Вы сегодня очень косноязычны, Доминус. Но я помогу вам. Вы стали потенциальным членом нашего собрания. Не обольщайтесь, потому что вступление — долгий процесс. Я бы мог добавить «от начала до конца», но, по правде говоря, у него нет конца. Сам процесс до того, как вы станете полноправным членом с правом голоса, может занять несколько лет. — В ответ на многозначительное молчание Адама Флей сделал еще один глоток своего напитка и продолжил: — Я полагаю, что, пока вы росли, вас серьезно ограничивали в ваших действиях и мыслях. Вы выросли в тюрьме, как и я. Это была клетка из золотых прутьев христианства. Однако, если тронуть это золото, легко выяснить, что оно — лишь позолота, а внутри — самое низкосортное олово, созданное самыми эгоистичными и ушлыми лжецами в мире. Думаю, вы, как и я, успели это понять. И самая худшая ложь из всех заключается в том, что какая-то сущность в небесах заботится о нас. Нет. Это не так. Все мы сами по себе в этой жизни. Более того, когда наше время приходит, мы гаснем, как свеча, и нам более не суждено родиться вновь. Но никто из нас не стал бы противиться этому, потому что после смерти мы ни о чем более не будем беспокоиться. Вся эта чушь, которой вас кормил в нашей христианской тюрьме человек, которого я не могу назвать иначе как трусом, такая же омерзительная, как муть, бродящая сейчас в вашем животе. Как замечательно, как мощно будет наконец исторгнуть ее из себя!
— Сущность… существо… которое вы так высоко цените, — прохрипел Адам, — не заботится о вас?
— Оно заботится только о том, что мы можем принести на его алтарь, и о том, насколько сильно мы приклоняем колени, когда молимся ему и просим его коснуться нашей жизни и судьбы. Я вас совсем запутал?
Адам уставился на залитый солнцем сад. То, что он сейчас услышал, могло запросто обагрить топор палача. Гэвина Флея можно было оттащить в тюрьму и за несколько часов разорвать на части орудиями праведности. Начать, несомненно, следовало с языка.
— Наше собрание выбирает наслаждаться жизнью. Здесь и сейчас, — тихо сказал Флей. — Мы не обманываем себя, полагая, что наши богатства и радости будут вновь обретены нами в будущей жизни. Мы наслаждаемся тем, что у нас есть прямо сейчас. Мы не умерщвляем плоть, а довольствуемся ею. Сполна получаем то, чего маленькие люди, сидящие в своих позолоченных христианских клетках, никогда не получат. Ведь эти маленькие люди даже не задумываются о том, чтобы сбежать. А мы — сбрасываем с себя ярмо лжи, которое сдерживает и ограничивает их. Мы следуем высочайшему повелению нашего хозяина: делай то, что хочешь. И у меня есть некоторое предчувствие насчет вас, Доминус. Я думаю, что и вы — где-то в самом потаенном уголке своей души — тоже хотели бы ему следовать.
— Это неправильно, — последовал сконфуженный ответ.
— Неправильно для кого? И почему это неправильно? О, я видел ваше лицо во время порки прошлой ночью, мой юный друг. К тому моменту, как вы добрались до своей третьей жертвы, у вас изо рта шла пена, а глаза сияли, как маленькие фонарики.
— Третьей? — ошеломленно воскликнул Адам.
— Вы вчера избили многих. Очистили многих, я хочу сказать. Потому что это и в самом деле так. Очищение плоти и духа через радость боли. А теперь скажите мне вот что: если бы вы сейчас вышли на улицу и провозгласили все то, что я говорю вам, что бы произошло?
— Меня бы поразила Божья молния, либо разорвали бы на куски люди.
— Вот и вся свобода воли, которую обещает ваш маленький божок в своей книге заблуждений, — сказал Флей. — И этой книге продолжают следовать только напуганные люди. Но вы видели вчера… мы в нашем собрании действительно следуем свободной воле, которую дает наш хозяин. И мы делаем это с радостью, от всего сердца.
Адам молчал. Все это было безумием. Или нет?
— Вы можете уйти, если хотите, — развел руками Флей. — Да, вы слышали меня. Если хотите уехать, я попрошу Хаммерса отвезти вас в любую точку города, куда вы пожелаете. Если же вы предпочтете остаться и позволить мне исправить ваше положение, я буду настаивать на том, чтобы вы появлялись на следующем собрании через месяц. Я был бы рад, если б вы остались. Тогда я бы смог подыскать для вас подходящее место.
— Место?
— У меня есть связи с одним ювелиром. Он как раз ищет себе помощника. Его специальность — кольца изысканного дизайна и высокой стоимости.
Адам снова замолчал. Он наблюдал за тем, как Флей берет с тарелки кость и откусывает от нее последний кусочек мяса. Когда молчание слишком затянулось, Адам все же решил нарушить его:
— Вы сказали мне, что я здесь, потому что ваш долг и ваше удовольствие — привлекать внимание ваших гостей к интересным личностям. Кто был здесь до меня?
— Леди Эмбер. Я подобрал ее из сточной канавы. Теперь она владеет модным цветочным магазином недалеко отсюда, и дела у нее идут очень хорошо.
— И она была интересна вам, потому что у нее три груди?
— О, вы все же что-то помните! Да. Вы правы.
— Тогда кто был здесь до леди Эмбер?
Флей некоторое время наблюдал за птицами, прежде чем ответить.
— Молодой человек, у которого было темное родимое пятно во все лицо. Он… не пробыл здесь долго.
Адам задумался. Ему пришло в голову, что кучер Хаммерс — человек с кустистыми бровями и лицом, похожим на серый надгробный камень — может быть весьма искусен в том, чтобы доставлять «отбросы Флея» в ту часть Лондона, где даже в полдень требуются фонарщики, таким образом сохраняя тайны собрания