это бремя, которое мы несем с собой.
Наши взгляды встретились, и я знала, что он говорил о магии, говорил о нас.
***
— Если она так сильно ненавидела дворец, зачем она осталась? — спросил Саалим во время нашего ночного путешествия, имея в виду Захару.
Эдала пожала плечами.
— Почему нет? Ей хорошо платили, и там было безопасно.
Эдала пообещала, что с использованием магии путешествие до Мадината Алмулихи займет у нас две ночи.
— Я не понимала, насколько сильна зависть Касыма, — призналась Эдала, и в её тоне даже прозвучал стыд.
Как выяснилось, их всех привлекала магия, хотя никто из нас не мог понять, как Захара убедила Касыма стать джинном — рабом.
— Власть? — спросил Нассар.
— Но власть в кандалах? — сказала я, посмотрев на него.
Он не посмотрел на меня. Он избегал моего взгляда с тех пор, как я рассказала ему о том зверстве, что он совершил в прошлом, и о котором не помнил.
— Конечно, тебе это решение далось легко, — сказала Эдала Саалиму. — Ты был готов сделать всё для спасения Алмулихи. Но Касым?
Когда вопросов без ответа набралось слишком много, повисла тишина. Нам не суждено было ответить на них этой ночью.
***
На рассвете мы остановились у большого оазиса. Заросли деревьев, росших по периметру, были такими густыми, что Тамаму и Саалиму пришлось обойти их несколько раз, прежде чем они убедились, что мы были одни и в безопасности.
Мы сели и тихо поужинали, после чего Эдала встала и заявила, что, если мы не оставим её одну до захода солнца, песчаная буря нарушит наш сон. Она пошла прочь, но крикнула:
— Тамам, тебя это не касается.
На его лице появилась едва заметная улыбка, а загорелые щёки покраснели, и самый суровый солдат Саалима бросился за ней следом. Она взяла его руку в свою, и вместе они нашли укромное место на другой стороне пруда, где начали готовиться ко сну.
Я понаблюдала за ними, и мне отчаянно захотелось такого же уединения. Пальцы Саалима нашли мои в песке, как будто он почувствовал мои мысли. Он сказал:
— Нассар, не мог бы ты первым заступить в караул?
Заметив наши соединенные руки, он как будто даже был рад удалиться и быстро собрал свои вещи.
— Вон там есть хорошее место, — сказал Саалим, помогая мне встать.
Он отвёл меня под большое дерево, ветви которого низко свисали. Листва была такой плотной, что сквозь неё почти не проникал солнечный свет. Под деревом, вокруг небольшого пруда, питаемого более большим водоёмом, росли кусты олеандра.
— Я решил, что раз уж ты избалована каждодневными ваннами Джафара, тебе могло бы понравиться искупаться здесь.
Он осторожно взглянул на меня, хорошо скрывая свои эмоции. Но я услышала лёгкую дрожь в его голосе.
— Я бы с удовольствием, — прошептала я, оглядев это роскошное уединенное место, создаваемое кустами и деревом.
Уронив вещи на землю, я встала на колени у кромки воды и опустила руки в водоём. Это было превосходно.
Я оказалась подвешена между двумя непростыми моментами своей жизни: между недавним прошлым, в котором Саалим был лишь чудесным воспоминанием, отчаянной надеждой, и ближайшим будущем, в котором мы жили в Мадинате Алмулихи, а Саалим навсегда принадлежал Елене. Вероятно, осознание этого сделало меня такой смелой. Всё ещё стоя на коленях у пруда, я стянула с плеч свой плащ.
— Здесь гораздо меньше глаз, — сказала я, и моё сердцебиение ускорилось.
Это должно было случиться сейчас или никогда.
Саалим издал сдавленный звук, и мне не надо было его видеть, чтобы понять, что его сейчас душило желание. Это было всё, что мне нужно.
Точно лучшая ахира, я сняла остальную одежду. Только в отличие от ахиры мне было очень важно мнение мужчины, который за мной наблюдал.
— Эмель, — пробормотал Саалим у меня за спиной.
Я перекинула волосы через плечо, и обернулась, не заботясь о своей наготе и шрамах. Он должен был увидеть меня всю.
Он застыл точно статуя, его колени слегка подогнулись, словно он вот-вот должен был упасть. Его глаза жадно прошлись по моей спине, бёдрам, ногам. Он опустился на колени и отбросил мешок в сторону. Приблизившись ко мне на три шага, он оказался у меня за спиной. Его тепло растопило меня, точно жар от огня.
Его рука остановилась над моим плечом, словно он колебался.
Я кивнула, и он положил её на изгиб моей шеи и большим пальцем провёл по моей коже. Он был так осторожен и касался меня с таким благоговением, что я почти закричала.
— Саалим, — выдохнула я.
Кончики его пальцев скользнули по моим шрамам, как делали это раньше, очень давно. И хотя на этот раз в этом не было никакой магии, тепло всё так же следовало за ними. А затем он губами прижался к моему плечу, и его борода кольнула меня.
— Ты знаешь, — произнёс он между неторопливыми, осторожными поцелуями, — как часто я представлял тебя такой?
— Такой? — спросила я, прильнув к его груди.
Его грубая туника коснулась моей кожи.
Его пальцы переместились с моей спины, прошлись по рукам и груди. Прижав меня к себе, он сказал:
— Это даже лучше, чем я себе представлял, — его голос был хриплым и тягучим от желания.
Его руки начали двигаться по мне, останавливаясь только для того, чтобы чувствовать и боготворить. Я была словно редкий бриллиант для нищего, точно бог для молящегося. Я закрыла глаза и откинула голову на его грудь, наслаждаясь его прикосновением.
Но вдруг тепло за моей спиной исчезло, и я услышала плеск воды. Я открыла глаза и увидела его перед собой, стоящего на коленях. Его не заботило то, что его одежда промокла.
— Я хочу видеть тебя, — сказал он, уложив меня на песок.
И он увидел меня.
Сначала глазами, затем руками, а потом губами.
— У нас впереди целый день, — напомнила я ему, схватившись за край его туники.
— Этого недостаточно.
Когда он тоже оказался раздет, он лёг на меня, вдавив своим весом в мягкий песок. Его бедро оказалось меж моих ног, и я обхватила его. Он застонал, но я не могла прижать его к себе ещё ближе, как я этого хотела. Мне хотелось прижимать его всё сильнее и сильнее. Тепло, исходящее от его шелковистой кожи, прижалось ко мне, а сердце колотилось у него в груди даже быстрее моего… головокружительная эйфория.
Его губы встретились с моими с размеренной настойчивостью, и мы наконец-то воссоединились, как могут воссоединиться два любовника, которые были очень