Вещица пребывала в недрах бронзового сундучка, в котором ее сюда доставили, а сам неожиданно тяжелый ларец с усилиями втащили в одну из комнат обиталища Хасти. Айлэ заикнулась спросить у Лайвела, когда и как будет проводиться ритуал поиска и коронации нового Князя Лесов. Хранитель смерил любопытную девицу добродушно-отсутствующим взглядом, ответствовав, что церемония произойдет тогда, когда ей надлежит происходить, а случившийся рядом Одноглазый пояснил: Венец и Вместилище Мудрости нужно доставить в столицу Забытого Края, созвать уцелевших старейшин, и вот уж тогда… В общем, это случится еще нескоро. К тому же сперва предстоит оповестить рабирийцев о незаконности предыдущей коронации, исправить ее последствия, да еще разрешить вопрос пребывания на землях Княжества людской армии. Хлопот невпроворот.
Ныне Корона Лесов пребывала в любопытных людских руках – общество Конни и Айлэ на берегу озера составляли Ротан Юсдаль и Лиессин Майлдаф. Последний из всех троих выздоравливал медленнее прочих – ему и в Цитадели досталось более других. Однако по сравнению, скажем, с Эйкаром, чье состояние по прежнему вселяло серьезные опасения, Льоу выглядел просто образцом бодрости. Из собственной потрепанной тени темриец вроде начал превращаться в прежнего себя – во всяком случае, разглагольствовал он все также бойко. Льоу был уверен, что суматоха в Рабирах рано или поздно завершится к наилучшему исходу для всех. Не в пример ему настроенный куда мрачнее Ротан полагал, что дело непременно закончится войной. Коннахар пытался его разубедить, а не вмешивавшаяся в спор девица Монброн тем временем преспокойно примерила Венец на собственные темные локоны и кокетливо осведомилась, к лицу ли ей рабирийская реликвия.
– Никакого уважения к сокровищам чужой короны, – заметил Конни. – Сняла бы ты его, а то вдруг тоже обратишься во что-нибудь непотребное. Хотя тебе идет.
Переливчатая игра граней синего кристалла, мягкий золотой отсвет обруча и ярко-зеленые глаза баронеты в самом деле образовали необычное и привлекательное сочетание. Вслух пожалев, что под рукой не нашлось зеркала, Айлэ со вздохом сожаления аккуратно сняла Венец, собираясь вернуть его на временное место хранения, в большую плоскую шкатулку.
– Что это у вас? – за болтовней и рассматриванием Короны Лесов никто не заметил, как на берегу объявилась Иллирет ль’Хеллуана. Раны и ожоги альбийки благополучно заживали, побледневшая шишка на лбу скрывалась за распущенной длинной челкой цвета темной меди, и вдобавок она скроила себе из отреза зеленой ткани нечто вроде туники, более подобающей женщине. Хасти, точно привязанный, вышагивал за ней шагах в пяти, снисходительно кивнув устроившейся на камнях компании. – Можно взглянуть?
– Это Венец Рабиров, – пояснила Айлэ, вручая альбийке шкатулку. – Он пока ничей. Покойный князь умер, его преемника низложили, скоро начнут подыскивать нового.
Ль’Хеллуана бережно взяла Венец, покрутила, оценивая качество работы неведомого златокузнеца, развернула сияющим сапфиром к себе… и вдруг пошатнулась, точно собираясь рухнуть в обморок. Прежде чем к ней с трех сторон бросились желающие поддержать, Иллирет уже выпрямилась, устремив на Одноглазого сердитый взгляд, сопровождаемый вопросом:
– Как это понимать? Почему ты мне ничего не сказал?
– А зачем? – откликнулся магик. – Это что, изменило бы что-нибудь?
– Но это же… – альбийка запнулась, покосившись на недоумевающих людей. – Это…
– Совершенно верно, уцелевший осколок Сапфира из Радужной Цепи. Стихия Воды – текучесть и необоримость… И что с того? – безмятежно закончил фразу Хасти, явственно получая удовольствие от изумления слушателей. – Я, правда, представления не имею, как и кому удалось разделить на части один из Кристаллов Радуги, но тем не менее это факт. Когда-то его включили в Корону Рабиров, и он пребывает неразрывно связанным с ней уже… кто его знает, много-много столетий. Ты ведь не собираешься его выковыривать и отбирать в собственное пользование?
– Но я думала… – пробормотала обескураженная Иллирет. – Думала, за столько столетий от Радуги ничего не осталось… Все потеряно, утрачено…
– В целом ты права, Радуги как таковой более не существует. Но кое-что сохранилось, – Хасти мягко, но непреклонно отобрал у альбийки сияющий обруч, вернул в шкатулку и захлопнул крышку. – Про судьбу Семицветья в этих временах и этом мире я тебе потом расскажу, договорились? Кто-нибудь, отнесите Венец обратно в дом. Кстати… – он склонил голову набок, прижмурившись и прислушиваясь, – кстати, Коннахар, тебе стоит наведаться к отцу. Гости, которых он пожелал приволочить в мое владение, уже близко.
– Так они приехали? – не поверил Конни, вскакивая.
– Я не сказал – «приехали», – дотошно поправил магик. – Я сказал – «уже близко». Будут здесь где-то через полколокола, так что у нас есть время подготовиться. Никакой торжественной встречи, положенной по вашим людским церемониалам, устроить не удастся. Как по мне, оно и к лучшему.
– Походные условия, – тоном прожженного царедворца встрял Ротан. – Согласно «Зерцалу этикета», достаточно почетного караула числом не менее двух десятков гвардейцев чином не ниже полусотника и… А где мы возьмем эти два десятка, у месьора Уэльвы попросим, что ли? Конни, престиж Аквилонской монархии будет навеки опозорен – твой отец наверняка даже малую корону не догадался захватить, когда уезжал из Тарантии!
– Не клевещи на собственного сюзерена, – сердито потребовала баронета Монброн. – Корона осталась в Пограничье, у госпожи Дженны. Хоть ты и прав – в глазах зингарцев наше сильно потрепанное общество будет выглядеть хуже орды размалеванных дикарей – но знаешь что? Мне, как ни странно, на их мнение свысока плевать. А королю Конану, полагаю, и подавно.
Около третьего дневного колокола.
В просторную горницу дома Хасти, признанную единственным достойным местом встречи представителей трех государств, Аквилонии, Зингары и Рабиров – баронету Монброн, конечно же, не позвали. Мало того, туда не пустили даже Коннахара, нерешительно сунувшегося к отцу с вопросом: может, для пущей представительности на встрече будет присутствовать не только правитель Аквилонии, но и его наследник?
– Я еще не забыл, по чьей вине заварилось это ядовитое варево, – отрезал Конан, зловеще добавив: – Долгонько, сын мой, будут тебе аукаться последствия собственного недомыслия… Могу поспорить, зингарцы догадались связать твое появление в Рабирах и всю дальнейшую суматоху. Лишние расспросы мне сейчас ни к чему, так что сиди и не высовывайся. И чтобы твоя развеселая компания под ногами не шастала! Подслушивайте, сколько влезет, только не попадитесь. Уразумел? Тогда сгинь. Защитник Темной Цитадели, поди ж ты…