меняя очертания, словно вертелись вокруг общего центра тяжести, кидались вперёд и отскакивали, быстро сплетались и расплетались, наконец слились в клубок, покатились по широким ступеням, мелькая ногами, а на земле распались на два отдельных тела. И одно уже не шевелилось.
Когда Ляля оказалась рядом, Мамедов с трудом поднимался на ноги.
Ляля впилась взглядом в лицо мертвеца — узкое, с тонкими усиками.
— Ейиб ытырян ты, Йозеф… — угрюмо просипел Мамедов.
— Вы его знали? — сразу спросила Ляля.
— Шайтан эго знал.
Хамзат Хадиевич не злился на того, кто пытался его убить. Работа есть работа. Куда больше его оскорбило вероломство Поляка, который, получив свободу, сразу послал к освободителю убийцу, чтобы исправить свой промах.
— Вам помочь дойти до затона?
— Мнэ? — искренне удивился Мамедов. — Здэс нэ я умэр, мылочка.
Ляля шарила по нему глазами, будто встретила первый раз. Этот азиат — дикарь, свирепый троглодит. Под обликом человека в нём скрыто животное с беспощадной жаждой жизни и прожорливостью наслаждений. Ляля подумала: приручить такое чудовище — значит сравняться с ассирийскими деспотами, что выгуливали на поводках косматых львов из пустынь Месопотамии!
Ляля ощутила себя Клеопатрой, так восхищавшей её Гафиза; уверенно, как царица, она обвила рукой шею Мамедова и поцеловала его.
— Нэ сэчас… — отстраняя Лялю, устало сказал Мамедов.
Он выгреб из кармана труху раздавленного пряника и высыпал на землю.
11
В Чистополе армада беженцев значительно сократилась, поэтому всего за один ходовой день флотилия сумела сделать мощный бросок — сразу до Святого Ключа. И здесь Роман не мог не вспомнить Ксению Алексеевну.
Хозяйку и её сына похоронили прямо у дома среди клумб. Могилы уже просели под осенними дождями. Стоя перед двумя крестами без надписей, Роман гадал, который из них — над ней?.. Наверное, левый, с пучком цветов. Хозяйку дворня знала больше и скорбела сильнее. Парк почти облетел, кресты и могилы были облеплены палой листвой. В ночной тьме шумел сырой ветер. Бесприютно светились окна дачного терема — голые, без занавесей. Дворня хоть и печалилась, но разворовала портьеры, постельное бельё и посуду. Дом остался сам не свой без Ксении Алексеевны… Как она украдкой бросила перед спальней на пол веточку шиповника… Однако горечь для Романа почему-то была приятной. Судьба поделила несправедливо: Ксении — могилу, Роману — ящики с золотом. Но Роман против этого не возражал.
В доме Стахеевых адмирал Старк проводил совещание командиров. Присутствовали офицеры штаба, капитаны семи бронепароходов — восьмой нёс караул на рейде, капитаны трёх вспомогательных судов и плавбатареи, а также начальник каравана беженцев. Несколько стёкол в окнах гостиной были разбиты, и Роман слышал гневный голос Петра Петровича Федосьева:
— Я понимаю, что спасение гражданского населения — наш долг, но ведь мы, Юрий Карлович, воинское соединение! Мы должны сражаться! Если мы не начнём громить красных, то какой смысл в спасении гражданских?
— Пётр Петрович, увольте нас от очевидной морали, — это заговорил начальник штаба Смирнов. — У вас есть конкретные предложения?
— Есть! Я предлагаю дать бой на перевале против устья Танаевской воложки! Мы сможем атаковать растянутый строй большевистских судов с борта! Кроме того, если поставить здесь, на даче, несколько дальнобойных орудий, мы накроем врага на Сентяковском плёсе!
Горецкий передвинулся ближе к окнам. К дачному дому он явился не из лирических побуждений, а по конкретной причине: узнать планы флотилии.
Ещё сегодня утром Роман мог бы на «Кологриве» уйти к промыслу, но, обдумывая действия, он понял, что не подготовился. Где будет находиться флотилия, когда он выберется с промысла обратно на Белую? Это важно. Если большевики, преследуя Старка, отправятся вверх по Белой, он, Роман, может оказаться у красных в тылу; его возьмут в плен, и весь план сорвётся.
— Я вижу, господа, что многие из вас разделяют мнение Петра Петровича, — доносился из окон голос Старка. — Что ж, это и естественно, и похвально. И всё же я как командующий буду придерживаться своей стратегии, которая заключается в уклонении от решительного сражения.
Роман услышал негромкий шум недовольства.
— Поясню, господа. У меня две причины. Первая — преимущество врага. У него больше бронепароходов, а также канонерские лодки и три миноносца. Мы неизбежно потерпим поражение и потеряем суда. А они нам нужны.
Роману были безразличны битвы и потери, он пытался понять, полезут ли большевики в Белую? Белая маловодна, миноносцы там не пройдут. И какая большевикам добыча на Белой? Несколько сёл и городок Бирск — но уже в трёх часах хода от Уфы. А Уфа занята чехами и войсками КОМУЧа. Нет, с удовлетворением подытожил Роман, красные останутся на Каме. Им важнее разгромить воткинцев, чтобы открыть сквозной речной путь в Пермь.
— И второе, — продолжал Старк. — Вы — морские офицеры, и вы мыслите категорией моря. Но мы на реке, господа! И речной флот сам по себе не играет той роли, которую играет морской флот. Речной флот лишь поддерживает тех, кто сражается на берегу. А на берегу наши воинские силы невелики, поэтому наша задача — оборона и эвакуация, но не наступление. Это горько, но прошу вас, господа, держаться достойно выпавшего нам предназначения!
Слова Старка Роману не понравились. Адмирал слишком внимательно относился к беженцам, а ему, Роману, надзор ни к чему. Ему необходимо просто исчезнуть, не оповестив о своих намерениях ни начальника каравана, который отвечал за гражданские суда, ни адмирала Старка. Если Фортунатов когда-нибудь примется разыскивать пропавшую часть ценностей, то начнёт он, конечно, с вопросов к Старку. И адмирал не должен ничего знать.
Хотя помощь Старка Роману не помешала бы.
Для защиты Фортунатов выдал Роману два ручных пулемёта «льюис». Под угрозой «льюисов» Турберн и его рабочие, конечно, извлекут и упакуют оборудование Глушкова. Но Роман обещал Поляку разрушить весь промысел, а как это сделать? Сломать локомобили? Нобелевцы привезут новые. Сжечь вышки? Вряд ли сооружения из сырых досок загорятся; на Апшероне горела фонтанирующая нефть, а потом уж вышки. Лучше всего взорвать скважины. Однако у Романа не было взрывчатки. Её можно было бы взять из запасов флотилии — но у Старка просить нельзя, иначе не соблюсти конспирацию.
Собрание завершилось; негромко переговариваясь, офицеры выходили на улицу. К Роману подошёл сердитый Федосьев, размашисто чиркнул спичкой по коробку и закурил папиросу, выпустив большой клуб светлого дыма. После того как под Казанью «Милютин» снял команду «Боярыни» с крыши затонувшего лайнера, между Романом и Федосьевым завязалось приятельство.
— Недоволен, Петя? — спросил Роман.
— Недоволен! — согласился Федосьев. — Юрий Карлович полагает, что мы ведём какую-то планомерную войну — армию туда, армию