- Что сделать?
- Поищите информацию. Только предельно осторожно, потому что чувствую, это знание стоит жизни. Берегите себя.
- Ты тоже береги себя. Оставаться здесь тебе может быть не менее опасно, - вернула мне интонацию Эльвира.
- Ладно. Без долгих прощаний обойдемся…
- Подожди, - остановил меня Валера.
- Подожди, - одновременно с ним произнесла Эльвира. - Будь готов, сейчас тебя немного подкачаем.
Расцепив со мной руки, Эльвира достала заранее приготовленный кинжал. Зажав лезвие в руке, она выдернула нож, глубоко взрезав себе ладонь. После, старясь не терять кровь, перехватила рукоять и таким же образом порезала себе ладонь другой руки.
Валькирия, самая настоящая - смотрел я на скуластое лицо царевны. Сам я по-прежнему не переношу ощущения взрезаемой сталью кожи, а у нее ни один мускул на лице не дрогнул.
Пока я едва заметно морщился в неприятном предвкушении, Валера также сделал себе два надреза, передавая ритуальный кинжал мне. Быстро взрезав ладони, я отпустил ритуальный кинжал, и он завис в воздухе, удерживаемый силой разбуженной Магии Крови.
- Я сама все сделаю, просто не мешайте, - сказала Эльвира, глаза которой уже сияли красным отсветом.
Несколько минут потребовалось на то, чтобы оба они избавились от остатков энергии, полученной в ходе ритуала нашего кровавого союза. Отдав в ходе ритуала все до последней капли мне.
Все до последнего, и даже чуть больше - Валера осунулся, как будто не ел и не спал неделю, и под глазами у него залегли глубокие темные мешки. Эльвира выглядела чуть лучше, но и ее скулы заострились, а губы высохли настолько, что появилось несколько сочащихся сукровицей трещин.
Сила Крови, которую они вдвоем отдали мне без остатка, была нечто большим, чем стихийная энергия. Сила Крови существовала в модели тела параллельно с энергетическим каркасом. При этом именно эта, полученная от них сила, вдруг приглушила неприятные чувства от холодящей ауры Анастасии, которую я так пока и не снял.
Прощание, без которого мы договорились обойтись, так и так поучилось скомканным. В том числе потому, что Валера и Эльвира оба с трудом держались на ногах, обессилев после ритуала. Настолько, что мне пришлось их отводить до трапа, где уже ожидали присланные за ними катера.
Без прощаний, кстати, все равно не обошлось. Постепенно теряющую силы Эльвиру я передал Модесту, с которым на прощание обнялся, а Валеру попыталась поддержать под локоть Наденька. Ее попытки он, правда, сразу пресек.
С Надеждой я не просто обнялся. Прижавшись, Наденька вдруг крепко обхватила меня и крепко поцеловала в губы. Совершенно по-взрослому, удивился я, чувствуя ее требовательный язык. Удивлялся недолго - Наденька резко развернулась, и не глядя на меня больше пошла к трапу, все же подхватывая Валеру под руку. Он, кстати, в этот раз больше не сопротивлялся.
Мелькнули в последний раз ее дерзкие хвосты, и она исчезла, спустившись в каюту отходящего от яхты катера. А я недоуменно смотрел Наденьке вслед, все еще чувствуя ее губы и недоумевая, что это вообще было.
- Временами ты совершенно непробиваем, - сообщила мне подошедшая Ольга, которая встала рядом, опершись на перила.
- Да я… в общем-то, догадливый, и все ловлю на лету. Просто иногда делаю это немного потом, - кивнул я, проводив взглядом катера и осматривая береговую линию.
«Эскалада» стояла сейчас напротив Лахтинской Национальной академии парусного спорта, береговые постройки которой в этом мире серого января выглядели как несколько приземлившихся инопланетных кораблей. А без привычной зеркальной кукурузы небоскреба картина лахтинского берега выглядела еще более интересной и незнакомой.
- Артур.
- Да-да, пойдем, - бросил я прощальный взгляд вслед катерам, которые уже приближались к пирсам яхт-клуба, расходясь по сторонам.
Теперь из состава команды на яхте остались только мы втроем. Я, Ольга, и наш тренер, мастер-наставник и навигатор в деле освоения темных искусств Сергей Александрович Николаев.
Его, пока я общался с Валерой и Эльвирой, Ольга ввела в курс последних событий. По-нашему с ней уговору рассказав о случившемся абсолютно все. И о нашем разговоре с цесаревичем, и об обмене памятью с Анастасией. Тайной осталась лишь история моего сотрудничества с Астеротом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Когда я зашел в кают-компанию, Николаев ждал меня с бокалом коньяка, задумчиво глядя на картину на стене. На мое появление полковник внимания не обратил, находясь явно в глубокой задумчивости.
Я же налил себе имбирного лимонада, взглядом предложил Ольге. Она отказалась. Присела напротив Николаева, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.
Полковник только сейчас отвлекся на наше появление, и взглядом показал, что… показал, что он, так скажем, удивлен услышанным. Выразив без слов все, что о нас думает, Николаев снова вернулся к размышлениям.
Ожидая, пока навигатор и мастер-наставник закончит думать думу, я прошелся по каюте, осматривая картины. В одной из них, достаточно небрежно выглядящей, неожиданно узнал автопортрет Ван Гога, под названием «Художник по дороге в Тераскон». Не фанат живописи, но историю этой своеобразной картины я знал. Причем передо мной сейчас утерянный в моем мире оригинал - не думаю, что здесь копия висит. Не тот уровень.
Рассматривая картину, даже подошел ближе, утверждаясь что это именно Ван Гог и не совсем понимая ее важность в глазах ценителей и знатоков искусства. Раздумья о веяниях и критериях оценки живописи помогли скрасить время ожидания, которое закончил Николаев, окликнув меня.
- Артур.
- Здесь, - повернулся я к полковнику, еще раз мазнув взглядом по мазне Ван Гога. Да пусть простят меня искусствоведы и сам мсье Винсент. Или не мсье, а мэнеер Винсент, как будет правильно его уважительно называть если он не валлон, а фламандец - я к его принадлежности к землям Нидерландов не в курсе.
- Ольга, - повернулся между тем к девушке Николаев.
- Я тоже здесь, - едва улыбнулась Ольга, открывая глаза и выпрямляясь в кресле.
Я же, глядя на нее, заметил, что она все чаще и чаще выглядит вполне обычным человеком, а не тем холодным безукоризненным совершенством, которое я привык в ней видеть в первую очередь.
- Вы приняли решение.
- Да.
- Вы оба понимаете, чем вам это теперь грозит.
- Да.
- Но решение участвовать на балу вы не меняете.
- Да, - коротко посмотрела на меня Ольга.
- Да, - чуть кивнув, произнес я и перевел взгляд на Николаева.
- Еще раз. В свете последних событий, степень опасности для себя вы, думаю, прекрасно понимаете.
- Прекрасно понимаем, - еще раз кивнула Ольга.
- Уточню на всякий случай. Вы оба прекрасно понимаете, что попыткой сохранить жизнь цесаревичу вывели себя, причем очень ярко и громко, из чужого фарватера чужой игры на чистую воду самостоятельного плавания. И сейчас вы оба уже являетесь самостоятельными фигурами, не постесняюсь этих слов - буквально сверхновыми звездами на небосклоне политической жизни.
- Мы это понимаем.
- За это наказывают.
- Мы это тоже понимаем, - мягко сказала Ольга. - Но мы сами можем наказать кого угодно.
Николаев в ответ лишь грустно усмехнулся.
- И отступать вы не намерены.
- Не намерены.
- И мой совет затаиться и переждать, чтобы сохранить себе жизнь, вы конечно же не послушаете.
- В этом случае нам будет сложно, даже невозможно, вернуться на, как вы выразились, чистую воду самостоятельной игры.
- Понимаю. Но момент для этого вы, конечно, выбрали крайне неудачный.
- Ничем не лучше, но и не хуже других, - пожала плечами Ольга.
- С Артуром понятно, у него выбора нет. Но ты могла подождать пару десятков лет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Смысл? - глядя на Николаева, чуть склонила голову девушка. - Если мать все же решит убрать меня, то также она уберет меня и через пару десятков лет.
- Через пару десятков лет ты станешь много сильнее.
- Она тоже.
- У меня есть подозрения, что уже в самое ближайшее время она может поставить на карту все.