— Прежний уговор остается в силе.
— Тогда начнем, — ответил юноша, устремляясь в конюшню.
— А гы в состоянии? — Эрик посмотрел на избитого мальчика, когда они встали на свету.
Ответ был не нужен. Кливу сильно досталось, и с ним сейчас любому было бы еще легче справиться, чем обычно. Но ведь те, кто издевается над беспомощным, никогда не дают ему времени собраться с силами. Приняв боевую стойку напротив Клива, Эрик намеренно делал вид, что не замечает его расквашенного носа и опухшего глаза.
— Хорошо. Когда я нападу на тебя, защищайся.
Без какого-либо предупреждения Эрик бросился на юношу и столкнул его назад, не дав возможности ни нанести ответный удар, ни уклониться. Отпустив Клива, Эрик тут же приступил к объяснениям.
— Во-первых, всегда — всегда! — оцени своего противника. Где он находится и в чем его сила. В случае со мной: я превосхожу тебя силой и ростом, а также опытом. Отбросить меня тебе не удастся. То, что я тебе скажу сейчас, очень важно, так что постарайся усвоить это сразу. Никогда не толкай, когда можно дернуть. Но не дергай точно назад. Вместо этого отклонись вбок. Смотри.
Он повторил свою предыдущую атаку на Клива, но каждое движение производил гораздо медленнее, в то же время давая юноше указания, как тому следует защищаться.
— Отступи правой ногой, поворачиваясь на левой. Как только ты это сделал, хватайся за мою тунику или рукав и тащи мимо себя. Я уже атакую, но ожидаю, что ты постараешься твердо стоять на месте. И тут — хорошо рассчитанный рывок. Вот так. — Он показал, как именно, положив правую руку Клива на свою тунику. — Такой рывок обратит мой собственный вес против меня и лишит меня равновесия. Теперь попробуй еще раз.
Они медленно повторили упражнение. Потом, когда Клив начал понимать свою задачу, повторили быстрее. Эрик нападал на него то с одной стороны, то с другой, а потом и сзади. Каждый раз он показывал загоревшемуся юноше, как оценивать намерения противника и как использовать свою собственную позицию наивыгоднейшим образом. Пока они отрабатывали приемы вновь и вновь, Клив позабыл про свои ушибы и ссадины. И только когда со двора послышались голоса, они прекратили занятие, причем оба изрядно запыхались.
— Достаточно на один вечер, ей-богу. Приходи завтра, и мы продолжим.
Несколько раз глубоко вздохнув, Клив кивнул головой.
— Да, я приду. — Он отступил, но ушел не сразу. — Очень тебе признателен, — наконец выдавил он нехотя. И поспешил добавить:
— Это, конечно, ничего не меняет.
— Конечно не меняет, — согласился Эрик. Он улыбался, когда юноша вышел из конюшни.
Розалинда чувствовала себя как кошка, окруженная лающими гончими. По обычаю, вечерняя трапеза представляла собой очень торжественное событие, сопровождаемое музыкальными представлениями. Украшением стола должны были послужить пироги с изюмом и миндалем, которые так замечательно пекла Эдит. Но Розалинда не могла наслаждаться плодами своих стараний, раз Эрик и Клив неизвестно почему отсутствовали. В то же время она понимала, что присутствие Эрика в зале тревожило бы ее еще больше, чем отсутствие. Весь день она была как на иголках, вздрагивала от каждой промелькнувшей тени и пугливо озиралась. В кухне она показала себя совершеннейшей тупицей, отдавая Мод и Эдит столь чудовищные указания, что Мод под конец уже не смогла удержаться и захихикала.
— …и тарелку… — Розалинда осеклась, бросив на поварих непонимающий взгляд. — Что такое. Мод? Ты сегодня все время отвлекаешься.
— Так как же, миледи, мы действительно должны хорошенько потушить хлеб, а мясо пропечь до золотистой корочки? Или все-таки наоборот? — Ее глаза лучились доброй улыбкой. — И потом, вы велели оловянную тарелку вымочить, чтоб не была пересоленной, а селедку натереть до блеска! — При этом обе женщины принялись громко хохотать, и Розалинда порозовела от смущения.
— Я… что ж… я немного задумалась.
— Да, похоже на то. Это, случаем, не из-за одного ли рослого молодца?
Кровь бросилась Розалинде в лицо. Она с ужасом глядела на двух женщин. Неужели все уже знают? Их видели с Эриком?
— Я… я не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ах, так это не из-за красавца сэра Гилберта у вас голова кругом идет? — добродушно поддразнивала ее Эдит. Она толкнула локтем Мод.
— А мы-то думали, перепелка заметалась — ястребка испугалась. Видно, зря кругом болтают, что он хочет на вас жениться.
У Розалинды сразу отлегло от сердца. Так, значит, они считают, что это из-за Гилберта она сама не своя, а вовсе не из-за Эрика! У нее вырвался глубокий вздох облегчения.
— Да, пожалуй, я действительно вела себя странно. — Она печально улыбнулась.
— Нет, не странно, коли все так сошлось, — засмеялась Эдит. — Какая девушка не растает, когда такой красавец ей проходу не дает?
Одна девушка во всяком случае не растает, подумала Розалинда позднее, усаживаясь за высокий стол между отцом и тем самым человеком, которого Эдит и Мод прочили ей в мужья. Сэр Гилберт Пул не интересовал ее ни капельки, но уже то хорошо, что никто нечего не заподозрил. Пока они воображают, что у нее ум за разум зашел из-за знатного гостя, никого не будет удивлять ее странное поведение и никому не взбредет в голову как-то связывать это с ратником Эриком.
Эрик… При одной мысли о нем все остальное улетучивалось из головы. Ни еда, ни неизбежное присутствие сэра Гилберта, ни разговор между ним и ее отцом не могли прогнать воспоминания об Эрике.
Как могло случиться, что между ними все зашло так далеко? Она едва верила, что это было на самом деле, хотя от его бурных ласк кожу до сих пор словно покалывали многочисленные иголочки и тело болело от их неистового соединения. Она отыскала Эрика по собственной воле. Не стоит притворяться, что она лишь выполняла отцовскую просьбу. Ей самой хотелось этой встречи. И хотя в ее распоряжении имелось достаточно возможностей держаться от него подальше, она, как последняя распутница, полезла за ним по той лестнице в сумрачное уединение чердака. Она последовала за ним на чердак и в тот момент пошла бы за ним хоть на край света. И что теперь?
Ее отец и сэр Гилберт громко расхохотались. Розалинда улыбнулась, хотя не слышала ни слова из их разговора. Затем сделала вид, что сосредоточилась на еде, и снова ее мысли улетели далеко от парадной залы.
Она не знала, как ей теперь быть с Эриком и как себя вести при встрече. После того как любовное неистовство исчерпало себя, они оба почти не разговаривали. Долго лежали на мешках; обоим было трудно дышать. Они не целовались и не обменивались ласками, но тем не менее с каждой минутой все больше узнавали друг о друге. То было молчаливое соединение душ, подумала она с печальным вздохом. В темной тишине чердака она чувствовала себя более защищенной и лелеемой, чем любая королева среди тончайших шелков в самом великолепном из дворцовых покоев. Вопреки всем доводам укоряющего рассудка, в объятиях Эрика она обретала странную убежденность в своей правоте. Она могла бы лежать так вечность, не признавая никакой иной реальности, если бы он не поднялся первым.