Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

— Да вот кто смог бы возглавить такой кабинет?.. Я не знаком лично с Керенским, но вряд ли он подойдет, — усомнился Добринский.

— Что вы! — вскричал тут Львов. — Александр — мой лучший друг, я знаю его как самого себя! И я убежден, что Саша вполне соответствует требованию момента!

— Коль вы с ним в таких друзьях, не могли бы вы высказать ему кой-какие соображения?

— О чем речь! — воодушевился Львов. — Конечно, могу!

— В таком разе я познакомлю вас кой с кем… — многозначительно пообещал Добринский. И действительно, познакомил с Аладьиным — «полномочным представителем союзнических кругов», а сам представился уже и как член исполнительного комитета «Союза георгиевских кавалеров» (хотя ни о каких подвигах статского советника на поле брани Львов не слыхивал). Теперь, вдвоем, Аладьин и Добринский ввели бывшего прокурора святейшего синода в курс дела: Ставка и «общественные деятели» решили добиться коренных реформ управления страною. Желательно мирным путем. Хотелось бы эти пожелания приватно довести до сведения Керенского.

По чести говоря, Львов-2 не был ни ближайшим, ни отдаленнейшим другом «Саши». Более того, именно Керенский, став министром-председателем, поспешил избавиться от бесполезного члена кабинета, и Львов с большими основаниями мог бы считать его своим недругом. Но коль назвался груздем… К тому же Львов по характеру был оптимистом и всегда находился в приподнятом настроении. Вот и теперь он с жаром воскликнул:

— Немедленно еду к Александру!

Через сутки он уже сидел в кабинете министра-председателя:

— Высокочтимый Александр Федорович! Определенными кругами я уполномочен спросить, желаете ли мы вступить в переговоры об изменении состава правительства.

— Кто эти «определенные круги»? — насторожился Керенский.

— Общественные деятели, имеющие достаточно реальную силу.

— Деятели бывают разные, — заметил премьер. — И в чем их сила?

— Не уполномочен сказать всего, отвечу лишь, что это серьезные деятели, обладающие такой силой, с которой вам надо считаться, — напустил таинственного туману Львов. — Я же уполномочен спросить: желаете ли вы вступить в переговоры с ними?

— Пожалуй. Если будут выдвинуты конкретные предложения.

Этот разговор состоялся двадцать второго августа. А вчера, двадцать третьего, Львов уже снова объявился в Москве, в «Национале»:

— Саша отнесся к нашим предложениям с огромным вниманием и готов принять любые условия, — сообщил он Добринскому в присутствии Аладьина. Моя миссия увенчалась полным успехом!

— Конкретней: Керенский готов вести переговоры со Ставкой? — начал уточнять Аладьин.

— Безусловно. Но только через меня.

— Так и запишем. Далее: он согласен на преобразование кабинета, на подбор такого состава, который пользовался бы доверием страны и армии?

— Об этом мы и говорили.

— Требования Керенского? Его программа?

— Александр готов выслушать наши требования и принять нашу программу.

— Вы, Владимир Николаевич, действительно блестяще справились со столь ответственным поручением, — оценил Добринский.

— Все в руках божьих и в его провидении… — скромно наклонил голову бывший обер-прокурор.

В этот момент в комнату вошел офицер. Сказав, что прибыл из Ставки, он протянул Аладьину засургученный пакет. Аладьин вскрыл, прочел вложенный лист. Изменился в лице, молча протянул бумагу Добринскому. Оба многозначительно переглянулись.

— Милостивые государи, коль я от вашего имени вступил в переговоры с главою правительства, вы не должны скрывать от меня… — с обидой начал Львов-2.

Аладьин протянул ему лист. Это была копия приказа Корнилова атаману Каледину начать движение казачьих войск на Москву.

— Боже упаси! Это ужасно! — воскликнул Львов. — Зачем поднимать меч на первопрестольную, когда можно миром?..

— Верховный главнокомандующий лишь трубит сбор, — успокоил Добринский.

— Нет, нет! Заклинаю вас именем всевышнего!.. Я поеду в Ставку и сам призову Корнилова не возносить меч! Я выезжаю!

— Согласны. Чтобы вас допустили к главковерху без помех, сошлитесь на господина Завойко и на меня, — поддержал его порыв Аладьин.

За время, проведенное в пути между Питером и Москвой, а затем между Москвой и Могилевом, представление о собственной значимости в развивающихся событиях возросло в распаленном воображении Львова непомерно. Соответственно расширились и его полномочия: теперь он уже и сам не мог отделить воображенное от действительного и уверовал, что его поступки направляет всевышний. Поэтому, переступив порог комнаты в губернаторском дворце и увидев перед собою самого Корнилова, он вместо приветствия воскликнул:

— Я от Керенского!

В бурых глазах верховного главнокомандующего зажегся мрачный свет.

— Я имею сделать вам предложение! — заторопился самочинный эмиссар. Напрасно думают, что Керенский дорожит властью — он готов, положась на милость божью, уйти в отставку, если вам мешает, но власть должна быть законно передана из рук в руки без кровопролития. Власть не может ни валяться, ни быть захваченной. Керенский готов на реорганизацию кабинета. Мое вам предложение: войдите в соглашение с Александром Федоровичем!

Корнилов озадаченно глядел на посланца. Дело принимало неожиданный оборот: ненавистный «штафирка» сам готов уступить власть. И если они договорятся, прикончить Совдепы и армейские комитеты будет легче легкого. А потом он разделается и с самим «танцором»… В военном же перевороте имелась доля риска. Лукомский бубнит: надо учесть и то, и се, и пятое, и десятое. Так что же ответить?..

— Передайте пославшему вас: по моему глубокому убеждению, единственным выходом из тяжелого положения является установление военной диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении. Передайте: необходимо, чтобы Петроград был введен в сферу военных действий и подчинен военным законам, а все тыловые и фронтовые части подчинены мне. Я не вижу иного выхода, кроме немедленной передачи власти Временного правительства в руки верховного главнокомандующего.

— Военной власти — или также гражданской? — позволил себе уточнить Львов-2.

— И той, и другой, — отчеканил генерал.

— Быть может, лучше совмещение должности верховного главнокомандующего с должностью председателя совета министров?

— Согласен и на вашу схему, — хмуро кивнул Корнилов.

Одно обстоятельство в ходе этой беседы все же озадачивало Корнилова: почему Савинков, покинувший Ставку всего лишь несколько часов назад, оговаривал всякие мелкие частности: какую дивизию послать на Питер, да кого на нее назначить, да перевести из Могилева офицерский Главкомитет, — а этот чернобородый лысый человечек вдруг от того же «штафирки» привез на блюдечке полное отречение?..

— Вы когда в последний раз видели министра-председателя? — с металлом в голосе спросил он.

— Позавчера вечером. — Львов не уточнил, что это было и последнее, и первое их свидание за последние три месяца.

Позавчера. Савинков же покинул Питер на сутки раньше. Что могло произойти в столице такого за двадцать четыре часа, что побудило Керенского поднять лапки кверху? Может, и вправду испугался выступления большевиков?..

— Я не верю Керенскому, — угрюмо проговорил Корнилов. — И Савинкову не верю. — Сомкнул губы. Помолчал, сверля взглядом несчастного эмиссара. Впрочем, независимо от моих взглядов на их свойства и на их отношение ко мне я считаю их участие в управлении страной безусловно необходимым.

Заложил руки за спину, отступил от Львова:

— Могу предложить Савинкову портфель военного министра, Керенскому же — министра юстиции. Однако предупредите и того и другого, что я за их жизнь нигде не ручаюсь, а поэтому пусть они оба прибудут в Ставку, где я их возьму под охрану. Замолчал. Бросил:

— Еще вопросы?

— Н-нет… — пробормотал Владимир Николаевич, вдруг почувствовав всю тяжесть бремени, которую возложил на свои плечи. — С-со-вершенно ясно, да ниспошлет господь…

Корнилов выразительно щелкнул крышкой часов, давая понять посетителю, что аудиенция закончена.

— Честь имею.

Он скрылся за дверью, откуда проник, тут же оборвавшись, гул голосов.

Львов понял, что ему нужно поскорей уносить отсюда ноги. Спросил у вновь появившегося в комнате адъютанта:

— Когда ближайший поезд на Петроград?

— Генерал просит вас задержаться в Могилеве. Завтра должен вернуться в Ставку советник верховного главнокомандующего господин Завойко, с которым вам надлежит обсудить детали. Разрешите сопроводить вас в гостиницу.

Владимир Николаевич совсем упал духом. Когда же он доберется теперь до столицы?.. Не раньше двадцать шестого августа…