона). Сюда! Сюда! Здесь будет удобнее.
Каптолина Пална. Ой, там темно!
Превосходный. То как раз ест удобно для личной жизни. И мы з вами, конечно, за свободную личную жизнь, ктура ест завоевание нашей революции – и никакой другой революции нам даже не надо.
Каптолина Пална. Ну, да! (Пауза.) А к нам нынче трубочист приходил.
Превосходный (удивленно). То ест… для чего вдруг – трубочист?
Каптолина Пална. Известно для чего: трубы чистить. Весь в саже. Вот бы ни за что не поцеловала!
Превосходный. А ежели не трубочист, а я – Казимир Превосходный – так что?
Каптолина Пална. Вот-ще! Очень мне надо вас целовать! Это не полагается, чтоб дама…
Превосходный. Але ведь я же не дама? И значит, я – могу? Да?
Каптолина Пална. Какой нахал! Конечно. (Поцелуй.) Ах, как я люблю с вами обращаться!
Превосходный. Ну, я прошу вас: еще один… як пана Бога кохам – один!
Каптолина Пална. Вот-ще! За кого вы меня принимаете? (Пауза.) А у меня вот тут – родинка.
Превосходный. Где? Здесь? Да… это знаете, родинка… это даже ест целая родина.
Жудра, не выдержав, фыркает.
Каптолина Пална. Ой… кто это, кто это там?
Превосходный (вскакивает, заглядывает через перила вниз, возвращается). Глупство! Никого… или кто-нибудь в виде птицы. (Возобновляет охоту за родинкой.) Извиняюсь… здесь? Нет?
Каптолина Пална. Ой… а если там есть кто-нибудь? Я же слышала! А если там Чупятов?
Превосходный. Пфе. Цо такое Чупятов?.. Извиняюсь: здесь, да? Некультурная личность, и ежели приватнэ – мне на подобных з высокого дерева плевать.
Каптолина Пална. Ш-ш-ш! Что вы, что вы?
Превосходный. Я же вам говорю, что – никого, и никто не может нас слушать.
Жудра (тихо, но очень раздельно). А вдруг?
Каптолина Пална. Ой! Ой!
Превосходный. Цо, цо такого? (Сбегает с балкона, ищет. Вернувшись.) Никого. То был какой-нибудь звук природы.
Каптолина Пална. Вот-ще – природы! Я же слышала: он сказал – «а вдруг». У меня даже пульс начался.
Превосходный. Извиняюсь, где? Тут?
Каптолина Пална. Нет-нет-нет! Пустите. Идемте отсюда, я боюсь.
Превосходный. А-а, дебли их везьмо! Хорошо, хорошо… Идем.
Уходят. В столовой во время этой сцены Дарья накрывает на стол. В зале – соло на рояле Унтера Иваныча. Люба входит в столовую. Жудра увидел – вскакивает с дерева через окно. Женщины вскрикивают.
Люба. Ой, Витька! Ой, Витька… ты?
Дарья. Черт окаянный! Ты меня до родимчика доведешь!
Люба. А мне Илья говорил… где же Африканский гость?
Жудра. Через пять минут тут будет. Ты смотри, в него не влюбись…
Люба. То есть это в кого – в него? (Хохочет.)
Из залы выскакивает Сосулин, от волнения, как всегда – снял и шелковым платочком протирает очки. Жудра присел сзади Дарьи, она прикрывает его платьем.
Сосулин. Любовь Малафеевна… Люба! Вы на балкон? Да?
Люба. Нет. Там у нас лягушки прыгают… противные. Да если вы еще…
Сосулин (бросив очки на стол, подходит к Любе, взял ее руку обеими своими). Люба, если вы… если вы не пойдете, я… я не знаю, что сделаю!
Люба. Я знаю; прочтете свои стихи…
Сосулин. Люба – я не шучу.
Жудра проскочил под столом и уже из-за спины Сосулина кивает Любе, чтобы она согласилась.
Люба. Да? Не шутите? Ну, хорошо, идите – я сейчас к вам выйду.
Жудра (из-под стола, хватает очки Сосулина).
Сосулин. Где… где мои очки? Где? Я же сейчас, сейчас их здесь бросил.
Люба. Да идите же скорей! Пока там играют… А то сейчас все выйдут.
Сосулин. А, черт, ну, все равно…
Выходит на балкон. Жудра выталкивает туда Дарью. Сам выскакивает через окно, взбирается опять на дерево и исчезает. Люба остается в столовой, у балконной двери.
Сосулин (вышедшей на балкон Дарье – шепотом). Наконец-то! Это – вы?
Дарья (тихо). Ну, я.
Сосулин. Я вас не вижу, но все равно: ваш голос все время звучит во мне… Да, да, во мне. У меня есть четыре строчки – вот:
Твой голос – голос восстаний,Кровь бунтует во мне, кипит.Революции день настанет –Ты будешь моей Лилит…
Лилит-Лилит-Лилит! (На коленях.)
Дарья. Ой, да встань! Что это ты – что это ты… спятил?
Сосулин. Повтори, повтори еще! Боже мой… ты сказала мне «ты» – да?
Дарья. Ну, да: сказала.
Сосулин. Милая… ты-ты-ты! Ты не знала – ты не знала! А я давно не спускаю с тебя глаз – я слежу за каждым твоим движением… Что же ты молчишь? Милая, милая… что же ты молчишь? Ну, скажи: ведь ты согласна… Да? Да?
Дарья. Чево согласна-то?
Сосулин. Ну, конечно – быть моей женой… ты согласна, да?
Дарья. Да ну ладно, что ля…
Сосулин. Ты… Ты! (Обнимает Дарью – Люба задыхается от неслышного смеха.)
Люба (выходит на балкон). Ну, поздравляю вас, Сосулин, поздравляю. Я так за вас рада.
Сосулин. Кто это? Что такое? Где… где мои очки? Где очки?
Двери зала открываются, из зала входит Чупятов.