Уже с того самого момента... когда только что был найден труп, исколотый труп Андрюши Ющинского... началась агитация. Уже со стороны евреев – не Бейлиса, конечно, потому что он человек неимущий, – а со стороны евреев принимались все меры к тому, чтобы запутать, затемнить это дело. И глубоко прав эксперт Сикорский, когда он указывал здесь, как происходит подобного рода движение... Запутывается дело насколько возможно и какая-то чужая невидимая рука, вероятно, сыплющая многочисленное золото, распоряжается всем этим и запутывает дело настолько, что в течение двух лет судебный следователь не в состоянии был распутать те версии, которые они предлагали. И в конце концов нам приходится целый месяц сидеть здесь, чтобы распутывать это дело...
Но что же в конце концов сделали они? Запутывая его всячески, предлагали те и другие версии, возбуждали обвинение сначала против родственников, потом против воров, снова против родственников и снова против воров... И все-таки они привели нас неизбежно к этой усадьбе зайцевского завода, где это преступление и было совершено.
И мне, как обвинителю, придется не только доказывать виновность подсудимого Бейлиса, нет. Труд мой гораздо значительней. Мне придется доказывать, что те лица, которые проходили перед нами здесь в качестве свидетелей, которые были... подозреваемы и обвиняемы, их в газетах даже беззастенчиво называли убийцами, – мне нужно снять с них сначала это обвинение в убийстве. И... только тогда мне останется приступить к моему обвинению [235]...
Прокурору государственный закон вменяет в обязанность быть безпристрастным и спокойным... Но как трудно быть спокойным и объективным в деле, которое возмущает совесть... {6} ...Как трудно добиваться правды, когда все в этом деле одна сплошная ложь, когда мне придется разбить и рассеять целый ряд хитросплетений...
{7} ...Итак, 11 марта [1911 года] Андрюша пришел домой в 2 часа дня, потом в три часа был у тетки и вечер провел дома... 12 марта, утром... Андрюша вышел около шести часов [утра] в училище... Когда Александра Приходько [вечером] пришла домой и не заметила Андрюши, она... думала, что вероятно Андрюша пошел к тетке... Но Олимпиада Нежинская, бабушка, которая страшно любила Андрюшу, безпокоилась больше всех и утром на рассвете, 13 марта, спешит к дочери Александре... Они узнают, что Андрюша... исчез... В тот же день, 13 марта, в воскресенье, все женщины отправились на поиски, кроме старушки Нежинской. Они являются в училище, узнают, что он в субботу не был, отправляются в полицейский участок, потом к сестре Прасковье... На следующий день поиски продолжаются. Они отправляются в анатомический театр, в Александровскую больницу... Нет Андрюши, он исчез.
Поиски этим не ограничиваются. Александра идет вместе с Лукой в редакцию "Киевской Мысли". Кто надоумил их идти в редакцию, я не знаю, но дорого стоило им посещение этой редакции... Их встретил там г. Барщевский, еврей... Это было 16 марта в среду... {8} ...20 марта... был совершенно случайно обнаружен труп Андрюши со связанными руками в пещере, на следующий день 21 марта об этом уже было известно Александре Приходько. Ей сообщил об этом Захар Рубан... По словам Захара Рубана... все женщины [в семье], узнав об этом, чуть не попадали в обморок, Александра Приходько почернела... И вот все они отправились к пещере... Александра Приходько говорила нам сама, – и как удостоверял свидетель, эта простодушная женщина, которая здесь не рисуется, говорила совершенно искренно, – она плакать не могла, когда увидела исколотый труп своего мальчика в пещере. В этом ничего удивительного нет, конечно, и никто бы не заподозрил мать, если она не плачет, что она радуется смерти своего ребенка. Но заподозрили ее те господа, которым это было нужно и, скажу прямо, что еще 21 марта, не успели обмыть тела Ющинского, как уже г. Барщевский, сотрудник редакции "Киевской Мысли", которая в этом деле играет роль какого-то филиального отделения тайной сыскной полиции, уже г. Барщевский спешит к судебному следователю, чтобы объявить о тех таинственных улыбках, с которыми Александра Приходько и ее супруг, отчим покойного, заявляли об исчезновении Андрюши. Это заявление г. Барщевского произошло 22 марта.
Исследование этого дела было поручено начальнику сыскной полиции, ныне лишенному всех прав, Мищуку, и замечательно, что между Мищуком и г. Барщевским устанавливается трогательное согласие в деле расследования. Господин Мищук идеолог, он по-видимому юдофил, он не верит, чтобы в ХХ веке, в этом просвещенном веке, когда существуют аэропланы, трамваи и проч... существовало ритуальное убийство. Просто как просвещенный человек он не допускает возможности ритуального убийства. Он заподазривает в этом убийстве родственников... Если когда-нибудь издевались над материнским сердцем так, как в настоящем процессе, то, вероятно, существовали такие Мищуки, но я такого процесса не знаю. Мищук немедленно же арестует Александру Приходько, кстати и Луку Приходько, и держит ровно 16 дней одну и 13 дней другого и не дает возможности присутствовать им на похоронах сына [он был похоронен 27 марта. – И.Г.]... Мищуку ничего не стоило... установить, как провела Александра Приходько время и какие отношения были у нее с сыном. Но только он ничего этого не устанавливал, он верит Барщевскому, что надо засадить ее под стражу. Но мне скажут, Мищук, может быть, введен в заблуждение, ему показалось подозрительным, что она не плачет? Нет, заблуждения тут не было. Я позволю себе напомнить вам, что тогда Мищук, взяв сыщиков, явился в Слободку и стал допрашивать мальчика Павла Пушку, когда Павел Пушка сказал, что утром в субботу 12 марта он видел, как Андрюша с книжечкой пошел из Слободки в Киев [в духовное училище. – И.Г.], что говорили сыщики? Они сказали: «Ты врешь, его зарезали накануне вечером, положили в мешок и понесли в Киев. (Обратите на это внимание!) А ты врешь, что его видел, если будешь так указывать, мы засадим тебя на Пасху». А девочке [игравшей вместе с Ющинским в день убийства. – И.Г.] тоже говорили – ты врешь. Это не заблуждение, {9} это умысел, но Мищук не действует из любви к искусству... Ведь он должностное лицо, надо думать, что соображения, которыми он руководствуется, вероятно серьезны и вероятно выгоднее для него арестовать родственников, чем идти по пути следствия и посмотреть, что это за пещера и не вблизи ли она завода Зайцева, нет, родственники повезут мальчика в каком-то мешке в пещеру. Вот это фантазия, совершенно невероятная вещь, но Мищук в нее верит, он не верит в ритуальное убийство, а верит в возможность убийства матерью и собирает против нее данные...
Судебная палата судила Мищука за другую историю, за то, что он подсунул вещи на Юрковской горе и признала в его действиях явный умысел, явное желание скрыть следы преступления, явный подлог [236]...
Следовательно, вначале дело было поручено обыкновенному судебному следователю, а затем было передано судебному следователю по особо важным делам Фененко, который распорядился пригласить выдающихся экспертов [профессора] Оболонского и [доктора] Туфанова для осмотра трупа...
Мищук подвергся аресту, судебный следователь не мог привлечь в качестве обвиняемых Александру и Луку Приходько... они в апреле месяце были выпущены, после того, как убедилась следственная власть и прокуратура, что опираться на Мищука не представляется возможным, потому что он арестовал людей невинных. Свидетели показывали, что в этом доме и курицы нельзя зарезать, чтобы все не слыхали об этом, все знали, что А. Приходько добрая мать...
Не успели выпустить Луку и Александру Приходько, 11 мая является другой сотрудник "Киевской Мысли" {10} (опять та же "Киевская Мысль") и опять наводит следствие на ложный путь. Этот сотрудник Ордынский, тот самый, который разъезжает по ресторанам с В. Чеберяковой [когда дело хотели "приписать" ворам. – И.Г.]. Он свидетельствует: я был знаком с Клейман, у ней была знакомая прачка, а он должен был подслушать какой-то разговор, какую-то сплетню, которую рассказывала прачка... что прачке достоверно известно, что мать и отчим везли мальчика в мешке...