«тот свет» — божественны. Или обратно: «мир», «бытие», «жизнь наша» — божественны; тогда «гроб», «после кончины», «тот свет» — демоничны.
<…> Церковь всегда считала Христа — Богом, и ео ipso принуждается считать весь мир, бытие наше, самое рождение, не говоря о науках и искусствах, — демоническими, «во зле лежащими». Так она и поступала. Но это не в смысле, что чему-то надо улучшаться, а просто — что всему надо уничтожиться [РОЗАНОВ-СС. Т. 3. С. 417–426].
Еще более вызывающе звучат его нападки на личность Спасителя в интимной переписке с о. Павлом Флоренским. В письме Флоренскому от 11–13 апреля 1909 г., Розанов признается в предпочтении Ветхого Завета Новому и — главное! — в своем крайне неприязненном отношении к личности Иисуса Христа:
Отчего же Вы так грустны? С «Ним»? Это меня удивляет. Признаюсь: никогда почти Евангелие не волновало меня тем неизъяснимым волнением, как Ветх<ом> Зав<ете> даже в простых исторических описаниях, где «бежал» какой-нибудь царь и порубили каких-нибудь воинов. Точно они написаны акварельными красками, а Ветх<ий> Зав<ет> весь «масляною краскою». Я думаю, от «семени и крови» Ветх. Зав., а ведь в Евангелии все не «плоть сказала, а дух», я пишу, не чтобы оскорбить Вас: но мне бы хотелось — хотя и преимущественно из любопытства, но не из него одного — что-нибудь постигнуть в Ваших письмах или через Ваши письма, чтобы я мог взглянуть «на Него». Удивление к Нему есть; не ставлю наряду ни с каким человеком. «Небожитель» — это ясно. Но я в себе не чувствую любви к Нему, я не растроган Им и изредка, правда, дохожу и до прямой нелюбви. Вам мне очень тяжело говорить, но один из мотивов моих тот, что я как-то чувствую все притворным, притворяющимся в Ев., «припадающим на колено» (несение Креста), притворно-слезливым (мироносицы, Лазарь) и самое, самое главное — не любящим человека и прямо враждебным человеку. Это мой «пункт»: я же, хотя и «скот», но просто не могу не заступаться за человека. Вся евангельская история или «легенда» есть возмутительный рассказ о богоубийстве, совершенном человеками: и это такая клевета, такой ужас, чтобы люди могли убить Бога, пришедшего их спасти, — что душа леденеет. Какая же после этого «любовь друг к другу»: естественно, начали драть глаза друг другу, что всегда и делали христиане.
Не люблю и не люблю. Бог с Ним, и с «мудростью» Его. Тяжело. Задыхаюсь [РОЗАНОВ-СС. Т. 29. С. 206][267].
Эпатажный христоборческий демарш Розанова-публициста «левыми» мыслителями игнорировался, за исключением разве что непримиримого антиклерикала Максима Горького, который одобрительно писал:
Особенно теплеет, когда В. Розанов в последних своих книгах: «Темный лик», «Люди лунного света», «Русская церковь» — убедительнейше доказывает, что наше христианство — нехорошо и душевредно[268].
Напротив, в среде религиозных философов, идеи Розанова вызывали живой интерес, хотя сам он подвергался жесткой критике. Так, например, Николай Бердяев в статье «Христос и мир (Ответ В. В. Розанову)» (1908) прямо обвинял коллегу, с коим заседал в Религиозно-философском обществе, в том, что его высказывания отнюдь не идейная провокация, а он, действительно, является врагом Христа:
…Розанов враг не христианства только, не «исторического» христианства, а прежде всего самого Христа. Христианство не так для него отвратительно, все же христианство было компромиссом с «миром», в христианство проникло начало домостроительства, в стихии христианства образовался семейственный быт, христианство создало крепко-чувственный быт белого духовенства, христианство разрешило «варенье» кушать, детей плодить, восприняло в себя почти весь «мир». Христос для Розанова хуже христианства Христос беспощаден к миру, Христос страшен своим мироотрицанием. Христианство все же человечески податливо, снисходительно к слабостям, христианство в истории не поставило так остро Дилеммы «Христос или „мир“», оно приняло немного Христа и немного мир. И Розанов совсем не так уж враждебен христианскому быту. Ко многому в этом быте он привержен, елейная его любовь к семье из этого быта вышла. Розанов враг Христа, и только отсутствие настоящего мужества заставляет его маскировать эту вражду и вводить в заблуждение добрых людей, которые продолжают думать, что Розанов требует лишь поправок к христианству, что цели его реформаторские, что он готов принять христианство, но с разводом, театрами и вареньем, с сладостями мира. Пора разрушить как то, что Розанов является реформатором христианства, так и то, что он страшный и непобедимый враг веры Христовой, более страшный, чем Ницше [БЕРДЯЕВ (III)].
Для иллюстрации приведем еще ряд наиболее жестких розановских заявлений, дискредитирующих, с позиции иудействующего христоборца, христианство и личность Иисуса Христа:
«Без грешного человек не проживёт, а без святого — слишком проживёт». Это-то и составляет самую, самую главную часть акосмичности христианства. Не только: «читаю ли я Евангелие с начала к концу, или от конца к началу», я совершенно ничего не понимаю: как мир устроен? и — почему? Так что Иисус Христос уж никак не научил нас мирозданию; но и сверх этого и главным образом: — «дела плоти» он объявил грешными, а «дела духа» праведными. Я же думаю, что «дела плоти» суть главное, а «дела духа» — так, одни разговоры. «Дела плоти» и суть космогония, а «дела духа» приблизительно выдумка. И Христос, занявшись «делами духа», — занялся чем-то в мире побочным, второстепенным, дробным, частным. Он взял себе «обстоятельства образа действия», а не самый «образ действия», — то есть взял он не сказуемое того предложения, которое составляет всемирную историю и человеческую жизнь, а — только одни обстоятельственные, теневые, штриховые слова. «Сказуемое» — это еда, питье, совокупление. О всем этом Иисус сказал, что «грешно», и — что «дела плоти соблазняют вас». Но если бы «не соблазняли» — человек и человечество умерли бы. А как «слава Богу — соблазняют», то — тоже «слава Богу» — человечество продолжает жить.
Чтобы быть «без греха» — Христу и надо было удалиться от мира… Оставить мир… То есть обессилить мир. «Силушка» — она грешна. Без «силушки» — что поделаешь? И надо было выбирать или «дело», или — безгрешность. Христос выбрал безгрешность. В том и смысл искушения в пустыне. «И дам тебе все царства мира». Он не взял. Но тогда как же он «спас мир»? Неделанием. «Уходите и вы в пустыню». Не нужно царств… Не нужно мира. Не нужно вообще «ничего»… Нигилизм. Ах, так вот где корень его. «Мир без начинки»… Пирог без начинки. «Вкусно ли?» Но действительно: Христом вывалена вся начинка из пирога, и то называется «христианством».
Возьмем же «око за око» и