Мальчик снова опустил голову и шмыгнул носом:
– Мы... Я и Рамиз, второй оруженосец сира Эдгара, мы могли бы разузнать, куда увезли пленника. Ведь Рамиз сарацин, а я... я выучил немного язык. Сир Эдгар учил его, и я тоже. И у меня лицо такое, что если надеть чалму, то буду как они... ну, почти... Мы бы поехали в Яффу и...
– И проникли бы во дворец султана, да? Выброси это из головы, сумасшедший мальчишка! Ты, кажется, хотел меня перевязать? Вот и перевязывай. Беренгария, помоги ему.
Ксавье опустился на колени, решительно приподнял окровавленную рубашку короля и, вытащив из ножен кинжал, разрезал наспех наложенную повязку.
– Ваше величество, рана очень глубокая, поэтому и продолжает кровоточить. Ее надо сперва зашить. Лекарь Леонард, тот, что сейчас возле раненых, учил меня этому. Еще когда мы стояли лагерем под Птолемиадой. Только для этого нужно прокипятить иглу и нитки.
– Прокипятить? – ехидно повторил Ричард. – То-то сам Леонард их часто кипятит! Чтоб мне тут же откусить себе язык, если я не видел собственными глазами, как он зашивал воину-шотландцу вспоротый живот с помощью иглы, которую вытащил из своего засаленного ворота, и ниткой, выщипанной из подола рубахи, которую он таскает с самого начала похода! Он говорит тебе, как НАДО лечить, а уж как сам лечит... Кстати, шотландец умер. Но не от той раны, а спустя месяц от какой-то дряни, что купил у сарацина и съел. Нечего есть тухлятину! Игла найдется в шкатулке королевы. Да, Беренгария? И шелковые нитки найдутся, к тому же чистые, как постель девственницы. Бери и шей. И помни, что через три-четыре дня эти нитки нужно будет вытащить из шва, не то он загноится. Так что не вздумай уезжать в Яффу!
– За три-четыре дня мы как раз и управимся! – прошептал мальчик, с необычайной ловкостью вдевая нитку в ушко поданной королевой иглы и вновь склоняясь над раной.
– Ты еще упрямее своего сеньора! Ты как моя матушка. Не даром она тебя так любит. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя туда с этим мальчишкой-сарацином?
– Рамиз предан сиру Эдгару. И потом, с нами хотел поехать граф Луи.
– Этого еще не хватало! Он-то куда со своими светлыми кудрями? Тоже мне сарацин!
Ксавье снова шмыгнул носом:
– Но ведь магометане носят чалмы. Волос-то и не видно. А глаза у него черные. Как у сира Эдгара. Ваше величество, вам ведь все равно нужно знать точно, где он, и... и жив ли он! Саладин уже не раз обманывал вас – ведь он убил христианских пленников куда раньше, чем вам пришлось перебить пленных сарацинов, а мы только теперь об этом узнали от тех, кого сегодня захватили в бою! Об Эдгаре наверняка будут знать многие из воинов и из приближенных султана. Но выведать это у них сможет только тот, кто хорошо знает язык. Рамиз как раз такой человек. А мы с сиром Луи помогли бы ему, если что...
Ричард наклонился и неожиданно, взяв мальчика за подбородок, заглянул ему в лицо. Ксавье вспыхнул, но не опустил глаз. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга.
– Слушай, – проговорил вдруг король, – а ты не боишься, что я позавидую сиру Эдгару? А?
– Нет! – голос оруженосца не дрогнул. – Вы в сто раз выше такой ерунды, как зависть. И потом, у вас тоже есть преданные друзья, преданная жена и самая лучшая на свете матушка! И вы не можете завидовать тому, что кого-то любят... Вас любят не меньше, а больше!
– И в самом деле... – Ричард усмехнулся, но тут же сморщился. – Слушай, малыш, ты что – решил вышить на мне герб или еще что-нибудь? Сколько раз можно тыкать иглой в живого человека? Заканчивай свое рукоделие. Жена, помоги наложить новую повязку и подай-ка мне чистую рубашку. Уже темно, и сегодня я хочу уснуть. А ты, Ксавье, помолись на ночь не только о сире Эдгаре, но если сможешь, и обо мне тоже.
Мальчик встал с колен и, уже дойдя до полога палатки, обернул к королю бледное лицо с полувысохшими полосками слез:
– Я каждый вечер молюсь о вас, мессир! И обо всех, кто бьется во славу Господа Нашего.
Глава шестая
Разделяй и властвуй!
В то самое время, как Ричард Львиное Сердце мучился мыслями о рыцаре, который принес себя в жертву ради его спасения, и переживал гибель одного из своих друзей, отважного Иакова Авенского, в то время, как герцоги и бароны, покинув церковь Богородицы, вновь принялись обсуждать, так или не так организовал армию перед сражением их предводитель, и не лучше ли было бы организовать ее по-иному (но как именно, никто толком сказать не мог!), в то время, как воины перевязывали свои раны и считали оружие, брошенное противником на поле битвы, – в это самое время в одном из шатров, установленных среди развалин Арсура, меж крепостной башней и довольно уютным садиком, где уже по-осеннему буйно цвели розы, помощник великого магистра Ордена и заодно предводитель отряда тамплиеров Ожер Рафлуа ужинал в компании человека, одетого в роскошное платье определенно византийского покроя. Этот человек походил на греческого купца, случайно занесенного в суровое военное время на некогда благословенную землю. Впрочем, вид у него был совсем не удрученный – ловкий купец умеет извлечь выгоду и из войны, а раз так, значит, товар у него как раз для войны и подходит.
И если бы этого человека, удобно расположившегося на пушистом персидском ковре, в тени большой развесистой сливы, увидал сейчас Салах-ад-Дин, то наверняка рассмеялся бы, подивившись его новому превращению. Потому что едва ли мог не узнать своего шпиона. То был Муталиб. Еврей, принявший ислам, а в нужное время надевавший одежду христианина, потому что в иной одежде появиться в Арсуре, только что взятом христианами, было бы попросту неблагоразумно.
Помощник великого магистра встречался с ним не впервые и, в отличие от Салах-ад-Дина, который до недавнего времени не догадывался, что его шпион шпионит еще и в пользу тамплиеров, отлично знал, что Муталиб служит не только ему, но и султану правоверных. Знал и был этим вполне доволен.
В обществе султана купец всегда подчеркивал, как строго он соблюдает все правила шариата. С Ожером Рафлуа ему не нужно было лицемерить, по крайней мере, в отношении этих самых правил, поэтому он с удовольствием пил вместе с магистром крепкое кипрское вино, привезенное еще из-под Акры. Правда, к ломтикам свиного окорока он при этом не притронулся, предпочитая закусывать жареными голубями, спелыми фигами и виноградом. За хорошим вином и доброй закуской разговор шел неспешно, и со стороны казалось, что эти двое говорят о чем-то совсем не таком уж серьезном. На самом деле они обсуждали то, что было важно для них обоих.
– Так он не согласен? Так тебе кажется? – спросил Рафлуа, задумчиво играя свисавшей с его шеи длинной золотой цепью.