Телохранитель Поляка тотчас вскочил, подбежал к окну и раздвинул планки жалюзи. С городского рейда вела огонь плавбатарея «Чехословак» — на створе появились пароходы красных.
07
Эта широкая и тупоносая железная баржа раньше называлась «Тёща» — видно, хозяин любил пошутить. Военморы закатили на неё четыре полевых орудия, и получилась плавучая батарея «Атаман Разин». Плавбатарею таскал буксир «Клюкин». Он вывел «Разина» к Жукотинскому яру, на котором под жухлой травой бугрилось древнее татарское городище; отсюда дальнобойные пушки целый час лупили снарядами по чистопольскому рейду и флотилии адмирала Старка. «Разину» издалека отвечала плавбатарея «Чехословак». Перестрелка не дала результата — никто ни в кого не попал. «Клюкин» уволок свою баржу с раскалёнными пушками на стоянку за Кубасским перевалом.
Маркин объявил по флотилии, что балтийская братва желает поговорить.
— Не советую ходить на их митинг, — неприязненно сказал Раскольникову Струйский. — Развал государства и армии начался с таких вот митингов.
— Надо слышать свой народ! — свысока заявила Струйскому Ляля.
Раскольников мягко промолчал. Струйский пожал плечами.
Ночь была ясной, над былинным Жукотином в чёрном небе висел острый мусульманский полумесяц. Балтийцы собрались возле дома бакенщика — маленькой избушки, покрытой еловой корой. К стене избушки, словно боевые хоругви, бакенщик привалил огромные фарватерные знаки на длинных шестах — дощатые круги и прямоугольники. На вешалах сушились ветхие сети. Сам бакенщик — старичок, списанный на берег шкипер, — сидел на лавочке под окошком пьяный до бесчувствия: балтийцы угостили его спиртом. Одичавший в одиночестве без работы, дедушка был рад любому обществу.
Балтийцы с разных пароходов флотилии расселись на чём попало — на старых перевёрнутых лодках и на брёвнах, которые бакенщик выловил в реке, но продавать было уже некому. Кое-где горели костры, там пекли картошку.
— Сенечка, кушайте вежливо, картофель жжётся! — потешался кто-то.
Раскольников для Ляли хотел постелить на бревно свой носовой платок, но Ляля жестом отказалась: слишком буржуазно.
Маркин топтался перед толпой, сдвинув на затылок бескозырку.
— Так, братва, — заговорил он. — Дело, значит, есть. Командир пришёл — это правильно… У нашего товарища Грицая к вам слово.
Шуруй сюда, Грицай.
— Вот кто здесь главный, — негромко заметил Раскольников.
Грицай, широко улыбаясь, вышел вперёд.
— Здорово, Андрюха! — помахал он рукой кому-то в толпе. — Здорово всем!
Грицаю вразнобой ответили одобрительные голоса.
— Про «Царицын» вы уже знаете, — начал Грицай. — На дне наш крейсер! Мы с командой остались безлошадные! Я просил у командира для нас другой пароход, а он не даёт! Вот теперь обращаюсь к братве: нажми на Фёдора!
Моряки возмущённо загудели:
— Пароход Грицаю! Пароход!..
Раскольников неохотно встал и оглядел собрание.
— Откуда же я возьму судно? Речников ссаживать я не хочу. Нельзя так! Мы с ними общее дело делаем, и надо уважать товарищей!
Военморы загомонили, обсуждая положение. Грицай решил вмешаться.
— Балтийцев, значит, можешь на шаланду сбагрить, а речников — никак? Братва! Оторвался наш командир от своих, или я чего путаю?! Обижают нас!
Братва гневно всколыхнулась. Ей нравилось чувствовать себя обиженной: обида дозволяла свободу действий, обиженный имел право на бунт.
— Вы сами оцените, как Фёдор устроился! — Грицай смело разжигал гнев моряков. — Занял царский пароход, адмиральский вымпел поднял, жена ему перину греет, а тёща самовар приносит! Барин, а не большевик!
Раскольников стоял перед моряками спокойно, а Ляля вскочила с места.
— Да Фёдор в партии с десятого года! — негодующе крикнула она.
Моряки оживились, как всегда бывало, когда появлялась Лялька:
— О! Баба на всех парах на подмогу мчит!
Грицай засмеялся Ляле в лицо, довольный, что над девкой издеваются. Но Ляля — ещё по стычке на мятежной «Межени» — знала, как себя вести.
— Для кого я тут баба? — зазвенела она. — Кому без бабы скучно? Тебе? Тебе? — Она тыкала пальцем в тёмную толпу. — Или тебе, носатый?
Такой приём Ляля увидела у Троцкого на митинге в Свияжске.
Балтийцы ржали. В небе над костром мелькнула какая-то лесная птица.
— Хорош балаганить! — Сообразив, что теряет напор, Грицай оборвал хохот военморов. — Мы про командира здесь толкуем, а не про баб!
— Давай про Фёдора! — поддержали его с разных сторон. — Шпарь!
— Буржуйствует наш командир! У него полный штаб офицерья! Зачем мы революцию делали? Чтобы снова офицеров на загривке таскать?
Раскольников мягко усадил Лялю обратно на бревно. В её помощи он не нуждался. Он уже попадал в горнило матросской смуты и не боялся.
В июне, незадолго до выезда в Нижний, Реввоенсовет командировал его в Новороссийск, где своей участи ждал Черноморский флот. По условиям Брестского мира немцы требовали выслать корабли к ним в Севастополь, и Реввоенсовет приказал отправить весь флот на дно. Флот восстал. Адмиралы намеревались уйти к немцам, а матросы бушевали, желая сражаться. И мичман Раскольников подавил бунт. В волны Цемесской бухты покорно погрузились шесть транспортов, восемь эсминцев и линкор «Свободная Россия».
— Я так думаю, братва, что мой «Царицын» угробили офицеры штаба! — Грицай упрямо тряхнул кудрявым чубом. — Саботаж был! Кинули в бой меня одного на погибель! А командир под их дудку плясал! Под суд его!..
Военморы взорвались яростным рёвом.
— Чего городишь?! — снова закричала и Ляля. — Маркин, скажи!..
Коля Маркин старался держаться в тени. Ему эта свара была против шерсти. Братва — она своя, негоже ей перечить, но и Федя — свой, и Лялька…
— Да наш он, Федя-то, наш… — пробормотал Маркин, успокаивая Лялю.
Ляля пронзила его презрительным взглядом.
Раскольников устало вздохнул.
— Ну, проорались? — спросил он у военморов. — Могу я говорить?
— Валяй!.. — согласилась толпа.
— Чушь это всё. — Раскольников снисходительно махнул рукой. — Наврал вам Левко — и про саботаж, и про перину мою… Лежал он, что ли, на ней?
В толпе опять засмеялись. Грицай ворочал желваками, чуб его клубился.
— Но в целом товарищ Грицай говорил верно! — заявил Раскольников, и толпа затихла от удивления. — Признаю, не прислушался я к его словам. Что ж, исправим! Мы сами себе хозяева!
Раскольников оглядел сидящих балтийцев с высоты своего роста.
— Речников трогать не буду, и я уже сказал почему. Но впереди у нас, братцы, Чистополь, а там в затоне пароходов сколько угодно! Город я отдаю в руки товарища Грицая, он большевик надёжный. Пусть берёт любой буксир, и будет у него новое судно вместо «Царицына». Кто желает, записывайтесь в команду Грицая, возражений не имею. Ну что, экипажи довольны?
Экипажи были довольны.
Военморы поднимались, проталкивались к Грицаю, хлопали его по плечу и жали руку, словно после победы. Раскольников держался в стороне.
Маркин приблизился к Ляле с видом побитой собаки.
— Михаловна… — робко окликнул он.
— Тьфу, товарищ