Читать интересную книгу Пулковский меридиан - Лев Успенский

Неполный месяц висел над спящим за водной гладью Питером. По поверхности залива бежала от него зыбкая полоса. Смеркалось все сильней. Залив казался таким теплым, вода такой спокойной, что ребята решили искупаться.

Минут через десять, выйдя из реки, они заскакали было на одной ножке, вытряхивая воду из ушей. Вдруг Оскар Крузе остановился, как стоял; он так и застыл с поднятой в воздухе ногой. Встряхнув головой, он напряженно вгляделся в кусты, подступавшие здесь почти к самой воде.

— Ты что, Оскар?

— Как будто костерчик… вот — горит… там в кустах. Не видишь? — неуверенно показал пальцем Оскар.

Женя и Вова сощурились.

— Да, как будто… Вон, вон!.. Вроде дымок тянет. Ну, а что из того?

— О, надо потихоньку по кустам подойти, поглядеть, — серьезно сказал Оскар. — Кто это там есть? Может быть, какая шпана? Тогда надо старику сказать: хорошенько лошадей караулить.

Сразу стало интереснее.

До кустарника было недалеко. Затаив дыхание, ребята приближались шаг за шагом к тому месту, где, повидимому, и на самом деле горел костер. Постепенно они начали различать какое-то бормотание, негромкий разговор двух или трех человек. Скоро можно было разобрать отдельные слова. Еще несколько шагов, и мальчикам пришлось остановиться. Люди, разведшие костерок, поместились за небольшим кустом, росшим посредине довольно обширной лужайки. Мальчики доползли до ее границы. Дальше двигаться, не выдавая себя, было уже невозможно. Они замерли.

Впереди в полумраке рисовалась темная группа ольх. Похоже было на то, что за нею сидят три человека. Двое из них говорили, третий подавал только редкие и краткие реплики. Опустившись на колени, мальчики стали прислушиваться. Рты их раскрылись, глаза разбежались вкось.

— …еще какое удивительное счастье, что он никого из нас не выдал, — хмуро сказал басистый и хрипловатый голос. — Ума не приложу, как он всех нас не утопил!

— Ну, — ответил другой, — ты, чёрт знает, какого мнения обо всех нас. Что же, в случае чего ты и сам, что ли?.. — Конец его фразы унес ветер.

— …совершенно другое дело… — послышался несколько секунд спустя опять недовольный голос первого. — Чека, брат, шутить не любит. А мы? Много ли среди нас идейных? Раз-два и обчелся. Я вон в Гельсинках недавно с одним бриттом поговорил, так он… Доллары, доллары — и конец. Вот его вера!

Кто-то закашлялся там за кустом. Стало невозможно услышать что-либо. Вова Гамалей оглянулся на своих товарищей. Женька тоже покосился на него. Оскар Крузе, став на колени и на руки, наморщив лоб, напряженно слушал. Звуки стали опять доноситься яснее…

— Да брось ты, не таранти! — досадливо огрызнулся первый. — Ты, чёрт тебя дери, вообще сидишь тут в Питере, как у Христа за пазухой, а дело-то делаем мы. Вон он недавно откуда пришел? Сколько ты по лесу шел, Маленький? Видишь — две недели! А я сегодня уйду… Ты спать дома будешь, а меня нелегкая через границу понесет. Но разве мы от дела отказываемся? Давай дело, конкретное дело! Как у Каплан, как у Канегиссера.[33] Мост взорвать — пожалуйста! Водопровод отравить! Я не спорю. Но так вот, дурацкие письмишки носить… Нет, с меня хватит: в последний раз несу… — «Так помни: прямо, против красного дома… Стоит баржа, и под ней…»

Он, должно быть, хотел еще что-то добавить, но вдруг остановился:

— Тс!.. Тише! Что это?..

Вовкино сердце, да, вероятно, и сердца остальных опустились: «Ой, услышал!»

Но на их великое счастье, говоривший услышал совсем другое. Старик, видимо, соскучился в одиночестве. Он вдруг громко, гнусаво, не в тон и не в голос запел там, у палатки:

«На возмо-орье мы стоя-а-а-ли, д-на ерманской стороне!..»

Ни Вовка, ни Женя Федченко, ни Оскар Крузе не успели даже испугаться. За кустом раздалось приглушенное восклицание: «О, ч-ч-чёрт!» Во все стороны брызнули искры полена, должно быть некстати задетого ногой. Донесся слабый шорох. И все смолкло.

Женя Федченко перевел дух. Глаза его широко открылись.

— Ребята, — задохнувшись, все еще шёпотом выговорил он. — Что же это такое? По-моему, это — контра? Шпионы! Что ж делать-то теперь? А?

Взрослому и толковому человеку очень нетрудно было решить, что здесь следовало делать. Нужно было немедленно скакать до ближайшего отделения милиции, поднимать тревогу. Дело могло оказаться важным. Но на Фаддея Герасимовича Муравьева, конюха, бывшего курьера Министерства торговли и промышленности, принесенное запыхавшимися мальчишками известие не произвело никакого впечатления.

— Еще чего не хватало! — без тени беспокойства и даже без насмешки отвечал он, подкладывая новые камышинки под воркующий чайник. — А ну вас! Выдумаете. Говорят! Мало ли кто теперь чего говорит, Языки всем не отрежешь.

— Дядя Федя! — чуть не плача, волновался Женя. — Да ведь вдруг это и верно — шпионы…

— Пошел ты! Как раз, дожидайтесь! Дам я вам по пустякам коней гонять. Лезьте в палатку, спите, покуда я сижу. А то скажу Ивану Христиановичу, он вам покажет шпионов. — Нечего, нечего! — с досадой бормотал он. — Выдумают! Кто вам, таким шпингалетам, поверит? Что вы слышали? Тьфу! В шею вас прогонят. Шпионы! Вот утром приедем — бегите, рассказывайте сказки. Сопли-то вам утрут. Ишь — молокососы: шпионы!

Мальчики уже давно сдались. Они, встревоженные и неудовлетворенные, ворочались в палатке на кошме, тщетно стараясь заснуть, а небритый старик все еще кашлял и хрипел у костра, то куря, то выколачивая трубку, и, не переставая, ворчал.

«Пожалуй, и верно — утром лучше, — засыпая, думал Вова. — Пойдем в милицию, расскажем…»

Но утром произошло событие, резко осложнившее в их глазах всю эту историю.

Едва проснувшись, они сейчас же побежали осмотреть на свету место происшествия.

В кустах стояла знобкая сырость. Вчерашние их следы были еще заметны на росистой траве. Вот здесь они ползли. Вот тут сидели в засаде. Вот та лужайка. Бот куст в середине. Тихо, ребята!

За кустом было совсем маленькое кострище. Трава вокруг примята; валялись две пустые консервные банки без этикеток, несколько окурков, клочки газетной бумаги… Довольно ясный след вел отсюда в гущу кустов, в сторону Лахты, вдоль берега.

— А ну-ка, пройдем немного! Куда они?

Осторожно они тронулись по следу. Немыслимо было понять, один тут прошел или двое… Нет, как будто несколько: местами следы двоились, потом соединялись опять.

Ребята пересекли сырую песчаную площадь. Внезапно она кончилась. Стало суше. И здесь-то вот Вовка Гамалей, не удержавшись, вскрикнул. Глаза его раскрылись от неожиданности и удивления. Перед ним на земле, между наполовину зарытой в песок перламутровой ракушкой и двумя крошечными дохлыми рыбками, был четко отпечатан след небольшого солдатского сапога. С перегнутой пополам и вдавленной в каблук подковкой. Тот след! След из пещеры!

Вовка оторопел. Как? Почему? Как он попал сюда, за полтораста верст, в город?

Оба товарища, как только выяснилось, что озадачило Вову, выразили некоторое сомнение. Да не может быть, чтобы это был тот же самый! Мало ли на свете одинаковых каблуков? Ну еще кто-то сломал так же накладку…

Но Вовка не хотел отступать.

— Ну что ты глупости говоришь! — сердито огрызнулся он, садясь на корточки над следом. — Да я же вам говорю — тот! И винты так же, и вот эта дырка… И тут два гвоздя царапают…

Мало-помалу остальные двое заразились его уверенностью. Да и что могло быть увлекательнее? Сама собой получалась замечательно сложная игра. Теперь уже волей-неволей приходилось довести дело до конца: итти, насколько можно, по этому таинственному следу. Вернее — по двум или трем следам, один из которых был совершенно особенным.

Так они и сделали.

Следы миновали бухточку, снова углубились в кустистый луг, вышли к шоссе недалеко от мостика, там, где оно близко подходит к железнодорожному пути.

Тут, повидимому, вспугнутые Фаддеем Герасимовичем, люди успокоились, остановились. Не переходя дорожной насыпи, они задержались немного, поговорили (рядом в траве лежал еще один недавно брошенный окурок) и потом разошлись. Один, тот, у кого был самый крупный и самый глубокий след, повернул влево, к Лахте. Двое других, в том числе обладатель сломанной подковки, выйдя на шоссе, двинулись к городу. И вот здесь, на булыжной, каменной поверхности шоссе следы пропали.

Женька надулся. Что до Вовочки, то, как говорится, невозможно было описать его отчаяние.

Однако делать нечего. Они облазили всю окрестность на добрые полкилометра кругом: ничего нигде! Рубашка шоссе была каменной и пыльной; обочины — сухими, твердо убитыми. Следы, — а в том числе и таинственный ижицеобраеный след сломанной подковки, — исчезли безнадежно и окончательно. Сложная игра кончилась, не успев развернуться.

Разочарованные, ребята попрощались с Оскаром: Оскару Крузе надо было возвращаться к старику гнать лошадей к дому. Приуныв, они прошли мимо буддийского храма, вышли на Новодеревенскую набережную. Женя отсюда решил направиться прямо на квартиру Крузе, где они оставили велосипеды. Вовочке пришла в голову мысль, раз уж он попал на Петроградскую, зайти на Песочную улицу к тете Лизе Трейфельд: из всей семьи Трейфельдов он любил только ее и дядю Колю…