Читать интересную книгу Узбекские народные сказки. Том 2 - Мансур Афзалов

Отправился Хатам в тот кишлак. Приехал он к байскому дому и постучался в ворота. Увидав Хатама, бай подумал: «Видно, какой-то богатый купец приехал». Позвал Хатама в михманхану, разостлал дастархан. Поздоровался Хатам с баем и спрашивает:

– Говорят, у вас есть одна старушка-служанка. Ее Адолатхон зовут. Я ей от сына подарок привез.

Позвал бай старушку. Адолатхон мигом прибежала. Хатам подошел к ней и говорит:

– Я от вашего сына Хатама приехал. Подарок вам от него привез. – И подает ей двадцать золотых монет.

Посмотрела мать на Хатама да как заплачет:

– Сын мой! А разве ж ты не Хатам? И глаза твои, и брови, весь твой вид так похож на моего Хатама.

Тут и сам Хатам не смог сдержать слез. Обнял он мать и говорит:

– Матушка! Ну, конечно же, я твой сын Хатам!

Бай от удивления с места сдвинуться не мог. За расспросами да разговорами мать с сыном и не заметили, как ночь прошла. А утром они отправились в город.

Купил Хатам в городе дом и стал жить вместе с матерью.

Как-то Хатам спросил:

– Расскажи мне, матушка, кто был мой отец? Где он теперь?

Мать со слезами ему отвечает:

– Ох, сын мой! Твой отец был бедняк Нишанбай, но он был искусный борец-палван. Однажды на празднике боролся он с Темирбеком – известным борцом мисрского шаха – и победил его. Как увидел шах, что его знаменитого палвана какой-то бедняк одолел, в ярость пришел и приказал твоего отца повесить.

Опечалился очень Хатам, когда услышал это, и решил:

– Отца моего ни за что ни про что убили. Я его сын и должен за него шаху Мисра отомстить. Пока не отомщу, не будет мне в жизни покоя.

– Сын мой, – просит его мать. – Смотри, не погуби и себя. Ты хочешь за отца шаху отомстить, говоришь, а шах тебя скорее замучает. Сколько лет я тебя ожидала, сколько слез по тебе пролила, дождалась, наконец, а ты опять меня хочешь покинуть.

– Не плачь, мать, – просит ее Хатам, – а отпусти меня и дай мне свое благословение на это дело.

Так сильно он просил ее, что, как мать ни плакала, а пришлось ей согласиться.

Уехал Хатам и через некоторое время прибыл он в город Миср. Постучал в одну дверь на окраине города. Вышла из двора старуха. Хатам ее попросил пустить его в дом. Старуха ему говорит:

– Сынок, очень уж бедно мы живем, для коня твоего у нас и соломинки не найдется.

– Об этом, мать, не заботьтесь, – говорит Хатам. – Вы только позвольте мне у вас несколько дней пожить.

Старуха его впустила во двор. Хатам привязал коня, зашел в дом. Дал Хатам старушке денег, она ему еды принесла. Вечер наступил, поужинали. Только видит Хатам – старушка сидит и плачет.

Хатам ее спрашивает:

– Эй, мать, что такое? Чего плачешь?

– Эх, сынок, – говорит старушка, – есть у меня сын Рахимджан, такой, как и ты, молодой, да только его в тюрьму бросили. Через два дня по приказу шаха его повесят.

– За что же его повесить хотят? – спрашивает Хатам.

– За что, говоришь, сынок? Да вот шах созвал недавно всех наездников Мисра на козлодранье. Ну и мой сын тоже поехал. И надо же произойти такому несчастью, один из шахских всадников попал под коня моего Рахимджана и насмерть убился. Шах разгневался и посадил Рахимджана в тюрьму. А теперь казнить его хочет.

– Не печалься, мать, – утешает Хатам старушку, – вернется к тебе твой сын.

Прошла ночь, а утром за завтраком Хатам говорит старухе:

– Матушка, я тебе кое-что сказать хочу, только ты никому о том не рассказывай.

– Смело говори, сынок, – отвечает старушка. – Я не люблю болтать.

Хатам ей говорит:

– Я хочу твоего сына из тюрьмы спасти. Вот тебе деньги, сходи на базар и купи мне одежду такую, какую бродячие монахи носят, и свирель.

Старуха пошла на базар и принесла все, что просил Хатам. Хатам надел монашеский халат, взял свирель и пошел ходить по улицам. Ходил он и пел песни о правде, о справедливости. Услышал шах, что какой-то монах появился и песни о правде и справедливости поет, и приказал его бросить в тюрьму. А в тюрьме Хатам встретил Рахимджана и подружился с ним. Сговорились они и начали подземный ход из тюрьмы рыть. Так через несколько дней Хатам, Рахимджан и другие узники вышли на волю. Достали они оружие и вечером напали на шахский дворец. Стащили шаха с трона и убили, а Рахимджана объявили шахом. Прибежала во дворец старушка, мать Рахимджана, обняла вне себя от радости Хатама и сказала ему:

– Сынок, пусть твоя жизнь всегда счастливой будет, пусть все твои желания исполнятся.

Сказал Хатам Рахимджану, что ему уезжать пора, Рахимджан его попросил:

– Друг мой, возьми и меня с собою. Мне эта шахская власть совсем не нужна.

– Нет, – говорит ему Хатам, – ты от шахства не отказывайся. А пока я приеду, построй мне дом рядом со своим. Я сюда мать свою привезу и жить в вашем городе останусь.

Обрадовался Рахимджан. В тот же день позвал мастеров и начал строить дом для Хатама.

А Хатам отправился в путь. Долго ехал, много проехал, наконец подъехал к городу Герату. Видит, навстречу ему едет путник. Хатам у него спрашивает, что в городе делается. Путник ему отвечает:

– В городе большой бой идет. Присылал один шах к дочери нашего шаха сватов. А наш шах им ответил: «Я свою дочь уже сосватал», – и отправил послов восвояси. Тот шах войско собрал и на город напал.

Хатам поспешил к городу и бросился в бой. Так он храбро сражался -всех одолел. Шаха-захватчика убил, всех визирей его перебил и тогда в город въехал. Гератский шах с радостью встретил Хатама. Сорок дней, сорок ночей пир горой шел, а потом шах свою дочь за Хатама замуж выдал. Прожил Хатам в Герате один месяц, а потом вместе с женой к матери поехали. Погостили они у матери Хатама три-четыре дня, и все вместе в город Миср поехали. Встретил их Рахимджан с весельем и радостью, в новом доме поселил. Так Хатам, его мать и жена достигли исполнения своих желаний.

Перевод А. Мордвилко.

АРАБ-ПРОСТОФИЛЯ

В давно прошедшие времена Бухарой правил некий шах, владевший несметными богатствами. Шах проводил жизнь в пирах и веселье. Очень он любил всякие развлечения, а особенно танцы и музыку. Дворец всегда был полон всякими придворными шутами, острословами, скоморохами, которые все время сопровождали шаха.

В толпе шутов обычно слонялся один скоморох, ничем не выделявшийся, кроме, пожалуй, своей дряхлости да нищенской одежды. Настоящего имени старика никто не знал, а все называли его пренебрежительно Араб-простофиля. Никому не было известно, откуда пошло это обидное прозвище, тем более что старик этот был не араб, а коренной житель Бухары.

Скоморох Араб-простофиля вместе с шутами, танцорами и музыкантами постоянно разъезжал с шахом во время его загородных поездок и, по его требованию, рассказывал два-три остроумных анекдота. Посмеявшись от души, шах тотчас же забывал об Арабе-простофиле, и чаще всего бедный старик сидел на пороге голодный и продрогший, в ожидании, что вот-вот шах соблаговолит призвать его пред свое лицо и заставит смешить и развлекать его.

Обнищал Араб-простофиля до того, что ему и надеть нечего было и хлеба не на что было купить для себя и для своей жены-старухи. Поздно ночью, когда затихали во дворце ликующие голоса и громкая музыка, Араб-простофиля, крадучись, шел на шахскую кухню, осторожно соскребывал со дна котлов остатки плова и, положив их между двух лепешек, нес по темным улицам в свою жалкую лачугу, где его уже ждала с нетерпением жена-старушка. Тем они и жили. Никто не интересовался их горькой судьбой, никто их не приглашал ни на свадьбы, ни на похороны. Коротали они свою судьбу в полном одиночестве, ибо аллах не дал им детей. Оставалось им только горько жаловаться на свой печальный удел.

Однажды шах по своему обыкновению отправился в далекое путешествие. День и ночь скакал он со своей свитой по степям и горам, устраивая то охоту на диких зверей, то пиршества и всякие развлечения. Араб-простофиля до того устал и измучился, что начал проклинать все на свете. Немедленно соглядатаи донесли своему повелителю о недовольстве старика.

Приказав привести к себе Араба-простофилю, шах сказал ему громко:

– А ну-ка, приблизь ко мне свое ухо, я хочу тебе сказать одно словечко по секрету.

И шах сказал шепотом Арабу-простофиле:

– Ты был простофиля и есть простофиля. Укороти язык, а не то прикажу палачу укоротить тебе туловище ровно на одну голову!

Он оттолкнул от себя затрясшегося от страха Араба-простофилю и долго хохотал над его ужасом, а старик поспешил уйти, не отвечая на расспросы любопытных придворных и шутов. Все многочисленные придворные были немало удивлены и потрясены тем, что шах вел какую-то таинственную беседу – и с кем? С самым ничтожным, с самым презренным из скоморохов.