2. Подвижный воздух (spiritus), оказавшийся запертым в этих промежутках, движется в большой тесноте и от трения разогревается, а разогревшись, расширяется и требует большего пространства; тогда он проламывает преграды и вырывается наружу ветром почти ураганной силы, поскольку он обрушивается сверху вниз, порывистым и резким, поскольку он не свободно течет по открытому пространству, но, отовсюду теснимый препятствиями, силой прокладывает себе дорогу в борьбе. Дует он обычно недолго, ибо облачная оболочка прорывается и все, что вмещалось в облаке, вырывается наружу. По той же причине он налетает бурным порывом, который нередко сопровождается огнем и грохотом в небе.
3. Бывает, однако, что соединяются вместе несколько произошедших таким образом порывов; такой ветер дует гораздо сильнее и дольше. Так, весной с гор текут сравнительно небольшие, хотя и бурливые потоки, пока каждый из них следует своим путем; но стоит нескольким потокам соединить свои воды, и они превосходят по величине настоящие, постоянно текущие реки.
4. То же самое вполне может случиться и с бурями; когда они разражаются поодиночке, то длятся очень недолго; когда же они объединяют свои силы, и потоки воздуха (spiritus), вырвавшиеся из разных сторон неба, сшибаются в одном месте, тогда они бушуют и сильнее и дольше.
5. Итак, ветер образуется, когда разрывается облако, а оно может порваться по самым разным причинам: иногда сквозь облачный массив прорывается воздух (spiritus), иногда воздух, запертый в полом облаке, бьется в поисках выхода, пока не прорвется наружу; причиной разрыва может быть и нагревание — будь то от солнца или от столкновения и трения друг о друга — тел большой величины.
Глава XIII
1. Здесь, пожалуй, если ты не против, можно остановиться и подумать над вопросом: отчего происходят вихри?
Реки, пока не встречают на своем пути препятствий, текут прямо и спокойно; когда же они натыкаются на какую-нибудь скалу, выступающую сбоку от берега, они поворачивают свои воды вспять и, не находя выхода, начинают вращаться по кругу, как бы всасывая сами себя; так образуются водовороты.
2. Так и ветер: пока ему ничто не мешает, он свободно течет, растрачивая свои силы. Но когда он налетает на какой-нибудь утес или попадает в теснину и оказывается сжатым в узком и наклонном канале, тогда он начинает быстро вертеться и образует нечто наподобие тех водоворотов, в какие закручивается вода.
3. Такой вертящийся, кружащийся вокруг одного места и сам себя увлекающий в своем вращении ветер и есть вихрь, или смерч. Когда он вращается дольше обычного и с особенно бешеной скоростью, он воспламеняется, и возникает то, что греки зовут πρηστῆρα, то есть огненный смерч. Ветры, вырывающиеся из облаков, — самые опасные: они срывают корабельные снасти, а иногда поднимают в воздух целые корабли.
4. Кроме того, есть еще ветры, порождающие ветер другого направления; воздух, приводимый в движение таким ветром, летит не в ту сторону, куда дует сам ветер.
По этому поводу я могу высказать вот такое соображение. Когда капли [на какой-то поверхности] уже склонились вниз и потихоньку ползут, еще нельзя сказать, что они стекают. Только когда несколько капель сольются вместе и объединят свои силы, о них говорят, что они текут. Так и здесь: пока в разных местах происходят легкие движения воздуха, это еще не ветер; ветер появится тогда, когда он соберет все эти движения и объединит их в один порыв. Движущийся воздух (spiritus) и ветер различаются по степени: сильное движение воздуха (spiritus) — ветер, а легкое течение — просто движущийся воздух (spiritus).
Глава XIV
1. Теперь вернусь к тому, о чем я упоминал вначале, — что есть ветры, дующие из пещер и подземных глубин. Земля не уходит вглубь сплошным плотным монолитом: во многих местах она полая, «изрытая слепыми норами»[442], которые кое-где заполнены водой, а кое-где пусты и сухи.
2. И хотя там нет света, позволяющего разглядеть разновидности воздуха, я осмелюсь утверждать, что там во тьме бывают и облака и туманы. Ибо и над землей они бывают не оттого, что мы их видим, но мы видим их оттого, что они бывают; да и рекам под землей нисколько не мешает быть то обстоятельство, что их не видно. Мы можем быть уверены в том, что там текут реки не меньше наших, одни — тихо и плавно, другие — с бешеным ревом несясь по неровным местам. Так что же? Разве не следует допустить, что там есть и озера, непроточные стоячие воды?
3. А если есть, то они непременно должны отягощать испарениями воздух, а отягощенный воздух будет склоняться вниз и вытеснять другой воздух, создавая тем самым ветер. Мы узнаем об этих ветрах, вскормленных во тьме подземными облаками, тогда, когда они накопят достаточно сил, чтобы вырваться на поверхность, разрушив преграждающую им путь землю или найдя какое-то отверстие.
4. Известно, что под землей много серы и других не менее горючих веществ. Когда движущийся воздух в поисках выхода протискивается по таким местам, он не может не воспламенить их уже одним своим трением, а когда пламя разгорится шире, даже остававшийся до тех пор неподвижным воздух станет от тепла тоньше, придет в движение, загудит, загрохочет и буйно ринется на поиски выхода. Но на этом я остановлюсь подробнее, когда займусь вопросом о землетрясениях.
Глава XV
1. А пока позволь мне рассказать одну историю. По словам Асклепиодота, Филипп однажды отправил огромное количество людей в старую, давным-давно заброшенную шахту выяснить, в каком она состоянии и есть ли еще металл — оставили ли древние корыстолюбцы хоть что-нибудь потомкам. Они спустились, захватив светильники и запас масла к ним на много дней; шли долго, устали и увидели огромные реки и обширнейшие стоячие водохранилища, не уступающие размерами нашим, причем нависающая сверху земля нисколько их не сжимала, и воды их лились вполне свободно. Людям такое зрелище внушило немалый ужас.
2. А я прочел этот рассказ не без удовольствия. Ибо из него видно, что пороки, которыми страдает наш век, не новы, а унаследованы нами от древности; что наше поколение не первое, кого алчность заставляет рыться во тьме в каменных внутренностях земли, подбирая все, что плохо лежит; что те самые наши предки, кому мы не устаем петь хвалы и жаловаться, что мы так на них не похожи, в надежде поживиться под корень срезали горы и не жалели жизни ради возможной прибыли.
3. Задолго до царствования Филиппа Македонского были люди, спускавшиеся в поисках денег на дно самых глубоких подземелий. Добровольно, в здравом уме и трезвой памяти свободные люди переселялись в пещеры, никогда не знавшие различия дня и ночи. Какое упование заставляло их повернуться спиной к свету? Какая нужда так согнула человека, обращенного к звездам, зарыла его в землю и заживо погребла в ее сокровенных недрах, сделав добытчиком золота, обладать которым не менее опасно, чем его искать?
4. Ради него он стал прорывать, как крот, подземные коридоры, пресмыкаясь в грязи в поисках сокровища, которого там скорее всего нет, потеряв счет дням, забыв, что есть на свете вещи лучше золота, иной природы, от которых он отвернулся. Разве есть мертвец, на кого земля давила бы такой тяжестью, как на этих несчастных, погребенных под чудовищными завалами, обрушенными на них корыстолюбием? Алчность лишила их неба и закопала туда, где гнездится ядовитая нечисть. Они дерзнули спуститься туда, где все устроено иначе, все незнакомо; где сверху нависает земля; где проносятся в пустоте слепые ветры; где из жутких источников льются никого не поящие воды; где царит чужая, бесконечная ночь, — они испытали все это и после этого еще боятся ада!