– Министр зовет вас к себе?
– Да, хочет предложить мне какую-то работу.
– Можно спросить, какую?
– Я еще не знаю, он так загадочно говорил… Простите, мне надо идти, боюсь, мы разбудим маму и сестер.
– Да-да. Но мы встретимся завтра? У меня совершенно свободен завтрашний вечер. Вы покажете мне город, ведь я впервые здесь.
– Не знаю, я пока не могу обещать.
Она достала из сумочки ключи и уже начала открывать дверь.
– Мария! Но вы даже не дали мне своего телефона!
– 3-12-43, – скороговоркой продиктовала она, открыла дверь, вошла в дом. – Спокойной ночи.
И дверь закрылась. Бог ты мой – всего пять цифр! Какой маленький город! И еще: немного утешило то, что они с Жозе Арналду жили не вместе.
Итак, моя затея с «янычарами» не удалась. Да и могла ли она состояться в чужой стране, на чужом континенте? Черная пята Мботы наступила на горло этой педофильской, в сущности, идее.
Мне стало это предельно ясно, когда полковник Мбота пригласил меня в штабную палатку на праздничный ужин. Я и прежде чувствовал себя не слишком уютно в окружении повстанческих боссов на штабных совещаниях, но тут вдруг слишком явственно ощутил себя чужим. Этакой легкомысленной белокожей виньеткой, неизвестно кем нарисованной среди суровых африканских татуировок.
Мбота сидел божком в дальнем углу палатки, посверкивая белками. Остальные роились вокруг, ловя каждую реплику, каждый хриплый его смешок.
– Команданте Бен, выпейте со мной! – услышал я. И следом услышал тишину.
Я подошел, офицеры расступались вежливо, но ровно настолько, чтобы я смог протиснуться к боссу.
Команданте, помню, всегда пил бурбон Five Roses, который ему регулярно привозили из Комати-Буша. Мне тоже плеснул в стакан – на два пальца.
– Господа, соратники, я пью за команданте Бена, за его роль в нашей освободительной войне!
Все выпили за меня. Но говорить никто не пытался, ждали, что еще скажет Мбота. И он сказал:
– Знаете, команданте Бен, чем вы отличаетесь от нас?
– От кого – от вас?
– Вы, европейцы, от нас, африканцев?
– Цветом кожи.
– Не только, не только. Не обижайтесь, – Мбота сделал маленький глоток, не сводя с меня своих глаз. – Не обижайтесь на то, что я вам сейчас скажу. Хорошо?
– Не буду.
– Мы с вами отличаемся вот настолько, видите? Мбота приставил свой стакан к моему. В его бурбона было на полпальца, в моем – на палец.
– На полпальца? Да? – спросил я.
– Примерно. Но это только сейчас. А теперь мы с вами выпьем до дна. Оба.
Мы выпили.
– Теперь мы уже не отличаемся совсем, ни на сколько! – Мбота поставил стакан, ударил себя руками по мощным ляжкам и захохотал.
И все вокруг тоже.
– Это очень просто, команданте Бен, очень просто. Ваша эта… цивилизация – это как стакан, полный бурбона. А наша – всего лишь половина или, если вам больше нравится – четверть стакана. А сам стакан – это все, что было до цивилизации. С тех самых пор, как первый человек родился здесь, у нас, в Африке. Миллионы лет назад – на берегу Танганьики, или Ньясы, или Виктории… Они, эти миллионы лет, никуда не деваются, команданте Бен. Не так разве?
– Так.
– Ну а если так, то я выпиваю свою цивилизацию, вы свою, и мы оба остаемся голыми, ха-ха-ха!
Хор вторил.
– Ну что такое пять, четыре, три, две тысячи лет по сравнению с миллионами?! Ничто. Мы с вами оба – животные, команданте Бен. Только вы животное уже слишком домашнее, а мы – еще слишком дикое. Вот и вся разница. То есть – никакой разницы.
Моя гостиница удобно расположена – в даун-тауне, который здесь называется Baixa (то есть «низ») – район деловой и портовый.
Почти напротив отеля – Центральный рынок, где у меня назначена встреча с нашим агентом.
Утром следующего дня я туда и отправился. Пряные запахи, потные торговки, шум, гам, – идеальное местечко для обряда посвящения в шпионы. Время от времени я оглядывался, пытаясь определить, нет ли «хвоста». Вспоминаю, и становится смешно – какое ребячество! Я хоть и не был любителем шпионских фильмов, но видел их во множестве – в детстве на родине. Реальность, как водится, была существенно иной, нежели кино: в сутолоке африканского базара неофит вряд ли разобрался бы, следят за ним или нет. Я отыскал ряды, в которых торговали тряпками. Там, в третьей, если считать с северной оконечности рынка, лавке должен был меня ждать некий Симайо.
В лавке никого не было. Я занервничал – в самом деле, что теперь делать? Стоять ждать? Белому человеку у лавки с яркими и явно немужскими тряпками? Вот и торговки из соседних лавочек с интересом посматривали на меня. Они даже ничего не предлагали – что можно было предложить элегантному белому человеку в светло-бежевом «сафари» и в темных очках?
И я ушел, пошел дальше, решил сделать круг и, возможно, вернуться. Но метров через сто, когда я рассматривал безделушки явно туристического предназначения, меня окликнули сзади:
– Со Бен? Я – Симайо.
Я оглянулся: небольшого росточка человек, круглоголовый, какими бывали в детстве крашеные резиновые куклы-негритята.
– Не оборачивайтесь. Слушайте меня: повернете направо через десять метров, там, в конце ряда – небольшие ворота, это выход с рынка. Напротив него, на другой стороне улицы – кафе. Идите туда, я вас там найду, – сказал он скороговоркой, но, к счастью, я понял.
Я сел в кафе, внутри было жарко, но за столик на улице я сесть не решился. Заказал эспрессо. А вот и Симайо, он улыбался мне так, словно мы с ним друзья не разлей вода.
Он оказался вполне толковым парнем, насколько я успел понять. Симайо служил юристом в иностранном отделе министерства обороны. Курировал контракты с иностранными специалистами, и в том числе с советскими летчиками из президентского экипажа. Судя по всему, бардак в этом министерстве царил такой, что он был в курсе всех мало-мальски важных событий. Даже знал и график передвижений президента.
Симайо подтвердил, что через десять дней президент вылетит в Лусаку на переговоры с какими-то кубинскими генералами, потом он перелетит в Мбалу на саммит с парой-тройкой президентов соседних стран. После чего вернется в столицу.
– А вдруг он вздумает еще куда-нибудь? – спросил я.
– Это то, что я знаю, – не переставая улыбаться, сказал Симайо. – А что касается «еще куда-нибудь», то президент летит на маленьком «Туполеве», а не на большом «Ильюшине», на котором он летает далеко и надолго. Во всяком случае, министерству дано указание готовить эту машину.
– Вы хорошо знаете экипаж? – спросил я.
– Да, я знаком с обоими экипажами. И скажу, что летчики с «Ильюшина» серьезнее, чем с «Туполева».
– В каком смысле – серьезнее?
– У «Ильюшина» – очень строгий командир, он следит буквально за всем, как и чем их кормят, какие номера в гостиницах, следит за режимом. С ним много хлопот, чуть что – он скандалит и напрямую звонит президенту. «Туполевцы» – другие. Они и выпить любят, им плевать, где спать. Они даже, я знаю, просят селить их в гостиницу похуже, а разницу отдать наличными. Им главное – заработать. Веселые ребята. Они, кстати, в вашей гостинице живут. Я слышал, что ваш посол хочет этот экипаж поменять. Как это по-советски? Неблагонадежные?
– Так они точно полетят?
– Думаю, да. Если будут изменения, я постараюсь сообщить. Думаю, через неделю все будет ясно на 99 процентов. Ситуация такая, что президент не может не просить помощи у кубинцев.
– Но почему кубинцы не прилетят сюда? – спросил я.
– А это уже политика, сеньор Бен. Президент не раз говорил, что никогда не прибегнет к прямой военной помощи. Поэтому такие контакты держатся в строжайшем секрете.
– Ха-ха. Настолько строгом, что мне о нем рассказывает сам министр обороны! – воскликнул я и пересказал Симайо вчерашнюю историю.
– А это уже очень плохо, – ответил мой собеседник уже без тени улыбки.
– Впрочем, он был совершенно пьян, – сказал я.
– О, поверьте, я очень хорошо знаю генерала Онвалу. Да – он законченный алкоголик, но при этом всегда очень точно знает: кому, что и когда можно сказать.